Официальное обращение

Про тебя прочитал я многое, и не только в твоих сочинениях,
Про тебя говорила бабушка, и шептала когда-то мать,
Я все детство провёл в агониях, в невозможных безумных стремлениях,
Я мечтал об одной лишь радости: научиться тебя узнавать.

Узнавать тебя в ливне яростном, в первых солнечных лучиках мая,
В детском смехе, забавном и радостном, в песнях древних своих стариков.
Я учился искать тебя в городе на окраине бедного края,
Где безумный смеющийся ветер разбивает всю бренность оков.

Я нашёл. Я почти заметил, я готов был поклясться, что временно,
Так случайно и ненамеренно я увидел тебя в лучах.
Я шагал, я бежал, я летел к тебе так безропотно и уверенно,
Я не видел растяжек времени и забыл, что такое страх.

Но когда я дошёл до края, до черты, что за дверью кроется,
Что закрыта была для бабушек, и о чем не шептала мать,
Я увидел людей страдания, тех, что вечно слезами моются,
Тех, кто вечно по миру скитаются и не могут на нас уповать.

Я увидел, как гибнут дети, позабыты да позаброшены,
В металлических маленьких камерах, что бывают на автостанциях,
Я увидел воюющих мальчиков, лица - ужасом перекошены,
По рукам текут реки красные, с автоматом в зажатых пальцах.

Я увидел костры горящие, где сжигались творения гениев,
Где визжали от боли девушки, не умевшие колдовать.
И болели, и гибли сотнями; так, миллениум за миллениумом
Позволял ты безвинно брошенным от красотки-чумы умирать.

И спросил я тебя, ты помнишь? Помнишь, как я кричал в агонии,
Как просил я спуститься и праведно, без уловок мне все сказать?
Криком я, в полнейшем отчаянии, заглушаемый плачем и стонами,
Я просил, я молил тебя, помнишь? Я просил об одном: не врать.

Я просил показать мне истину, рассказать, как же так получается,
Что убогие и бесправные заставляют тебя молчать?
Почему кто-то здесь - улыбается, верит в лучшее, поклоняется,
А другие - без хлеба и матери должны от кошмара страдать?

Ты молчал. Ты молчал, и казалось мне, что тебе непосильным видится
На секунду свой взор на все это безобразие обратить.
Взор твой - чистая вечная истина, но в момент твои губы кривятся,
Стоит мне на секунду задуматься и тебя за грехи покорить.

Ты нам ведаешь: все образуется, слушай слово моё отеческое,
Всем воздастся по их страданиям, по заслугам и по делам.
Есть в тебе хоть немного вечного, неизжитого, человеческого?!
За ответ, за чистейшую истину я всю душу тебе продам!

Ты же видишь! Ты слышишь! Ты сам же все придумал и сделал по правилам,
Мне так ведала в детстве бабушка и шептала тихонько мать!
Только вместо чудного спасения вижу я беспросветное варево,
Заварил его ты, с облегчением завещав его нам разгребать!

...Он походкой уставшей и шаткой, пот со лба утирая ладонью,
Оперевшись на длинный свой посох, к вопрошавшему подходил.
Опустил ему руки на плечи и промолвил: «Тебе так больно,
Ноги в кровь ты избил по дороге, ты теперь здесь совсем без сил.

Ты искал меня в каждом праведном, в каждом доме и в каждом веке,
Я пришел к тебе, сын мой, радуйся, я отвечу тебе теперь.
Расскажу я тебе историю: я однажды создал Человека,
А такими, как видел ты ранее, не придумывал я людей.

Вам завещано было: делайте для других только то, что желанно,
Возлюбите родного-ближнего, как вы любите все себя.
Что же вижу? Вы горьким племенем рветесь в бой и войну кровожадно,
Ничего пред собой не видя, никого вкруг себя не ценя.

Вы беду навлекли и множите из нее сотни тысяч бед,
Вы без повода не поможете, помогать уповая мне.
Вы по кругу ошибок ходите много сотен и тысяч лет.
Жизнь я дал вам на редкость сложную, но простой ее делать тебе.


Вы легко от меня отмахнулись, и науке кричите виват!
Тут же — в слезы, «за что нас оставил, неужель не вели постулат?»
Я вас создал другими... И что же? Вы в порок обернулись в сто крат.
Дай и ты мне ответ, сын любимый, мне скажи: в чем же Я виноват?