Игорь Северянин, которому 130 лет

 Христос воскресе! Христос воскресе!
 Сон смерти – глуше, чем спит скала…
 Поют победу в огне экспрессий,
 Поют Бессмертья колокола.

 Светло целуйте уста друг другу,
 Последний нищий – сегодня Крез…
 Дорога сердца к святому Югу! –
 Христос воскрес! Христос воскрес!

 130 лет назад, 16 мая 1887 года, родился поэт Игорь Северянин (Лотарев Игорь Васильевич), написавший эти пасхальные строки, с 1904 по 1913 год, издавший 35 стихотворных книг. Он стал популярным после выхода в свет его знаменитого сборника стихов «Громокипящий кубок». Многие поэтические брошюры приносили автору горечь и скандальную известность, в частности, известный в то время возмущённый отзыв Льва Толстого на одно из его стихотворений в начале 1910 года. На дебютирующего Северянина тогда обратил внимание Константин Фофанов, позже объявленный им своим учителем и предтечей эгофутуризма.
 
 Эгофутуризм, по мнению Северянина,  всегда нацелен на самоутверждение личности и поиски новых смелых образных средств речи. Сам поэт изобрел массу поэтических неологизмов: безгрезье, чернобровье, лесофея, ветропросвист. Маяковский признавался, что многому учился у него в области словотворчества.
 В стихотворении «Мороженое из сирени!» отражается его оригинальный творческий почерк:

 Мороженое из сирени! Мороженое из сирени!
 Полпорции десять копеек, четыре копейки буше.
 Сударышни, судари, надо ль? не дорого можно без прений...
 Поешь деликатного, площадь: придется товар по душе!

 Я сливочного не имею, фисташковое все распродал...
 Ах, граждане, да неужели вы требуете крем-брюле?
 Пора популярить изыски, утончиться вкусам народа,
 На улицу специи кухонь, огимнив эксцесс в вирелэ!

 В дальнейшем Северянин распростился с эгофутуристами и примкнул к кубофутуристам, можно сказать,  поменял «шило на мыло». В стихотворении «Эпилог» (1912) он эпатажно восклицал, отрекаясь от «престола» былой славы:

  Я, гений Игорь Северянин,
  Своей победой упоен:
  Я повсеградно оэкранен!
  Я повсесердно утвержден!

  От Баязета к Порт-Артуру
  Черту упорную провел.
  Я покорил литературу!
  Взорлил, гремящий, на престол!

  Я – год назад – сказал: «Я буду!»
  Год отсверкал, и вот – я есть!
  Среди друзей я зрил Иуду,
  Но не его отверг, а – месть.

  …Я выполнил свою задачу,
  Литературу покорив.
  Бросаю сильным наудачу
  Завоевателя порыв.

  Но, даровав толпе холопов
  Значенье собственного «я»,
  От пыли отряхаю обувь,
  И вновь в простор – стезя моя.

  Схожу насмешливо с престола
  И, ныне светлый пилигрим,
  Иду в застенчивые долы,
  Презрев ошеломленный Рим.

  Я изнемог от льстивой свиты,
  И по природе я взалкал.
  Мечты с цветами перевиты,
  Росой накаплен мой бокал.

  Мой мозг прояснили дурманы,
  Душа влечется в примитив.
  Я вижу росные туманы!
  Я слышу липовый мотив!

  Не ученик и не учитель,
  Великих друг, ничтожных брат,
  Иду туда, где вдохновитель
  Моих исканий – говор хат.

  До долгой встречи! В беззаконце
  Веротерпимость хороша.
  В ненастный день взойдет, как солнце,
  Моя вселенская душа!

Невозможно пройти мимо его последнего сборника «Медальоны» (1934), где он иронично представляет поэтические иконы своих коллег по перу. Насколько эти реминисценции и аллюзии выполнены мастерски, можно судить по сонетным портретам Есенина и Блока, которые представлены ниже.

