Вот такой же был день

Вот такой же был день
сорок шесть лет назад.
Я отца хоронил,
плащ "болонья", как парус.
И хлестал по щекам мне
неистовый град.
Всё казалось придуманным...
только казалось.                12.05.17.

ОТЕЦ

Есть вещи, о которых писать невозможно... а не сказать нельзя.
Отец был интеллигентным человеком. Его физический недостаток — горб, последствие перенесённого в детстве полиомелита, не делал его уродом, а напротив, наверное, и заставлял самосовершенствоваться духовно. Мне кажется он знал о себе, людях, стране, в которой мы жили, - столько, что установленная им для себя (и меня тоже) планка, была втрое выше его физического роста. Я верю, что он когда-то её преодолел. К сожалению, я не стал тому свидетелем. Не захотел когда-то, не нашёл времени за двадцать лет, что мы жили рядом.
За советом к отцу приходили со всех близлежащих улиц. Или просто поговорить, или посмотреть один на всю улицу телевизор, или помечтать вместе о том, каким будет наше Сормово. Или поиграть в шахматы. Не приходил только я, в свои шестнадцать понимающий о себе больше, чем знали обо мне другие.
Отец был в числе первых пяти мужчин СССР, получивших диплом преподавателя стенографии. Как я теперь понимаю, он был профессионалом стенографии. Его вечно приглашали на совещания и форумы. Он всю войну прошёл рядом с директором завода «Красное Сормово» Рубинчиком (танки Т-34). К нам постоянно приезжали московские писатели, в книгах которых благодарности отцу Евгению Николаевичу Марахтанову за оказанную помощь в сборе материалов.
Но этот рассказ — не мемуары об отце. Это попытка поговорить со своим уже не сверстником. Он умер в 53 года, а мне уже... Я прожил на много лет больше его, и всё равно кажется, что я неопытнее на те тридцать, что разделяли нас, когда я родился.
Я ушёл в армию не найдя перед отцом объяснений своим, как казалось ему, нелогичным поступкам. А ему не казалось, ему невыносимо тяжело жилось от неконтакта между Отцом и сыном.
В армии я стал другим человеком. Но не успел доказать это отцу, даже сказать...

Он стоял у окна, ждал моего дембеля... и не дотерпел десять дней...

Прости, отец...

«Вот вырастишь своих детей, узнаешь», - говорил он, когда уже не было других доводов.
Я — вырастил, узнал, но кому теперь об этом расскажешь...


Боюсь звонков и телеграмм,
которые к утру, спросонок,
где редко радости, а драм...
И вот  уже ты не ребёнок.

        Разговор с отцом               
       
         
Всё не так. Без тебя донесут,
Допоют  и допьют, и доспорят,
Ну а подлая мысль тут как тут,
Ухмыляется: «Многие – втОрят!
ВтОрят власти, успеху, судьбе,
Нагибаются с дрожью в коленях...».
«Никогда я такого тебе
не желал», - мне отец мой, Евгений.

Он – ровесник. Он умер тогда,
В пятьдесят с небольшим, не дождался...
Как я мчался сквозь все города!..
Не успел, не сказал, не признался...

Вот и ямб,  и хорей, вот и слёзы...
Силюсь что-то теперь доказать...
Без абзацев, мне плотная проза
Не даёт ни вздохнуть, ни сказать...