Рябчики послевоенные

Вкус этих послевоенных рябчиков мне снится до сих пор. В нашей семье рябчиками называли обыкновенные печенки. Ели мы и пластики из сырой картошки, поджаренные на горячей плите, о которых не так давно вспоминала З. И. Сысюк.  Но рябчики…  О, это совсем другое!
В те далеко несытые годы  печенки нашим  единственным ужином бывали часто. И вот как-то, садясь к столу, мы с Галей, сестрой, что была моложе меня на три года, разочарованно протянули: «Опять печенки», на что неожиданно услышали:
-Да не печенки это,  а рябчики, посмотрите, какие они пестренькие и красивые, - сказала мама.
А печенки и впрямь были хороши: ровненькие,  кое-где с  обугленным боком, а кое-где поскобленные до светло-коричневой, поджаристой корочки. Выбирать было все равно не из чего, и мы  съели этих «рябчиков» с хлебом и солью, запивая молоком, с удовольствием. С тех пор и стали звать печенки рябчиками. Угостили однажды этими рябчиками свою подружку, Лену. И вот как-то  сидим мы за столом, едим своих «рябчиков», и заходит к нам Лена со своей мамой.
-Тетя Маруся, - говорит Ленина мама, - ну скажите нам, пожалуйста, каких таких вкусных рябчиков вы готовите? Лена ничего не ест, и каждый вечер требует себе рябчиков, как у тети Мани.
-Да вот  они, Леночка, опять прилетели, - отвечает мама, обращаясь к нашей подружке, - садись скорее, ешь, пока не остыли.
Много лет с тех пор прошло, более полувека, а до сих пор помню эту сцену и вкус тех самых рябчиков.
Детская память куда как цепкая и крепкая. Многое помнится живо и ясно, будто было только вчера.
Я родилась в пятидесятом. Послевоенная. Но о войне в то время напоминало все. Кажется,  сам воздух был пропитан порохом, хотя здесь и был глубокий тыл. Все разговоры взрослых непременно сводились к тому, что было до войны или уже после войны.
 Мы жили тогда в Насоново, в маленькой избушке, построенной «из бани дедка Мартына». Кто был тот дед Мартын, чья баня стала нашим домом, не знаю. Жили бедно, впрочем, как и большинство наших соседей и знакомых. Война ведь только-только закончилась и даже эта ужасающая бедность, сквозившая из всех щелей, тоже служила напоминанием о ней. Мои родители работали на заводе «Камизолятор», который в войну был эвакуирован вместе с рабочими из Ленинграда. Ныне этот завод называют «Урализолятор» и вокруг него давно уже вместо бараков стоят кирпичные дома, правда, изрядно потрепанные за время перестройки и современных капиталистических реформ. Завод тогда работал в три смены. Мы с сестрой часто туда бегали и к маме в цех трубчатых сопротивлений, и папе в цех масловводов.   Этих цехов, теперь, наверное,  уже и нет. Бегали мы для того, чтобы помыться в заводском душе или чтобы вместе с родителями после работы стоять в очереди за мукой. Муку тогда давали в прямом смысле по головам, и мы, дети, были общими для всей очереди до тех пор, пока, наконец, продавец не останавливал  какую-нибудь мамашу окриком
-На этих я уже давала!
Впрочем, это бывало не так часто и я подозреваю, что продавцы тоже нам сочувствовали, и окрикивали только тогда, когда уж явно видели, что одна и та же женщина, используя нас, брала муку, по  нескольку раз. Иногда на завод мы носили маме  ведра для горячей воды на стирку, которую брали на водокачке, что была расположена где-то на пути  к ЭТЗ.  Приносили мы  с сестрой три ведра и коромысло. Два  мама весила на коромысло, а третье брала в руку и так с этим грузом шла в Насоново, сначала осторожно спускаясь по крутой горе к речке, а потом также осторожно поднимаясь вверх по более пологой, но длинной горе улицы Малышева.
  Стирка была самым трудоемким делом. Маме приходилось стоять у корыта, порой до 12 часов ночи, а потом они с отцом ездили на реку в любое время года. Зимой, замерзшее белье заносили в решете домой, оно до утра оттаивало над корытом, а утром, встав пораньше, мама отжимала и развешивала белье. Память об этом и сейчас отзывается в моем сердце болью. Сколько же трудов  приходилось всегда выкладывать нашей русской бабе!  Поэтому, став студенткой, я на свою первую стипендию, выплаченную за три летних месяца, купила маме стиральную машину «Урал», которую мы вместе с ней привезли на дачном поезде. Так называлась тогда современная электричка.