 Есенин

 Он в жизнь вбегал рязанским простаком,
 Голубоглазым, кудреватым, русым,
 С задорным носом и весёлым вкусом,
 К усладам жизни солнышком влеком.

 Но вскоре бунт швырнул свой грязный ком
 В сиянье глаз. Отравленный укусом
 Змей мятежа, злословил над Иисусом,
 Сдружиться постарался с кабаком…

 В кругу разбойников и проституток,
 Томясь от богохульных прибауток,
 Он понял, что кабак ему поган…

 И Богу вновь раскрыл, раскаясь, сени
 Неистовой души своей Есенин,
 Благочестивый русский хулиган…

 Блок

 Красив, как Демон Врубеля для женщин,
 Он лебедем казался, чьё перо
 Белей, чем облако и серебро,
 Чей стан дружил, как то ни странно, с френчем.

 Благожелательный к меньшИм и мЕньшим,
 Дерзал – поэтно видеть в зле добро.
 Взлетал. Срывался. В дебрях мысли брёл.
 Любил Любовь и Смерть, двумя увенчан.

 Он тщетно на земле любви искал:
 Её здесь нет. Когда же свой оскал
 Явила Смерть, он понял: – Незнакомка…

 У рая слышен лёгкий хруст шагов:
 Подходит Блок. С ним – от его стихов
 Лучащаяся – странничья котомка…

Творчество Северянина повлияло на Георгия Иванова, Вадима Шершеневича и Рюрика Ивнева. 
Игоря Северянина причисляли к «буржуазным» поэтам, о чем свидетельствовал Маяковский в популярном стихотворении:

 Ешь ананасы, рябчиков жуй,
 День твой последний приходит, буржуй!

 Кстати, один из поэтических сборников Северянина назывался «Ананасы в шампанском».
 Однако в 1918 на вечере в Политехническом музее в Москве Игорь Северянин был назван «королем поэтов», победив Маяковского.
 Впрочем, об этом хорошо и метко сказано в рефлексивном стихотворении Евгения Евтушенко:

 Когда идет поэтов собирание –
 тех, кто забыт и кто полузабыт,
 нельзя нам забывать про Северянина.
 Он был поэт-грезэр на поле битв.
 Он выпил агромадную поллитриху
 и закусил гигантским огурцом.
 Наивно он влипал порой в политику,
 но никогда не стал он подлецом.
 Была в нем пошлость, но и сила нянина
 светилась в нем до самого конца
 и сделала поэтом Северянина –
 Оскар Уайльда из Череповца.

  Многие его стихи были положены на музыку и исполнялись А. Вертинским. В 1918 году, после революции Игорь Северянин поселился в Эстонии, где жил в уединении в рыбачьем поселке Тойла. В 1921 году он женился на эстонской поэтессе Фелиссе Круут.
 На берегу Финского залива он сочинил немало дивных лирических произведений. Ему удалось издать несколько поэтических книг, в числе которых «Падучая стремнина. Роман в стихах» (1922), «Соловей» (1923). В стихотворении «Классические розы» (1925) Северянин пророчески предсказал:

 Как хороши, как свежи будут розы, 
 Моей страной мне брошенные в гроб!
 
 Умер Игорь Северянин в Таллинне 20 декабря 1941 от инфаркта.
 Погребение совершалось не совсем так, как он предсказал в стихотворении «Мои похороны». Но поэзия его до сих пор прописана в сердцах любителей эпатажной литературы.

 Меня положат в гроб фарфоровый
 На ткань снежинок яблоновых,
 И похоронят (...как Суворова...)
 Меня, новейшего из новых.

 Не повезут поэта лошади –
 Век даст мотор для катафалка.
 На гроб букеты вы положите:
 Мимоза, лилия, фиалка.

 Под искры музыки оркестровой,
 Под вздох изнеженной малины –
 Она, кого я так приветствовал,
 Протрелит полонез Филины.

 Всем будет весело и солнечно,
 Осветит лица милосердье...
 И светозарно, ореолочно
 Согреет всех мое бессмертье!