Странник

 Отложу все дела не важные,
Сяду я за листы бумажные.
За окном давно рассвело.
Я рисую свое село.
   Написать бы родину малую
На холсте судьбы кровью алою…
Боже, Отче, благослови-
Дай терпения и любви.
      ***
   Холод Слякоть Стылая улица.
Все бы осени выть да хмуриться,
По унылой земле бродя
На косых ходулях дождя.
   Провода- акколада плотная,
Птичья стайка в них- запись нотная.
Ветер воет с нее в трубе
Реквием по русской судьбе…
   Очертанье домов обманное
Наложу на утро туманное.
Светло-серым, будто седым,
Я из труб обозначу дым.
   Вот березки на холст запрыгнули,
Ветки нежные в дуги выгнули.
Вот- громадой из-за кустов
Церковь старая без крестов.
   Это- в пестрых платках, как рябушки,
В магазин торопятся бабушки.
Это- мальчик меня смешит-
В школу топает, не спешит…
   Может, скажет кто образованный:
Нехорош пейзаж нарисованный.
Ну, да я совет не прошу-
Как мне нравится, так пишу.
     * * *
   Посреди России поставлено,
В берег речки избами вдавлено,
На распутьи семи ветров
Затерялось село Покров.
   Божьей милостью уцелевшее,
Поредевшее, одряхлевшее,
Завершает жизненный круг.
Помолись за него, мой друг.
   Храм с колоннами здоровенными
В честь побед над иноплеменными
Возводили наши деды-
Чтоб Господь хранил от беды.
   А потом, в честь побед над русскими,
Вход забили рейками узкими,
И сломали кресты отцы.
Вот такие мы молодцы.
   Забрала свой покров, как водится,
Пресвятая Мать- Богородица,
И деревней было село…
Да Володю к нам принесло.
   Вот идет он в шапке поношенной
От лесной дороги заброшенной.
Он несет топор да пилу
По проснувшемуся селу.
   Высока фигура плечистая,
Широка улыбка лучистая.
Борода до груди доской.
Я не знаю, кто он такой.
   Руки сильные, работящие,
Голубые глаза блестящие.
Приезжает он по утрам-
Восстанавливает наш храм.
     * * *
   Он зашел к нам в клуб прошлой осенью-
Кудри с проседью, очи- с просинью.
Обратился: «Что, мужики?
Восстановим храм у реки?»
   Сомневались мы- больно складно врет.
Рукава засучим, мол- и вперед.
Церковь без крестов- дескать,срам.
Чай, директор даст нам на храм…
   Кирпичи б нам колоть об темечки.
Мы смеялись, да грызли семечки.
А сосед меня- толк в бочок:
Шизанутый, мол, мужичок…
   Да никто помочь не торопится.
Вова наш один в церкви гробится.
Он- стальной. Он здоров, как бык.
Он не жалуется. Привык.
   Он работает, он старается,
Каждый день до нас добирается
То с попутными,  то пешком
С вещевым заплечным мешком.
   А директор наш-  человек –душа.
Вове он на храм не дал ни гроша,
И не просто так отказал,
А на дверь ему указал.
   Вова наш ни с кем не ругается.
Он на Господа полагается.
Про директора говорит:
Мол, не ведает, что творит.
   И откуда-то, сам я не пойму,
Может, правда, Бог подает ему-
То он жесть везет, то бруски,
То «КАМАЗ» строевой доски.
   Наблюдаем мы, как он мучится,
И гадаем мы, что получится.
Все село не верит и ждет,
Что он бросит нас, да уйдет.
   Только бабушка Клава, странненька,
Привечает нашего странника-
Принесет ему молочка,
Купит с пенсии табачка.
   Да детишки за ним все носятся-
На плечах покататься просятся.
Он им кукол из пеньки вьет,
Да конфет в карманы сует.
       * * *
  Говорят о нем люди разное-
Кто смешное, кто безобразное.
Большинство жалеют его:
Не больной, но вроде того.
