В начале он был хорош

Самолёты опять разбиваются и молчат,
Репортёры по-прежнему прячут нахальный взгляд.
В новостях на повторе «Падают словно птицы!»
Самолётные части складываются в снаряд.
Чёрный ящик – не чёрный. Или просто покрыла ржа?
Ветки старых деревьев пытаются воздух сжать.
После падают, ударяясь корнями в небо,
И отчаяньем пробуют попросту задышать.

Траектории самолётов никто не знал.
Может, где-то, кому-то и дан был какой-то знак,
Но, как правило, «что-за-глупости-не-смешите!»
Потому-то и накрывает кромешный мрак.
Птицы сталкиваются друг с другом, толпясь в углах.
Всё, что было действительным нынче – обычный прах.
У пилота на фотографии – кот и мама…
И горячая кровь на стиснутых кулаках.

Стюардессы такие красивые, как с витрины.
Самолёты летят мимо зданий, и взлётных мимо.
И обрушиваются всей мощью своих частиц.

Где-то там, в облаках, на самом небесном своде,
Против всяческих предначертанных гроз погодой,
Самолётом стирает со света мириады лиц.

Беспокойно ворчит в постели смешной малыш.
Пересчитывая черепицу дырявых крыш,
Самолёт (или я) летит, забывая имя,
Чтоб на миг посмотреть, как ты очень крепко спишь…

Всё всегда в моей жизни сводится к одному:
Как я падаю камнем, камнем иду ко дну,
Застываю, подёрнута илом, как паутиной.

В этой жизни всё снова сводится до тебя:
Эти ночи, морозы, сумерки ноября,
Разговор в самолёте самый, по сути, длинный.

Даже этот бесспорно хороший (в начале) стих
Я опять подвести сумела к тебе. И вот:
И надежду бы не упрятать, не упустить,
Пока падает на обочину небосвод…

Самолёты взрываются стайками пёстрых птиц,
Подлетая почти к сереющим облакам.
И, стерев пепелинку, что села на край ресниц,
Самолётную кровь ты размазываешь по рукам.