Баллада о зенитчицах - пер. Р Рождественского

A ballad about the antiaircrafter girls

How could you see behind the days
The faint step?
I wish to make it closer -
This step...
On the battery there were
Only the girls.
The older one -
Was eighteen.
She had a sporty fringe
Over the squinty sharp eyes
And the contempt to war as bravada.
That morning
Tanks had reached Khimki.
The tanks had
Crosses on armour.

And the older girl,
Going really older,
Protecting her with hand from horror,
Commanded shrilly:
- Battery-i-i-i...
(Ah Mummy!
My dear!)
Fire! -
And - the burst!



----
Роберт Рождественский

БАЛЛАДА О ЗЕНИТЧИЦАХ

Как разглядеть за днями
след нечёткий?
Хочу приблизить к сердцу
этот след...
На батарее
были сплошь –
девчонки.
А старшей было
восемнадцать лет.
Лихая чёлка
над прищуром хитрым,
бравурное презрение к войне.
В то утро
танки вышли
прямо к Химкам.
Те самые.
С крестами на броне.

И старшая,
действительно старея,
как от кошмара заслонясь рукой,
скомандовала тонко:
- Батарея-а-а!
(Ой мамочка!..
Ой родная!..)
Огонь! –
И –
залп!


And then they
keened,
girls.
Wailed a lot.
As if all woman's pain
Of Russia
In that girls
Found its sound.
The sky was circling -
Snowy and pitty.
 
И тут они
заголосили,
девчоночки.
Запричитали всласть.
Как будто бы
вся бабья боль
России
в девчонках этих
вдруг отозвалась.
Кружилось небо –
снежное,
рябое.

Wind was
Hot to scorch.
The legendary cry
Hung over the battlefield,
It was louder than the bursts.
That cry!




Был ветер
обжигающе горяч.
Былинный плач
висел над полем боя,
он был слышней разрывов,
этот плач!
Ему –
протяжному –
земля внимала,
остановясь на смертном рубеже.
- Ой, мамочка!..
- Ой, страшно мне!..
- Ой, мама!.. –
И снова:
- Батарея-а-а! –
И уже
пред ними,
посреди земного шара,
левее безымянного бугра
горели
неправдоподобно жарко
четыре чёрных
танковых костра.
Раскатывалось эхо над полями,
бой медленною кровью истекал
Зенитчицы кричали
и стреляли,
размазывая слёзы по щекам.
И падали.
И поднимались снова.
Впервые защищая наяву
и честь свою
(в буквальном смысле слова!).
И Родину.
И маму.
И Москву.
Весенние пружинящие ветки.
Торжественность
венчального стола.
Неслышанное:
«Ты моя – навеки!..»
Несказанное:
«Я тебя ждала»
И губы мужа.
И его ладони.
Смешное бормотание
во сне.
И то, чтоб закричать
в родильном
доме:
«Ой, мамочка!
Ой, мама, страшно мне!!»
И ласточку.
И дождик над Арбатом.
И ощущенье
полной тишины
Пришло к ним это после.
В сорок пятом.
Конечно, к тем,
кто сам пришёл
с войны.