Бессмертный полк. Узники

     В начале войны красноармейцы сдавались массово: полками, батальонами, армиями. Фашизм ещё не явил свои зверства, ещё Германию как бы считали союзницей. Раздел Польши, совместные военные учения, тайные поставки стратегических материалов в то время, когда самолёты люфтваффе уже вовсю бомбили Англию. Единственное, что напрягало – военная машина Вермахта вторглась на территорию Союза сразу после того, как в Германию ушли эшелоны с нашим хлебом.
       После окончания войны выжившие в нацистских концентрационных лагерях получали десять лет лагерей своих.
       Время шло, жизнь пусть и со скрипом налаживалась, война из памяти народной стала с течением времени вымываться. У мальчишек кумирами уже были не герои войны, а космонавты.
       Руководство страны спохватилось. Участников войны стали посылать в народ. Перед сеансами в клубах, на уроках в школе те транслировали официоз, после уроков – страшную действительность войны.
    Я учился в восьмилетней школе села, в трёх километрах от которого в 1946 году был построен лагерь, входивший в систему ГУЛАГа. В нём содержались немцы, румыны, воевавшие на их стороне, наши военнопленные, прошедшие нацистские лагеря, политзаключённые и уголовники. По освобождению часть из них женилась на местных девушках, обзаводилась семьями, здесь же и оседала. Поэтому к нам на уроки приходили участники войны – узники наших и нацистских лагерей. Не вертухаев же, в самом деле, посылать к школьникам.
      Смирнов Леонид Иванович был простым солдатом. Служил на границе в укреплённом железобетонном доте. Утром колонна танков с крестами на бортах без единого выстрела начала обтекать дот слева и справа. Я не помню, что он говорил на уроке, а после:
– Мы решили: раз они в нас не стреляют, то и мы в них не будем. Запасов провианта и воды у нас было на шесть месяцев. Просидев месяц, мы решили сдаться.
  Я уточнил:
 – Вы не стали стрелять по танкам, потому что не позволял угол обстрела?
– Мы так решили, – бесхитростно пожал плечами солдат. – Если бы начали бить по бортам, до болта бы их железную армаду развинтили.
     Карасёв Николай Петрович служил офицером. Высокого роста, крепкого телосложения, с достоинством человека, вынесшего все зверства нацистов, он рассказывал, как в бою осколком снаряда ему оторвало воротник кителя со знаками отличия. (Погон в начале войны не было). Поэтому попав в плен, он остался в живых. Офицеров фашист расстреливал на месте. Через переводчика опрашивал рядовой состав: нет ли среди них командиров? Бесхитростные солдаты по простоте, которая хуже воровства, указывали. Свои его не выдали. Теперь он был ярким образцом узника, выжившего в нацистских лагерях: Бухенвальд, Треблинка, Майданек, Освенцим… Перечислял утончённые садистские методы насилия и пыток, присущие эсэсовцам того или иного лагеря. Об Освенциме – ни слова. Лишь вскользь сказал, что последние полгода провёл в нём и – всё. Мы внимательно слушали, но нас-то интересовал именно Освенцим, эта фабрика смерти, эти ворота ада. Когда закончил рассказ, попросил задавать вопросы. Вопрос был один – Освенцим! Он постарался уйти от ответа, просил задавать вопросы о других лагерях. Не знал, видимо, что сдерживать наше любопытство – это… В общем, мы вскочили с мест. Загремели крышки парт. Начался невообразимый гвалт. И вдруг с ним сделалось не хорошо, лицо его посерело, затем стало темным с белыми подтёками, словно лики святых на фресках разрушенных церквей, и наконец, он весь превратился в сплошную головню. Перед нами стояло существо, опалённое войной, с переломанной, исковерканной лагерями судьбой. В глазах его, словно в глубине инфернального излома, блеснул огонь и сразу потух. Весь класс притих. Воцарилась гробовая тишина. Затаив дыхание, втянув головы в плечи, мы смотрели, как медленно с усилием воли он приходит в себя – шаг за шагом, словно из невидимой глазу трясины, выдергивает  одну ногу и увязает другой. Он возвращался к нам из своего прошлого. Я не знаю, что выбило его из колеи: наши крики, напомнившие ему крик обречённых в газовой камере, наше безумное размахивание руками, похожее на позы трупов после обработки ядом?..
– Чего рассказывать о месте, наполненном мертвецами! – наконец, еле выдавал он из себя.
        После этого вопросов об Освенциме мы ему больше не задавали. Спросили Леонида Ивановича:
– Что в рассказе Карасёва не так?
– Про воротничок, что его, якобы, осколком оторвало… это они все такую байку сказывают… сами отпарывали. А что в Освенциме полгода… В Освенциме две недели… максимум месяц… дольше никто не выживал… кроме членов зондеркоманды.*


* – особое подразделение узников Освенцима (Аушвиц), которое было предназначено для сопровождения заключённых в газовую камеру, а затем для обработки и уничтожения трупов.