Реквием

1. Магистрал

Теперь мы планы общие не строим,
Ты превратилась в серебристый свет.
Как нашей дочке объяснить такое,
Как рассказать, что мамы больше нет?
В руке моей тепло ещё живое
Твоей руки, но это сонный бред,
Ведь у тебя теперь жильё другое.
И нам в твоём приюте места нет.
И вот ты смотришь на меня с портрета,
Трепещут тени в пламени свечи,
И на лице твоём улыбка лета
Застыла навсегда, и ты молчишь.
И только наша девочка упрямо
Покажет в пустоту и скажет: «мама».

2.
Теперь мы планы общие не строим,
Делиться новостями не спешим.
И друг за друга не стоим горою,
Когда нас задевают плохиши.
Я убеждаю сам себя порою,
Что ты жива в какой-нибудь глуши,
Злой случай заточение подстроил:
Тебя упрятал в каменной тиши.
Но к сожаленью, адрес мне известен,
В строительстве участвовал я сам.
Приют твой тёмен, холоден и тесен.
Ты стала муравьиной пищей там.
Зову тебя, но ты не дашь ответ –
Ты превратилась в серебристый свет.

3.
Ты превратилась в серебристый свет,
Предутреннего сна сердцебиенье,
В кружение, в ритмичный менуэт,
Мгновенной жизни, смерти и рожденья.
На все вопросы ты нашла ответ
И растворяясь, на одно мгновенье
Ты смотришь на меня, ныряя в свет.
С улыбкой грустной с тенью сожаленья.
И вот ты стала просто огоньком
В ряду других, по космосу текущих,
А я с тобой как будто не знаком.
Один из тех, бессмысленно зовущих,
Стоящих перед страшною стеною.
Как нашей дочке объяснить такое?

4.
Как нашей дочке объяснить такое?
Она не понимает «никогда»,
Глазёнки удивлённые откроет,
Куда-то мама спряталась! Куда?
Вот спит она – созданье золотое,
Устав от непосильного труда,
Весь день искала, только всё пустое,
Какая-то творится ерунда.
Она ведь знает, мамы есть у всех,
Она так любит мультики про маму,
А их так много, много как на грех.
Что не включи, так он любимый самый,
И кто же без тебя мне даст совет,
Как рассказать, что мамы больше нет?

5.
Как рассказать, что мамы больше нет?
Кому рисунки новые покажем?
Кому расскажем наш «большой секрет»?
Кому ещё наш человечек важен?
А помнишь, любовались пейзажем,
В больничных окнах тлел вечерний свет,
Окрасив пальм мохнатые плюмажи,
Последний луч нам посылал привет.
Последний для тебя, как оказалось,
Назавтра – ты не открывала глаз.
В мучительном, тяжёлом сне металась.
По циферблату полз за часом час,
В моей ладони трепетным прибоем
Твоей руки тепло ещё живое.

6.
Твоей руки тепло ещё живое,
Храню я только в памяти иной,
Ко мне приходит лето огневое,
И наш полёт над пропастью ночной.
Как только я глаза свои закрою,
Лежу, волос окутанный копной,
И лунный луч белеет полосою,
А ты и не была тогда женой.
Переливался звёздами ковёр,
Мерцающие спутники-скитальцы,
Меняли неба трепетный узор,
Предчувствуя крадущийся рассвет,
Меня легко-легко коснулись пальцы
Твоей руки, но это сонный бред.

7.
Я просыпаюсь, это сонный бред…
Ну как же вышло? А? Скажи на милость!
Мы были вместе девятнадцать лет,
И за два года всё переменилось!
Так лист кленовый, брошенный в кювет,
В осенней неге красноватых жилок,
Теряет на глазах весёлый цвет,
Проигрывая смерти поединок.
Так наша жизнь скатилась под откос,
Не будет больше мирных чаепитий,
Совместных дел и наблюдений звёзд,
Всех этих поразительных открытий…
Моя нора – жилище не жилое,
И у тебя теперь жильё другое.

