Я помню...

                ПАМЯТИ  ВОИНОВ-СТАНИЧНИКОВ
                «Блаженны милостивые, ибо они помилованы будут» (Мф. 5,7).

                1
Я помню;  Станица  в  цветеньях медовых,
Где в  детских мечтах забывали порой,
Что каждый второй – инвалиды и вдовы,
А значит  нечётным  был  павший  Герой.

Я помню;  Казачки несли коромысла,
Не расплескав родниковой воды.
Я помню;  Отцов,  преисполненных смыслом,
Послевоенных,   ещё молодых.

Я помню, как  двое  курили при встрече,
Здоровались, будто  чеканили  честь...
Один без руки – пустота у предплечья,
«Сурово»  прошит  и  израненный весь.

Другой был с культёй,  чуть повыше колена,
Отец трёх невест, садовод  Филимон.
Безрукий же,  Палыч – охотник  отменный,
Пилить и колоть – средь калек –  чемпион.

Он ладил одной –  за двоих,   понарошку. . .
Как цвёл, Филимонов,  «мичуринский сад»!
А Палыч!  Одною рукой,  на гармошке!
Искрился в мехах русских нот звездопад.

Беда инвалидов – где пусто – чесалось, -
У Палыча – пальцы, у Фили – нога,
Да ночью кричали, но самую малость,
Когда добивали в атаке врага.

Все жили большою  роднёй – не тужили,
Калиткам не ведом был ключ  и  замок, -
И конюх,  Василий Иванович Жилин,
Нероев,  Усенко,  Ралло  и  Зубок. . .

Я помню. . . я вижу, сквозь время станицу,
Там ласточек гнёзда свежи на стене. . .
И нету  печали ни в душах, ни в  лицах,
Лишь сны не дают позабыть о войне.

И только лишь в мае, напомнив соседу,
Они надевали свои ордена.
Пиджак похоронный – пиджак для Победы
И пили всем миром по чарке вина.

И были равны хлебороб с инвалидом:
Никто не считал,  ни медалей,  ни ран.
И рАвно любили их Марфы и Лиды,
Лишь вдовы вздыхали, молясь по утрам.

И пели, всегда, обязательно пели -
Как, вдруг,  «обломилась дощечка-доска»
И про Хасбулата, про снег и метели,
Когда налетала казачья тоска.

В казачьих станицах издревле калеки,
В почтении,  славе,   несли этот крест,
Пока не смежались у воинов веки
В смертельных объятиях  Навьих  невест.

Я помню, ты помни….

                2
Я помню другое – бомжей при вокзале,
Гармонь,  да тележка – без рук и без ног.
О чём на груди им звенели медали,
На их перекрестьях забытых дорог?

Я помню, ты помни; Отчизна  слепая!?
ЧетвертовАнных своих сыновей,
Ещё раз казнила,  ничтоже не каясь
И бросила оземь,  в мороз,  в суховей.

Отдавших последнее, Родины ради,
И руки,   и  ноги,  в чужих ковылях,
Горевшие в танках, в аду -  в Сталинграде,
Недо-умирали  на минных полях.

Взамен «погоняло»  -  бойцы-самовары,
Забвенье, безпамять – ни петь, ни плясать.
И плата за подвиг – ночные кошмары,
Да «краник» меж ног – одна радость – посс..ь.

И кто же, героям, судьбу занавесил
Немецкою тайной картин, одеял?
Ведь в каждом убит был Христос  и  Маресьев, -
Народ не заметил, народ ликовал.

Вдаль письма летели: - ПРОПАЛИ БЕЗ ВЕСТИ.
Плодили статистику павших и вдов.
А жизнь их стекала, смиренно, без мести,
На паперть вокзалов больших городов.

Иуды проснулись  в хрущёвской теплыни:
Бойцы разделяли судьбу не свою
И каждый знал песню /поют и поныне/,
«Зачем не погиб я в последнем бою».

Я помню, ты помни;  Судьбу Валаама,
Эрзац-лепрозории монастырей. . .
А где-то,  в  России,   всё плакали  мамы,
Сочился надеждой  их плач  из дверей.

А сЫночкам  было по двадцать с припёком -
Призыв из Союза, год  двадцать второй, -
Горевшие в танках,  без глаз синеоких,
Но слёзы текли из провалов порой.

Я помню;  Печаль их молитвенных песен…
Простите меня, мои братья-отцы!
Как трудно всё помнить из нынешних кресел?
Кому возлагать покаянья венцы?

Я помню, ты помни….

Дон  ст. Качалинская   08. 05. 17

                На фото1 – ветераны-станичники из ст.Бороздиновская, инвалиды ВОВ
                На фото2 с зарисовок художника Геннадия Доброва – безымянный инвалид ВОВ из  специнтерната для инвалидов,
                расположенного на Валааме, куда свозили их со всего Союза.