Ко дню Победы. Поэма. Мой двор. История3Обезьяна

История третья.
     Обезьяна.

Память зла и коварна,
Не ведает в сути изъяна:
Из судьбы багажа
Что хотел бы изъять навсегда
Шепчет в ухо, вдохнув,
Одно слово всего - "обезьяна."
Мне б забыть, мне б забыть
Мне б не помнить его никогда...

В сорок третьем, военном,
Жестоком, страданья разруха...
Жизнь в заботах земных:
Надо выжить, не близок финал.
В доме, так себе дом,
Проживала седая старуха,
А откуда она
И не ведал никто, и не знал!
Дом был низкий
И более схожий с хибарой.
Не беленный, корявый,
Имел удручающий вид.
До начала войны
Проживал в нем с облезлой гитарой
Весельчак-балагур,
А в войну, в первых днях был убит.
Много дней и ночей
Дом стоял заколоченный глухо.
Даже ящик для писем
Валялся в дорожной пыли...
Но однажды в дверях
Появилась с котомкой старуха.
Кто-то тихо шепнул,
Что под руки ее привели...

Выползала она по утрам,
Чуть рассвет, втихомолку.
И кувшинчик скользящий,
-В ознобе дрожала рука-
Выставляла в окне,
На чуть-чуть выступавшую полку
Чтоб поздней разносящий
Пол-литра налил молока.
Разносящим был
Маленький, смугленький мальчик.
Мать, корову сдоив
И в бидон поместив молоко,
С куском хлеба ему
Наливала парного стаканчик,
Чтоб проворнее шел:
Через поле нести нелегко...
Он во двор заходил,
Разливал молоко по посудам,
По тарелкам и чашкам
И, даже случалось, ковшам!
Был серьезный такой,
Безразличный к людским пересудам:
Ой, малышка совсем,
Несмышленыш, а надо же вам!
Несмышленыш?
Побойтесь соседушки бога!
Счет он знал назубок,
Опуская оплату в карман...
Их, конечно же, было,
Признаться, не так уж и много,
Но зато никогда и никто,
Не заметил в подсчете обман!
Но беда поджидала:
Домой торопился он к маме.
Шел малец через поле
Копейки неся да рубли...
А нашли его,
В кровью заполненной яме
И пытались врачи,
Но спасти малыша не смогли...
Только это я так:
Что-то память меня защемила...
Только это я так:
Не большою полоской в окне,
Вдруг мальчонка ожил...
И напомнил: ведь было же, было!
Что занозою в сердце,
Навечно осталось во мне!

...Я и сам не пойму
Отчего отступление это?
Я писал о войне,
О старухе с нелегкой судьбой...
Может быть я не прав,
Но мне кажется сердце поэта -
Это прежде всего
По душам разговор сам с собой!
Я коснулся судьбы.
Отложу нить рассказа в сторонку
И помыслю о ней.
Эта тема волнует и жжет!
Потому что она
Утверждает во мне потихоньку
Смысл о том, что живя,
Человек  вопреки не живет!
Кроме сложных дорог,
Кроме тропок, углов, переулков,
Кроме гор и оврагов,
Которые надо пройти,
Должен он и еще
Оградиться от мира ублюдков,
Как-то справиться с ними
На далеком нелегком пути!
И не дай ему бог
Разыскать и осилить лазейку!
Обойти, уступить
И подумать о том, что умней...
Он судьбу превратит
В бесполезную узкую лейку,
Не сумев процедить
Эту свору ублюдков-камней!
И тогда ни к чему
Его жизненных сил благородство.
Этикет и мораль,
И еще всевозможная чушь!
Потому что уродство
К тому и зовется - уродство:
Растерзает, сомнет
И сыграет победную тушь!
Ну, так вот, а теперь
Я продолжу рассказ о старухе.
Пусть слова, что пишу,
Заливает краснеющий стыд:
Ах, как жаль, что тогда,
Нам никто не влепил оплеухи
За глубокую боль,
Нанесенных старухе обид...
Мы мальчишки двора
Издевались жестоко и рьяно:
Барабанили в дверь
Поднимали неистовый вой!
А когда выходила
Кричали в лицо: "Обезьяна!"
Кувыркались при этом
И прыгали вниз головой...
А отцы воевали.
Ремнем бы нам всыпать, да с перцем!
Только некому было
А мать, как ни глянь, - это мать!
Да и слух прошуршал:
Побывала старуха под немцем...
Помогала им в чем то,
А в чем невозможно сказать...

Не отсюда ли яд
К этой богом забитой старухе?
Не отсюда ли ненависть
Детских, наивных сердец?
Ядом полны людские,
Ползущие мерзостью, слухи...
Зачастую судьбу
Обрекают на страшный конец...