8.
Да, у тебя теперь жильё другое.
Лежишь одна в нём камня холодней,
Сама чужая и вокруг чужоё,
Иное, чем на родине твоей.
Твой прах спелёнат в мраморном покое,
Оставленный в пещере из  камней,
Ненужный кокон, сброшенный тобою,
Покинутой обители пустей.
Он всё же существует в мире нашем,
И я немного на него похож,
Я жив ещё, но весь мой вид вчерашен,
Посмотришь в зеркало – не узнаёшь.
И всё-таки, я солнышком согрет,
И мне в твоём приюте места нет.

9.
И мне в твоём приюте места нет.
А дочка наша весело смеётся,
Вчера и завтра – не её сюжет,
Она всегда в сегодня остаётся.
В стране, где много солнца и конфет,
Не исчерпать радушия колодца,
Не счесть добросердечия примет,
Но мама из больницы не вернётся.
Сижу один среди святой земли,
Рассматриваю фото прошлых лет,
В альбоме, что с собою привезли,
Смотрю на дочку – вижу твой портрет,
Тебе три года, ты легко одета,
И вот ты смотришь на меня с портрета.

10.
И вот ты смотришь на меня с портрета,
Любовь моя, мой друг, моя жена –
Не та девчонка в переливах лета,
Что так самозабвенно влюблена.
Совсем не та, в чертах лица заметно,
Как безнадёжно, тяжко ты больна,
Но взгляд твой проникает сквозь предметы,
В нём светится иная тишина.
В нём проступает радостный покой,
И боль пред этой силой отступает.
Малышка спит, и мы вдвоём с тобой,
Твоё лицо улыбка освещает,
Нам просто хорошо, и мы молчим.
Трепещут тени в пламени свечи.

11.
Трепещут тени в пламени свечи
Того, что мы покинув потеряли.
От прежней жизни отданы ключи,
Оставлены на аэровокзале.
Всё то, что мы по крохам собирали,
Нехитрого уюта кирпичи,
В квартирке нашей, в маленьком пенале,
Всё брошено в заснеженной ночи.
Друзья, враги, привычные дела,
И Родина, что в чемодан не влезла,
Но смерть за это фору нам дала.
Надежда поманила и – исчезла,
Жду в полумраке твоего ответа,
Как отсвета оставленного лета.

12.
И на лице твоём улыбка лета,
Прощания на праздничной волне,
Стрельба из водяного пистолета,
Купанье и беседы в тишине.
Что было обсуждения предметом,
Теперь я вспоминаю, как во сне.
О, эгоизма горькие приметы,
Мы больше говорили обо мне.
И долг такой никак мне не вернуть,
Меня всё время что-то отвлекало,
Пока беда влекла на страшный путь.
Но неужели я старался мало?
Мир опустел. Вокруг безмолвья тишь
Застыла навсегда, и ты молчишь.

13.
Застыла навсегда, и ты молчишь.
Но не могу, поверить не могу…
Таращится луна средь плоских крыш,
И в тёмном лабиринте я бегу.
Подопытная, загнанная мышь,
Шныряю в заколдованном кругу,
А где-то ты – свободная паришь,
Ногами меришь радуги дугу.
Куда же мне? Сожжённые мосты –
Неверная опора. Никакая…
В краю, где круглый год цветут цветы,
В стране, где ничего не понимаю,
В базарных криках уличного гама,
Где держит дочка за руку упрямо.

14.
Вот видишь, наша девочка упрямо
Растёт одна, как на камнях цветок.
Секунду – уважаемая дама,
И тут же – серый зайчик – скок-поскок!
Цветным карандашом гиппопотама
Раскрашивает вдоль и поперёк,
И у неё похоже есть программа –
Дать папе жизнелюбия урок.
Ну, пигалица! Маленькая птица,
Взъерошенный, нахальный воробей!
Что может нашей девочке открыться?
Мне недоступно, но доступно ей
Внезапно, как ночная телеграмма.
Посмотрит в пустоту и скажет: «Мама!?»