A Boy With a Silver Spoon In His Mouth

Книга о Серебряном тролле

Передачи Дмитрия
лучше, чем поллитрия.

Азы, буки,  в е' д и,  я...
это ж гипнопедия.

Под его мелодии
сонное бесплодие.

А приедет к нам Деметр,
сразу видно, это мэтр.

Далеко, за километр,
слышен-виден спорный ветр,

что разносит наши споры,
семена и разговоры.


27 апреля 2017 года в фонограмме, сбацанной в США, Д. Л. Б. набросился на социальные сети ''ВКОНТАКТЕ'', ''Живой Журнал'' и фейсбук:
«Это имитационное общение.»
«Стихотворение не должно выкладываться,
МОЛЧИ, СКРЫВАЙСЯ И ТАИ. Не говорите о себе, не давайте ''им'' материал. Почему частная жизнь должна выставляться на всеобщее обозрение?!»

Если бы наш гуру вспомнил Стихиру или там проза.ру, то и их бы сжил со свету, зуб даю.
Нет, только Дмитрию Львовичу полагается и разрешается вбрасывать в общественное поле свои высокоталантливые вирши и печатать свои
бесконечные тексты. Ну, и одобренным им самим борзописцам и поэтессам.

Почти ахинея от почти что еврея.

Красота спасёт мiръ.
Но красота—это здоровье.
Значит, будьте здоровы, и мiръ уцелеет.

Дм. Быков резюмирует: «Если Бога нет, то жизнь бессмысленна.»

Узко мышление отпрыска Льва Зильбертруда, однако.
И жизнь бессмысленна, и Б-г есть. Но не про нашу честь.
А во славу Г-спода, создателя и созидателя.

Двенадцатого мая Зильбербыков вдруг нашёл забавным, что в Калифорнии есть Себастополь.
"День Победы я встретил в Севастополе. («Здесь тоже есть такой город Севастополь, который стоит на Рашен-Ривер. Это такой пригород Санта-Розы, непосредственно в окрестностях Сан-Франциско.»)"

Не Севастополь, как он пытается своих слушателей убедить и неверно заучить, а Себастополь.
Но есть связь многочисленных Себастий, находящихся в Калифорнии, Крыму и еврейской Самарии. Старогреческое слово «Себастия» означает «августейшая» на золотой латыни.

А вот ещё пример чрезвычайного глубокомыслия выросшего вундеркинда:
“Чего бы там они ни думали, каких бы они ни принимали новых информационных стратегий до 2028 года, каких бы они ни рисовали себе скреп и цифр, совершенно очевидно, что власть в её нынешнем формате уже доживает последние месяцы. Она после 2018 года или ещё до 2018 года будет переформатироваться довольно серьёзно всё равно. Это очевидно. Что здесь послужит триггером? Не знаю. Выход или невыход людей на улицу 12 июня? Очередной запрет на любые публичные митинги под предлогом спортивной безопасности (у нас же спорт теперь — разновидность войны, такая самая мирная и самая гуманная)? Это может оказаться, например, и любое экономическое событие. Это может оказаться и что-то связанное с выборами. Но ясно совершенно, что клинч этот есть и какое-то переформатирование будет. Сверху или снизу — мы увидим. Но нас ожидают довольно серьёзные катаклизмы.”