 Но самое интересное: в те далекие пятидесятые годы, когда еще полстраны лежало в руинах, социальная программа, говоря современным языком, была на недосягаемой, по современным меркам, высоте! Мама рассказывает, что в те годы женщинам после родов трое суток с постели даже для туалета вставать не разрешалось, подносили судно. Может потому старое поколение, несмотря на все пережитые лишения и невзгоды, здоровее и крепче нас. Ей, к примеру, 94 года и здоровье у нее, как говорится, дай бог каждому.  А сейчас…  Роженицы и на стол пешком, и  со стола бегом, на третьи – пятые сутки выписка -  и все! Какое уж тут будет здоровье? Да и слова «все лучшее - детям»  не были простым лозунгом. 
Кто может сегодня похвастать, что его ребенок вместе с детским садом выезжает на дачу? Да никто! В детский сад-то устроить ребенка и то проблема. А вот мы можем!  В те послевоенные годы в районе Бамбуковки стоял дачный городок, где все лето отдыхали дети городских детских садов. В 1956 или 57 году я ездила туда вместе с родителями к младшей сестре. Кстати, и в ясли детей брали с двухмесячного возраста, предоставляя мамам время для кормления детей. Конечно, в таких условиях даже одиноким женщинам рожать было не страшно. Я уж не говорю о том, что и образование, и лечение было полностью бесплатным, впрочем, это  многие, даже  моложе меня, еще помнят.
Конечно, чисто бытовые трудности были на каждом шагу, но тогда вся страна жила так. Барак, о котором я уже упоминала, в те годы был привычным и типичным местом жительства для многих семей. Это было длинное одноэтажное строение, сколоченное из досок, между которыми в качестве утеплителя засыпались земля или шлак. Вдоль широкого коридора по обе стороны шли двери в квартиры, а точнее, комнаты с печкой-плитой, полатями над дверями и  единственным окном. Мне было всего-то четыре года, когда мы переехали из него в свой дом, и все же я хорошо помню и сам барак и то, как летними ночами мы спали, открыв двери настежь всем бараком. И не потому, что воровать было нечего, ведь, как известно, нищему – кошеля жалко, а потому что никто не воровал!  Или, по крайней мере, воров было мало, а порядочных людей  много больше. В наши дни - все наоборот. Порядочным людям приходится сидеть за зарешеченными окнами и железными дверями, не говоря уж о представителях власти или бизнеса, которые не просто охрану, а порой целую армию имеют, оснащенную самым современным оружием. Причины такого явления давно всем известны и нет нужды на них останавливаться. Вернусь к воспоминаниям.
Отлично помню, как строился Дом культуры, (ныне Дом творчества) потому что мы с сестрой и с другими такими же девчонками и мальчишками бегали там, пока наши родители работали на стройке. Это была заводская стройка, потому что время от времени туда направляли работать все цеха.  Цех № 4, где работала мама, к примеру, натирал паркетные полы. Торжественное открытие клуба было зимой, и нас, детей, на него, конечно, не взяли, но мы часто ходили туда на спектакли, концерты или в кино. До сих пор в памяти запах резеды, который поднимался от красивых клумб, разбитых перед парадным подъездом, до самого балкона, куда выходили зрители во время антракта. А какие там ставились спектакли! Была поставлена даже опера - «Запорожец за Дунаем» композитора Майбороды.
В спектакле А. Арбузова «Таня» играл и мой отец - Путинцев Василий Александрович. Он был человеком далеко неординарным: неплохо декламировал, и сам писал стихи. Как самодеятельный поэт, участвовал в семинаре, о котором как-то подробно писала Л. Е. Матвеева, где встречался с известными уральскими поэтами Найдичем, Куштумом, Очеретиным.  Эта фотография и сейчас хранится в семейном альбоме вместе с фотографией, из школы № 5, где он тоже читал свои стихи. Кроме того, он был страстным поклонником оперного искусства, и эта любовь передалась мне, как и писательский зуд, наверное, тоже. Вообще стремление писать было почти у всех Путинцевых. Стихи писали мой двоюродный брат Буштухин Виталий Константинович и мой дядя Евгений Александрович Путинцев. Не знаю, писал ли  стихи другой мой дядя – фронтовик Дмитрий Александрович Путинцев, один из первых директоров нашего Хлебозавода, но письмами его можно было зачитываться, да и говорить с ним было интересно.