Почему я пишу постоянно:
"Старуха, старуха"?
Почему не "старушка":
Добрее, милей и верней!
Это резкое слово
Сражает и душу, и ухо,
Но ведь именно так!
Так кричали мы ей у дверей...

...А потом, как-то раз,
Кто-то вызвал во двор "неотложку."
Зашептались вокруг,
Что не видели несколько дней...
А она каждый день
Подметать выходила дорожку
И такого еще
Никогда не случалося с ней!
Дверь взломали.
И правильно сделали, кстати...
Дверь взломали,
Вступили, лишь, робко едва,
Увидали: лежала старуха в кровати,
Недвижимо лежала
И поняли сразу - мертва!

Собрались. Схоронили.
И сделали в доме поминки.
Вот тогда военком,
Поминальные выпив сто грамм,
В многолюдной тиши,
Произнес свою речь без запинки...
Пооткрыли все рот
Откровенным и чистым словам!

...Как попала она
На работу в гестапо,
То-тайна...
Знала пять языков,
Среди них и немецкий,
Сполна.
До войны педагог,
А в войну с первых дней
Не случайно,
По заданию свыше,
Переводчица. Это война!
По ночам не спала,
Будоражил весь ужас работы:
Эти пытки и муки
Стояли и стыли в глазах.
И порою до спазм,
До безумства сознанья, до рвоты,
Потому что, страдая,
И ни слова не смеешь сказать...
Да, такою  ценой
Добывались военные сводки...
Их в советских штабах
Ожидали и ночью и днем,
Для того, чтоб потом,
Зная карты, прямою наводкой,
Бить фашистскую нечисть
Смертельным и точным огнем!

Все случилось зимой:
Ликовала свирепствуя стужа...
Кабинет. Офицер.
И плененный советский солдат...
Чуть не грохнулась на пол:
Узнала родного в нем мужа...
Прислонилась к стене,
Потемнел обезумевший взгляд...
Между тем офицер
С перекошенным ртом?
Полным пены,
Бил Ванюшу наотмашь,
Железным, с начинкой прутом...
Кровь текла по лицу,
Бились насквозь пробитые вены,
А она, а она...
Молча выла проваленным ртом...
...А Ванюша молчал
И смотрел на нее не моргая,
Лишь дрожащие губы
Беззвучно шептали:
«Терпи...
Ты терпи, ты терпи,
Ты терпи...
Ты не плачь, дорогая!
И прощай, и живи,
И за мною идти не глупи...»
И она поняла,
Он готов был
К последнему бою:
Во весь рост
Бросил тело,
Искавшее быструю смерть...
Прогремевшие выстрелы
Кончили счеты с судьбою...
Человека, любившего жизнь,
За которую смог умереть!

У окна офицер.
Курит, дым из колец...
Тишина-ерунда,
Безразличье...
На столе, еще дышащий,
Тот пистолет.
Где-то слышится пение
Птичье...
Миг - к столу подошла,
Миг - взяла пистолет,
Миг - и шаг к офицеру тихонько...
И за все двадцать пять,
Ваней прожитых лет,
Всю обойму пустила в подонка!

И осталась жива? Да, осталась жива!
Нам к чему сомневаться, гадая?
Говорят, в эту ночь,
Лишь проснулась едва:-
Голова в бело-белом-седая...
И глаза - не глаза,
И в морщинах лицо,
И ссутулились плечи устало...
Ну, а сколько ж ей лет?
Даже страшно сказать:
Двадцать два
Всего жизнь насчитала!
Ну, а дальше, а дальше,
Что было потом?
...Жизнь продолжила
Мерить этапы:
Испытала по полной
Немецкий садом...
Если проще:
Подвалы гестапо...
И осталась жива?
Да, осталась жива...
Кто-то скажет:-
"Вот это везуха!"
...Да, везуха!
Седая, как снег голова,
И совсем молодая
Старуха...

Память зла и коварна.
Не ведает в сути изъяна:
Из судьбы багажа,
Что хотел бы изъять навсегда,
Шепчет в ухо вдохнув,
Одно слово всего: "Обезьяна."
Мне б, забыть, мне б забыть...
Мне б не помнить его никогда...
У истории нет,
Сослагательных нет наклонений:
Не вернуться назад,
Не исправить поступки тех дней.
Запоздало звучит
Жалкий лепет пустых извинений.
Только память моя
С каждым годом сильней и сильней...

На углу магазин
Под округлою цифрою"пятый."
За него завернуть
И еще метров двадцать пройти,
Там ворота стоят
Еле-еле, два столбика смяты
И, похоже, за ними
Давно никого не найти...

***