Как говорили Васисуалию Лоханкину: «Всех, всех ожидают!»
Баловень Быков вещает:
“И по большому счету сейчас надо думать о другом — надо думать о том, какой будет концепция войны и Победы, когда мы будем по-новому, объективнее, умнее, взвешеннее относиться к российской истории, когда перестанут быть запретными споры, когда перестанут быть табуированными факты, когда события с 39-го года по 41-й попадут в поле публичного обсуждения, когда будет скорректирована цифра погибших. Потому что мне кажется, что 42 миллиона — это тоже какое-то неадекватное завышение. В любом случае эту цифру и её источники надо обсуждать. Как бы это всё ни было — завышение, занижение, корреляция — это всё должно оказаться в поле публичной дискуссии.
И в ближайшее время это всё произойдёт. А дискуссии нынешние станут нам казаться такими искусственными, такими навязанными, что просто невозможно будет об этом говорить всерьёз. То есть сейчас надо действительно сосредоточиться на будущем, попытаться понять, как вот я два года, пока писал «Июнь», пытался понять, что привело к войне, что привело к ней на уровне внутреннем.
Ну, дело в том, что так называемая «О-трилогия» («Оправдание», «Орфография», «Остромов») — это была попытка разобраться во внешних событиях двадцатых годов, условно говоря. А сейчас в «И-трилогии» («Икс», «Июнь», «Истина») меня интересует то, что делает с человеком история на уровне частном, ну, внутри человека, к чему она приводит: как меняется любовь в зависимости от истории, от контекста, как меняется самоощущение. И вот я пытаюсь понять сейчас, какова будет концепция войны на уровне частного человека, что мы будем о ней думать, как мы будем её представлять. Вот об этом, мне кажется, имеет смысл сейчас говорить.” Вот пример безудержной графомании графоманьяка.Покупайте его книги и читайте до посинения. Почернение же этих книг наступит нескоро, это зависит от бумаги.
Ещё цитата:
“Понимаете, ведь это же всё не шутки. Это всё только кажется, что вот смешное, такое затянувшееся, затхлое время, такой условный приговор сплошной — ну, как в случае с ловцом покемонов. Вся Россия получила такой условный приговор: она как бы есть и её как бы и нет на интеллектуальной карте мира, на эстетической карте. Это довольно унизительное состояние. И самое ужасное, что ведь многие-то не доживут. Многие не дожили уже. Они так и ушли в ощущении, что это навсегда. И для них это будет навсегда, как и для людей, которые не дожили до Победы. «Я убит и не знаю — наш ли Ржев наконец?».
Можно с абсолютной точностью сказать, как будет эволюционировать Россия после этой эпохи. Можно предвидеть, как будет выглядеть и оттепель, и какие силы она вытащит на свет, и как мы будем противодействовать этим силам. Это всё совершенно очевидно. Ну, потому что любая жизнь состоит из вызовов и борьбы, а не только из летаргии, в которой мы сейчас существуем. Но ужас-то в том, что очень для многих будущее не наступит. Так что это не безобидная вещь — зависание страны на 20 лет вот в таком состоянии.”

Ну, это сущее безобразие, скармливаемое необразованной молодёжи. Жрец знает то, чего вы не знаете; Быков думает о нас.

А вот наш прорицатель наклепал:
“Грех сказать, я довольно многое предвидел из этого. У меня была такая сказка «Точка Джи» о том, как нашли точку, нажали на неё — и дальше страна 20 лет во сне повторяет: «Что воля… что неволя… всё одно…». Это всё было очевидно в 2000 году, хотя с Путиным многие, в том числе и я, связывали определённые надежды. Но и надежды, и угрозы были одинаково рациональные, одинаково понятные. Всё, как всегда, пошло не по худшему, но по плохому сценарию.
Вместе с тем уже очевидно сейчас, что и эмоционально, и умственно, и политически эта эпоха завершена. Всё, что она могла предложить, она уже предложила. У неё остался ещё сценарий — начать мировую войну, если захотеть, или, например, окончательно истребить инакомыслие в России, но ни то, ни другое, скорее всего, не получится. Просто это и невозможно. Но уже добавить к этому что-то новое нельзя. Это доживание, понимаете, терминальная стадия. Доживание может длиться очень долго. А когда больной с уже отключившимся, допустим, мозгом подключён к системе жизнеобеспечения, то этот живой труп может сколь угодно долго искусственно дышать, питаться и даже моргать, но, к сожалению, это всё не жизнь.”

Полёт мысли. Хочется достичь таких высот, но это дано только Одному.
Быков продолжает:
“Поэтому комментировать что-то уже трудно. Понимаете, остаётся комментировать литературу, потому что литература — это такая вещь вечная, продолжающая интересовать больного даже в этом состоянии. Очень интересно будет смотреть, как он будет пробуждаться. Это возможно ведь вполне. Но дожить до этого пробуждения очень хочется.”

А зачем доживать? Для таких верующих предусмотрено их незримое присутствие.