К сожалению, я не помню Бобылевский сад, в котором, говорят, была даже вышка для прыжков с парашютом, но я отлично помню  стадион, футбольные матчи, полные трибуны. Конечно, в футболе нам с сестрой больше всего нравились конфеты и мороженое, которые покупали родители и  праздничная атмосфера, что царила на матчах. Из игроков в памяти остались двое. Владимир Малышенко, он был другом отца, и Николай Чухарев, отец нынешнего Главы города М. Н. Чухарева. Он был вратарем.
А еще я прекрасно помню ипподром, что располагался за Шадринским мостом. Там проходили бега, и мы по воскресеньям часто ходили туда всей семьей, шли пешком через весь город. Из Насоново путь неблизкий. Там нам нравилось все, не только конфеты и мороженое, как обязательный атрибут подобных мероприятий, но и сами бега. Они были очень красочными.   Особенно хороши были тройки! Как с картинки! Средний – коренник, голову держал прямо, гордо, а пристяжные по бокам глядели по сторонам с красивым изгибом шеи. В цветах, в лентах и наездники, и повозки, и сами лошади и, конечно же, колокольчики с их удивительным, неповторимым звоном!    
Вообще, наша жизнь складывается как-то удивительно! Весь мир движется вперед к прогрессу, а мы откатываемся назад. Когда-то за каменные да деревянные кружева на одной только торговой улице наш город называли уральским Петербургом! Сегодня, глядя на это перестроечно-рыночное, а точнее продажно-базарное безобразие, такое сравнение даже в голову никому не придет!  Были в городе и клумбы, и фонтаны. А на улице к. Маркса даже скамейки были под стать старинным фасадам зданий. Видать отцы города думали не только о сиюминутной выгоде, а чувствовали историческую ответственность перед поколениями за возложенную на их плечи должность. Теперь молодежи уже и не верится, что у нас, как в американских фильмах, на улицах стояли таксофоны и автоматы с газводой, где в жаркий день можно было выпить простой газировки или с сиропом, самостоятельно опустив в прорезь автомата соответственно одну или три копейки.  На Пышме стояла своя гидроэлектростанция. Называли ее почему-то Погорельской. По реке ходили легкие катера, и была лодочная станция, где можно было взять на прокат лодку и, объехав все большие и малые островки, набрать целую охапку белых лилий в их тихих заводях. Возле Шадринского тогда  еще деревянного моста был оборудован пляж, а по ту сторону трассы «Тюмень-Свердловск» напротив Обуховского дома отдыха все лето в три смены  работали загородные пионерские лагеря.
В одном из них, пионерлагере «Восток», мне довелось проходить пионерскую практику от пединститута, куда я поступила в свое время после окончания школы № 1 без всяких репетиторов и подготовительных курсов, о которых тогда и слыхом, не слыхивали, выдержав конкурс в 5 человек на одно место. Директором нашего пионерлагеря многие годы была Вера Алексеевна Симакина. Рядом с  «Востоком»  был свердловский пионерлагерь «Искра», а чуть далее позднее построили районный пионерлагерь «Уральские зори»…
Идут годы. Стареет человек. Все круче вьется нить его воспоминаний, приобретая статус документальности. И на мой взгляд, нет, пожалуй, сегодня более достоверных исторических материалов о жизни народа в той, многим уже незнакомой советской стране, чем те, что написаны нами, ибо, горько сознавать, но мы, наверное, единственная в мире страна, не имеющая своей истории. Нет, конечно, история-то у нее есть, да только мы не знаем какая она. Сначала была царская, потом советская, теперь вот новая демократическая. Советская история мало видела достижений царской империи, называя царскую Россию тюрьмой народов, теперь вот новая демократическая  весь советский период тоже называет  тоталитарным режимом, попирая все идеалы, на которых воспиталось не одно поколение советских людей. И хоть реалии говорят о том, что, вероятно,  это были неплохие поколения, если сумели и после гражданской войны, и после отечественной в кратчайшие сроки не только обрести статус великодержавной страны, но и стать первопроходцем в космосе, все равно уверяют, что все годы советской власти были ошибочными. Хотя, честно говоря, мне лично трудно поверить, что жизнь без коррупции, наркотиков, проституции, беспризорности, безграмотности, безработицы, забастовок и голодовок – это сплошная ошибка.   
Ну что ж, «большое, видится на расстоянии», как сказал С. Есенин, а значит и оценку демократическим достижениям страны напишут в своих воспоминаниях другие, которые придут вслед за нами. А они обязательно придут! 

   О. В. Нифонтова.    
;

Этой статьей я приняла участие в конкурсе "История России в истории моей семьи", объявленном газетой "Камышловские известия" в 2013 году. Статья была признана лучшей. Я стала победителем этого конкурса.