Где-то здесь сотворён человек

Судя по этим мудрым, с кровинками, глазам,
в черепе спрятан старый вонючий мозг,
забуревшая сердцевина бывалого древа,
каменная подошва рассыпающейся горы.
Хозяин, стыдливый грубый дичок,
черепаха в скорлупе, младенец в матрёшке,
кроется под серой основательной кожей
меж прутьями рёбер в паутине нервов.
Много дежурных скрипичных истин
в музыкальной коробке безупречного черепа –
горькая чаша лесного безумия,
душевные шестерёнки заводной страны.
Порохом, облаком, курносой истерикой
хозяин выбирается на поверхность ума
в неоткрытую матрицу, в преисподнюю явь
и зорко спорит с небытием.
Сиротливее и безрассуднее то,
что в этом вязком трепетном мясе,
в томной слизи, в инстинктивном железе
спрятан мой несказанный брат.
Мой человек, моё боление,
мой неразменянный вопль смерти,
осеннее дыхание в свежей постели,
солнечные качели, поднимаемые ветром.

Небо в окно и деревья на дворе
говорят мне:
«И ты будешь таким».

Сплетения смелых животных тел
и язык в мозгу
говорят мне:
«И ты будешь таким».

Предчувствие краха и тоска средь праздника
говорят мне:
«И ты будешь таким».

Погоны архангелов с резиновыми мечами
говорят мне:
«И ты будешь таким».

Я такой. Я уже там. Я как вы.
За треском извилин, за снегом потерянных гор,
за тщедушным журчаньем цветного ручья,
за синим отвалом, за чёрною немотой…
Шершавым взмахом подневольного мужика
брошено зерно синичьей пшеницы,
выращен хлеб, из глины которого
будут кости, мясо, желания…
И ты снова свеж и томишься в яслях,
поднимаешь радость внезапного утра,
пьёшь слепое молоко прощения,
остываешь от зимней загробной речи.

Но пока
смотри в эти налившиеся ложью глаза,
трогай кору непонятного дуба,
не входи в простые ворчливые правды,
обрекайся ошибками,
зубри любовь.

Ведь ты угоден тем, что дышишь,
веришь-не веришь, молчишь без умолку,
смеешь о счастье, чуешь о совести
и жадно хранишь того, кто в тебе.