Полёт. Стихотворная феерия

            I

Забываю все свои тревоги,
забываю треволненья дня,
и уносит ветер по дороге
хмурого ненастного меня.

Неостановимо прибываю,
к скверу станционному прибит,
и без расписанья убываю –
осень позади листвой рябит.

Пролетаю цирки и бараки,
постовых озябшие посты,
гулкие шоссе и буераки,
тишину заброшенной версты.

Мой полёт подветренный чудесен:
я влекусь скоробленным листом,
мельтешу по городам и весям
осени большой перед лицом.

Впрочем, здесь, быть может, привираю,
может, это лист меня несёт,
воздуха лады перебирая
и расчёты не беря в расчёт.

Если он знавал поддержку древа –
я не знал поддержки таковой:
ни ствола, ни ветхого напева,
ни тягучей связи корневой.

И приходит ветер и уносит
к дали, что маячит вдалеке,
он играет в трубах и гундосит,
и свистит синицею в руке.

Всё синицей, лишь одной синицей,
а когда же будет журавель?
Иль жар-птица может лишь присниться,
обитая далеко отсель?

            II

Пролетаю я с разбойным свистом
и древесной сумрачной сумой.
Я хочу отмстить как Монте-Кристо!
И заката спичкою большой

чиркаю беспечно, фосфорично
о края зазубренных громов,
и заката сполох феерично
достигает дремлющих холмов.

…Пламя занимается отлично!
Это лучше, чем двуличье слов!

Пусть горит закатным светом синим
неудач занозчатый забор.
Если и упали – вновь отринем
паутины кружевной жабо!

Как сказал про кровь бессмертный Разин:
лучше раз напиться, но живой!
Если не спикируем мы наземь –
захлебнёмся свежей синевой!

Загоревшись ветреным круженьем
фонари восставшие горят
смертным синегубым напряженьем,
освещая дней умерших ряд.

Лучше всё же так, чем в повседневном
свете только погибать и тлеть,
а не грезить, не лететь к царевнам,
и дорогой дальней не болеть…

Если горе – разгорайся, горе!
Если радость – полыхай огнём!
Вдохновеньем синим блещет море,
что в пути никак не обогнём!

И ещё одно – воспоминаний
ярче боль зажгись и осветись,
чтобы нитью тонкой между нами
лучик цвёл и тёпл и золотист.

Пусть зажжётся прошлое как окна
в час, когда с полей бредут стада,
и сияет мудро и бездонно
как в колодце брошенном звезда.

         III

Потому-то я такой далёкий
лёгкий невесомый проходной,
что в людей стремительном потоке
я не вижу лишь тебя одной.

Разными орбитами несёмся
в зимнюю одну и ту же мглу.
Может, мы ещё пересечёмся
каплями по тонкому стеклу?