   Бывший наш главбух -бывший главный вор
Говорит, что Вова железо спер,
И доску не всю нам привез-
Два куба сменял на овес.
   Кум-алкаш с женой (мир с обоими)
Полагают, он пьет запоями:
Коль мужик не пьет никогда-
Знать, запойный. Это- беда…
   А уж бабкам-то что за радости
Сочинять- плести о нем гадости?
Тетя Фрося у нас умна:
Разгадала Вовку она.
   Раскусила вмиг, как пустой орех:
Есть на нем, видать, очень тяжкий грех.
То ли он в кого-то стрелял,
То ли старец его проклял.
   Храм наш Вове дан в наказание-
За грехи нести истязание.
Вот как в церкви служба пойдет-
Он в душе покой обретет…
   А Володя не убивается-
Лишь хохочет он, заливается.
Клеветой его не пронять.
Как он терпит- мне не понять…
       * * *
   Я беру из дому газеточку,
На крыльце кручу сигареточку
Под кривой столетней сосной
Посреди России земной.
   Солнца красного предзакатный луч
Пробивается из-за сизых туч,
Проецируя, как мираж,
В небо странный красный пейзаж.
   Вижу лес, долину широкую,
Вижу замок с башней высокою-
Может, в нем живут старики,
Храм воздвигшие у реки?
   Бесконечная и чудесная,
Надо мной- Россия небесная.
Кто бы мог телескоп мне дать,
Чтобы мать с отцом повидать…
   Вроде верю, но как-то не твердо я.
Знаешь, вера ведь без дел-мертвая.
Умилюсь- и махну рукой.
А Володька- он не такой.
   Он зимой ходил через лес в пургу-
Щеки красные, борода в снегу.
Каждый день я слышал с утра
В церкви гулкий стук топора.
   В окна он вставлял рамы тонкие-
Март с сосулек гнал капли звонкие.
Храм наш стеклами заблистал.
А тем временем май настал…
   Кровлю старую Вова сбрасывал,
А народ все сплетни обсасывал.
Разговор промеж мужиков:
Раскурочит- и был таков…
   И глазели мы, бестолковые,
Как тесал он бревна дубовые,
Прибивал к брусам уголок
И веревкой наверх волок.
   Страпила один устанавливал,
А никто и не останавливал.
Сумасшедшему что сказать?
Пуп развяжется- не связать.
  Обивал страпила он досками
И клепал железо полосками.
Вот на крыше сверкнула жесть…
Кто же, все-таки, кто он есть?
   Сколько ж дал ему Бог старания…
Осень выдалась ныне ранняя.
По утрам туманы в лесу,
И опять зима на носу.
   ***
   Храм из ничего воздвигается,
А совхоз на нет разлагается.
Мне за месяц шеф-дуралей
Заплатил девятьсот рублей.
   Вымирает село, спивается.
Молодежь отсюда смывается.
Пить мы любим да воровать.
Для кого тут храм открывать?
   Фермы бывшие раскурочены,
Через двор дома заколочены.
Еще десять- пятнадцать лет-
И считай, что Покрова нет.
   А недавно Вовка привез попа,
И у церкви нас собралась толпа.
Пламя свечки в моей руке
Колыхалось на ветерке.
   И смотрели мы, пораскрывши рты,
Как на храме он поднимал кресты.
На коленях бабки, крестясь,
Зарыдали, слез не стыдясь.
  Он отвесно лез по крутой стене-
Снизу маленьким он казался мне.
Полз по куполу, как сверчок,
Русский крохотный мужичок.
   Ветром наверху продуваемый,
У креста стоял несгибаемый.
Убедились мы- он не врет:
Храм откроет. Или умрет…
       * * *
   Так уж выпало- жить случилось мне
В одно время с ним и в одной стране.
Вырос он в таком же селе,
По такой же ходил земле.
   Так же он мечтал подрасти скорей,
С чердака кидал в небо сизарей,
Пионерский галстук носил
И траву на лугах косил.
   На осенней лесной проталине
Он ревел о Юрке Гагарине,
И от первой любви страдал,
И друзей в беде не кидал.