“Некоторые опять-таки пролегомены к преодолению этого замкнутого цикла, как ни странно, даёт такой фильм Хотиненко «Зеркало для героя» по сценарию Кожушаной.”
По-гречески рубит, и мы должны подучить..
Есть вопрос пифиозному Дмитрию:
«В чём, по-вашему, главная особенность русского юмора?»
Ответик: «Ну, имеется в виду, вероятно, и русская сатира тоже. Видите, есть, конечно, немецкий юмор, французский юмор, еврейский — какой хотите. Я хотел одно время, кстати, делать цикл такой телепередач о юморе разных национальных культур. У меня есть серьёзное подозрение, что русский юмор отличается двумя очень существенными чертами.
Во-первых, это всегда немножко такое перемигивание перед казнью или на краю могилы. Это юмор не скажу что циничный, но юмор достаточно мрачный, юмор поверх очень мрачных обстоятельств. И как замечательно сформулировал Искандер… Вот Сью Таунсенд говорила, что это лучшее определение юмора, известное ей. А она в этом понимала. Формула Искандера общеизвестна: «Если человек заглянул в бездну и отползает назад, он оставляет след. Этот след называется юмором». Действительно, русский юмор (и в этом его особенность), он всегда на краю бездны, он довольно циничен. Кстати, циничен и по отношению к смерти в том числе.
А вот вторая черта этого юмора — её труднее сформулировать. Я бы сказал так: вот это отличительная черта русской политической сатиры в том числе. Это очень внутренне свободная культура, очень отстранённая от реалий времени. Связано это с тем, что в России — в стране не идеологической и в общем, не политической, а скорее уж, если на то пошло, больше озабоченной проблемами моральными, — в России вообще очень редко во что-то верят. Здесь не верят, скажем так, в теоретические доктрины. И большинство героев-трикстеров, героев-учителей, которые ну чему-то учат, — они учат, главным образом, своим образом жизни. Нет доктрины ни у Бендера, ни у Бени Крика, ни у героев, скажем, Булгакова, трикстерских таких. Эти люди учат своим пренебрежением к реальности, своим презрением к данностям.
Поэтому, не будучи теоретической страной, страной умозрительной, практически не имея своей философии, например, Россия не особенно озабочена верой во что-то. Поэтому российские анекдоты всегда высмеивают власть. Поэтому о Сталине анекдотов было гораздо, в разы больше, в десятки раз больше, чем о Гитлере, как показывают сборники тогдашнего фольклора российского и немецкого. Феномен русской частушки, а сейчас феномен русского демотиватора — такие русские хокку и русское визуальное искусство нового поколения — они показывают огромную степень пренебрежения властью. Поэтому, кстати говоря, Россия может переживать тоталитаризм. Вот Германия (я много раз об этом говорил) не пережила, в Германии верили в Гитлера. А в России вера в Сталина носит такой пассивный характер: «Ну, Сталин и Сталин. А можно жить и без него. И совершенно спокойно мы это переживём. То есть — поплачем и забудем». «Дело забывчиво, дело заплывчиво». Здесь нет глубокой проекции, достаточно глубокого слияния с властями. Они сами по себе, а мы сами по себе.
Поэтому русский юмор — это всегда издёвка над любой властью, даже сейчас, в эпоху довольно раболепную, всё равно. И конечно, это всегда эпоха… ну, это всегда эпоха такой, я бы сказал, духовной развращённости, потому что двойная мораль очень развращает. Но, естественно, в плане юмора это продуктивно. Вот ужасно это, да? Понимаете, во многом создатели этой фольклорной культуры остаются самыми свободными в мире рабами, самыми насмешливыми. Наверное, это состояние в моральном смысле не благотворно, но оно очень плодотворно. Вот такое тоже бывает.”

И так далее, и тому бесподобное... Калейдоскоп фокусника. Оставляю вас с таким пассажем:

«Знаете, кстати, Наташа, что для меня существенный аргумент доказательства бытия Божия? То, что это доказательство так глубоко спрятано, то, что мир настолько амбивалентен — легко, одинаково легко принять мир с Богом и мир без Бога; нет ни одной решающей какой-то черты, ни одного решающего аргумента, который бы в финале перевесил. И вот именно потрясающая сбалансированность, потрясающая амбивалентность этой картины наводит меня на мысль о бытии Божьем, потому что такую красивую задачу можно было только построить. Так элегантно себя спрятать, чтобы при этом ты торчал из каждого куста, из каждого цветка — вот это очень интересный вызов, интересная божественная задача.”

В «замысел» Б-га проник наследник талмудистов Д. Л. Быков, из школьных учителей поднялся и теперь нахваливает американских студентов своих. Платят исправно в США, вожжаются с увальнем...