Царевна-лягушка 18

Царь,  внешне презентабельный мужчина,
Весьма сварливым нравом обладал,
А три его неполноценных сына
Все время вынуждали на скандал.

Будь помоложе, да побольше сил бы,
Да не родня покойницы-жены,
Чем породил,  так тем же и убил бы! -
Настолько злили старого сыны.

Царь ключницу "попахивал" порою,
Не то чтоб там почуять благодать,
Та приступы гасила геморроя,
Да и совет могла полезный дать.

Старуха власти всей душой желала,
Сынки несли угрозу и урон...
И вот, два этих шатких маргинала
Решили, как обезопасить трон.

С утра не пивший,  хоть душа горела,
Царь в чистом вышел - форменный пижон:
"Берите луки, - говорит, - и стрелы
И в стороны своих стреляйте жён.

Сыночки, сплошь танцоры и поэты,
Могли дивиться,  но не удивлять.
Стрелки из них,  как из говна конфеты,
Ан, тут же побросались вдаль шмалять!

Как три щенка,  три резвых инвалида,
Три лука натянули от души.
И вдаль три северги ушли из вида...
Стрелки - дерьмо,  да стрелы хороши!

Назвав затею, мысленно, ошибкой,
Сынов - ослами,  ключницу...  на "ять"...
Царь сплюнул,  матюгнулся,  но, с улыбкой,
Отправил дурней суженых искать.

Над старшим сыном поглумилось лихо,
К невзгодам он привычный, черт возьми!
С собой привел наследную купчиху,
Сиротка,  вроде, но с тремя детьми.

А, средний слыл счастливчиком не даром,
Уж, раз не сгинул столько лет подряд.
Стрела его влетела в дом к боярам,
Кровиночке их распорола зад.

Такой толпою,  боевым порядком,
Пришли,  момент для лести улучить...
Царь всех прогнал,  лишь приказал им кратко:
"Детей заткнуть,  а жопу залечить! "

У "желтой" прессы появились темы,
Скрывал по летописцу каждый куст.
Однако,  брата младшего проблемы
Электората не сходили с уст.

Сочувствие сплелось на обормоте,
На топи, с ветром, унеслась стрела.
Пропал несчастный? Сгинул на болоте?
Куда его судьбина занесла?

А, младший битый час ходил кругами,
Хотя стрелу нашел скорее всех.
Её лягушка с круглыми боками
Зажала в лапах,  подавляя смех.

В конце концов,  последний круг скривился,
Пришел царевич к центру по дуге,
Лягушку взять в ладони наклонился,
А та в ширинку влезла по ноге.

Минуты больше что-то там случалось,
Он охнул,  будто в чем-то утвердясь,
Такой она пригожей показалась,
Каких он и не видел отродясь.

Насыщенность багульных испарений,
Усталость,  юность,  близость липких тел...
Царевич без особенных борений,
Решил,  что он нашел,  кого хотел.

Сказать, что царь невестке удивился?
Так, вроде нет,  особо не не орал,
Лишь молвил: "Ты совсем мозгов лишился?
Посол французский пять таких сожрал!"

"Я тверд, отец, она теперь царевна!"
"Как скажешь, только...  место ей - в пруду!
Ходи на пруд! Люби,  хоть ежедневно!
Напрыскай в басурманскую еду."

"Все решено! Судьбу свою я встретил!
Пытай её,  как всех, пусть победит."
Ни слова царь на это не ответил:
"Чего она, - подумал, - нам родит?"

Прокляв болотных тварей вероломство,
Назад вернулся, к ключнице своей.
А,  поутру,  чуть свет, созвал потомство,
Испытывать супружниц сыновей.

Махнул стакан,  для снятия нагрузки,
И высочайшей волей повелел,
Сготовить ему к вечеру закуски,
А то, в запое, мол, давно не ел.

Две старшие невестки взялись споро,
Вещал триумф кастрюль тревожный бой.
Лягушка,  отвергая разговоры,
Опять Ивана заняла собой.

А, он, своей супругой покоренный,
(Та привнесла в постель БДСМ)
Счастливый, пылкий, удовлетворенный,
На поваров закинул груз проблем.

Пусть гусь летает, а собака лает,
Доверить профи,  проще говоря.
На кухне знали, что монарх желает,
Состряпали закуску для царя.

И вот,  на фоне трона и натуры,
Когда по чарке разобрали все,
Выносят из лягушек блюда дуры:
На вертеле и лапки фрикасе.

Всех вывернуло! Облажались дочки!
Тут положенье младший спас сынок,
Подали вмиг: селедочку,  грибочки,
Укропчик, маринованый чеснок.

Тушеная форель в смороде красной,
Бараний бок, уха из осетра...
Изысканно все,  сытно и прекрасно...
На козырях закончилась игра.

Царь гулко отрыгнул: "Вот, это баба!
Ванюшка выиграл, сплетникам назло!
Меня любовь,  и то, коснулась слабо,
Обжег язык, а на душе тепло!

Как-будто бы наелся не в желудке,
А где-то ниже, но стремится ввысь...
И молодость какая-то в рассудке,
Глаза блестят и яйца напряглись.

Вся эта старость - форменная глупость!
Я укрепить еще способен власть!" -
И руку сунул,  яйца вновь пощупать.
И морда вся в улыбке расплылась.

"Ну,  что ж, теперь задание второе:
Супруги ваши к завтрему утру
Подушечки сошьют для геморроя
На коих можно отдыхать в жару".

Двор царский снова в пьянство окунулся,
Развратом день надеясь завершить.
Иван к себе расстроенный вернулся,
Решая, кто ж подушку будет шить.

Вошел и обмер: "Что за королева?!"
Упала челюсть,  рот не запахнуть.
Лежит нагая на постели дева,
От шкуры захотела отдохнуть...

Визг тембру придавал щенячьей фальши,
Предатель-голос подло завилял:
"Ты не могла такою быть пораньше?
Я так тебя себе и представлял? "

Их секс,  частично ритуалом ставший,
Невесте новой больше был к лицу.
Иван-царевич,  несколько уставший,
Опять вернулся мыслями к отцу.:

"Власть укрепить?  И яйца молодеют?
А, дальше что? Даст ключнице под зад?
А, если кто подушечку содеет?
С плеч головы фонтаном полетят!

Не сдерживаемый контролем жопным,
Он лосем брачным кинется вперед...
Обнюхается чем-то психотропным,
Себе мою невесту заберет.

Страна от его глупости устала,
Товарищи с ревкома ждут давно,
И время революции настало...
"Прости, пожалуй, батя! Жизнь - говно!"

Любимой свои мысли открывая,
Знал, не поймет, по недостатку лет.
Но,  та достала,  вдруг,  из каравая
Две ленточки, наган и партбилет.

Лягушка оказалась агентессой,
А за стеной сигнал ждал полк крестьян.
Хотя,  ей быть понравилось принцессой
И был уж больно по сердцу Иван.

Стране путч обошелся легче клизмы,
Престолу он,  конечно, навредил.
Республика с чертами коммунизма...
А, суд Ивана, все же,  посадил.

Всю царскую семью в Сибирь сослали,
Как не крути, враги и есть враги.
В пути две свадьбы старшие сыграли,
А после царь скончался от цинги.

Иван "двадцатку" отсидел и вышел,
Принцесса его с верностью ждала,
Хотя, после ревкома, как он слышал,
Лишь трахалась за деньги,  да пила.

Нашел ее,  потратив сил не мало,
Заплаканной и мертвой на полу.
К груди она руками прижимала
Обшарпанную старую стрелу.