А. К

Иногда, я сижу напротив него, возникает вопрос
Почему каждый разговор напоминает допрос?
От этого кабинета льет квадратной гортанной полостью
Его блюзовое молчание, в альфа-ритме.
И я впитываю, вдыхаю, вбираю полностью
Все, о чем он не говорит мне.
Увы, но он непоколебим
И горд. Во взгляде его сердитом
Читаю имя свое петитом
И чуть заметное «мы скорбим».
Позапоминать же нужно, чтобы перебирать потом,
Записывать, как заказы в райдер.
Что говоришь  в телефонный слайдер,
о толстой тетке, разулыбавшейся за прилавком,
о дате вылета, о дочери,
об отце?
Кто тебе  отвечает на том конце?
Как ты складываешь ладони у барных стоек.
Я наотмашь стучу по мыслям себя. Я стоик.
Чем запиваешь горчащий вечер,
нефильтрованным темным,
виски с вишневым соком,
мохито, в котором толченый лед (обязательно чтоб шуршал как морская мокрая галька и чтоб, как она, сверкал)
Что за бармен тебе ополаскивает бокал?
Как можно законно отправляться на бал
С тобой? Я смиренно жду, пока закончишь череду острот,
Пусть в груди пожар, в голове фокстрот.
Ты умело сбиваешь спесь –
Но я справлюсь, куда деваться;
Мне не нужно с тобой оставаться,
Я хочу уйти- но беспомощна в этих стремлениях
Ведь даже имя твоё значит «совершенен во всех отношениях»