   Вот и я, как он, спал спокойным сном
Под звездой счастливой в краю родном,
И пока не стал «шурави»,
Так же верил первой любви…
   И вставала страна огромная-
В страхе пятилась сила темная,
Наши танки были крепки,
И заводов пели гудки.
   Были люди в себе уверены-
Сплошь все Чкаловы да Ангелины,
И по жизни каждый мальчиш
Был без малого Кибальчиш.
   Память вечная тебе, Родина.
А полжизни, вроде как,пройдено.
Только Вовка встретил Христа,
А в моей душе- пустота.
   Все в ней сломано, разбазарено-
Марш Буденного, смерть Гагарина,
День Победы, цвет кумача,
Образ дедушки Ильича…
   Не подам, конечно, и виду я,
Что живу, Володьке завидуя.
Все сомненья мои ему-
Как до лампочки, ни к чему.
   По Руси он ходит уверенно.
Для него страна не потеряна.
Кто сказал, что России нет?
Ей всего-то тысяча лет!
   Он бежит с утра -в нем труба поет:
Куликово поле его зовет.
Этот храм- его высота,
Вовка здесь стоит за Христа.
   Поздоровается, как встретится-
Взгляд его прожектором светится,
Руку тиснет- впору взреветь,
И пойдет себе, как медведь.
   Я хочу ему свой задать вопрос,
До которого сам я не дорос,
И прямой получить ответ:
Есть ли, правда, Бог или нет?
   Если жив Господь- как же быть со мной?
Что наделал я со своей страной?
Я- народ, и мне отвечать.
На мне- Каинова печать.
       * * *
      Я гулял в дубках в Воскресение-
Собирал опята осенние.
Вижу, Вова с попутки слез
И пошел в село через лес.
   Зашатался вдруг, будто в доску пьян,
И свернул с тропы, и упал в бурьян.
Сотрясая тугую плоть,
В его сердце стучал Господь.
   И под куполом мироздания
Раздались глухие рыдания,
Понеслись они в даль небес,
И сочувственно шумел лес.
   Плыли тучи низко в небе седом,
Жизнь вокруг текла своим чередом,
И Отец в ладони родной
Нес любовно шарик земной.
   А в Руси, на этой грешной Земле,
Каждый храм разрушен в каждом селе,
И за все- кому-то страдать,
Чтоб вернулась к нам благодать.
   Я стоял, смотрел в отдалении,
Как катался он в исступлении-
Несгибаемый наш, стальной,
Брат о Господе мой родной.
   И душа гудела встревожено,
Видя то, что ей не положено.
Обожгло мне сердце тоской:
Понял вдруг я, кто он такой.
   Не железный он и не каменный,
Не мотор в груди его пламенный.
Никого он не убивал,
И у старцев он не бывал.
   Просто он в село к нам пришел с добром-
Не за золотом, не за серебром.
Не за славу, не за медаль
Он мотался в такую даль.
   Он пришел у нас Господу служить,
Чтобы на алтарь сердце положить
И открыть нам храм у реки,
Чтоб спасались мы, дураки.
   Был он с нами, а мы с ним не были,
Мы плели о нем были-небыли.
Потешался каждый, как мог-
И никто ему не помог.
   Мы в нем немощи выискивали,
А найдя, что-то попискивали,
Будто нам доверили суд,
И грешки его нас спасут.
   Он- простой мужик, как и я , и ты,
Но на церкви нам он поднял кресты.
Оцинковкой крыша блестит…
И грехи ему Бог простит.
   Изменить решил я свою судьбу.
Нищий наш совхоз я видал в гробу.
Не спешите меня ругать:
Вовке я приду помогать.
       * * *

   Встал пружиною он с земли сырой.
Снова плечи вширь, снова грудь горой.
Слез предательские следы
Рукавом стряхнул с бороды.
   И в лице его, паче чаянья-
Ни уныния, ни отчаянья.
Он упрямо шагает в даль,
А в глазах- голубая сталь.