Июньский полдень. Продолжение 5

Ужин прошел неспешно, даже грустно.
Хоть и кухарка расстаралася вовсю –
Все было празднично и неимоверно вкусно,
А торт под шапкой крема фору дал гусю
С хрустящей корочкой и яблочной подливой,
Паштет из печени на гренках с рубленным яйцом,
Даже картофель  - лакомый на диво
Не оценен был Машей. Бледное лицо
Ее хранило тень печали горькой,
И именины стали вдруг безрадостны весьма,
Когда в гостиной сев за пианино только
Коснувшись клавиш, словно алая тесьма
Текла мелодия все горше с каждой нотой,
Как бесконечный путь неведомой тоски,
Без слов экспромт о том что нет чего-то
Или кого-то, того с кем станешь или были бы близки.
Тесьма все вилась, нежностью и грустью,
Словно рукой была направлена вперед,
Все замолчали в зале, подчинившись чувству,
Ею расправленному. Музыки полет
Был невесом и все стремился в небо,
Туда где сумерки сгущались среди звезд,
Чтобы растаять, стать прохладным ветром,
Плечи ласкающим, зовущим лишь вперед.
Она окончила, закрыла крышку шумно,
Еще мгновение сидела не дыша,
Сама в себе, взгляд устремив бездумный
В ночное небо.
- Браво! Хороша! – хлопки в ладоши
Были сродни грому,
Голос. Тот самый. Тот, что утром был у них.
Немного хриплый, но уже такой знакомый.
Вскочила резко, обернулась. Мир затих,
Казалось, замерло все, вмиг остановилось.
И только гость вечерний – только он один пред ней,
И отчего сердце билось, жарко билось…
Как сумасшедшее, сильнее и сильней.
- Ты опоздал! – чуть строгий голос Пети.
- Зато я к лучшей части вечера успел.
Вы столь пронзительно играли, верно нет на свете
Нежней мелодии. – Он дерзок был и смел.
Маша смутилась, жадно наслаждаясь
Столь непривычно откровенной похвалой,
Слегка краснея она только улыбалась,
Амура жаркою пронзенная стрелой.
- Я не представился, простите. – извинился. –
-  Федор Иванович Кондратьев. – вновь кивок-поклон.
- Прошу прощения, что слишком припозднился.
Илья Аркадьевич, Ольга Петровна, Петя. – он
Как будто чувствовал себя в гостях как дома,
Словно он будет близкий родственник семьи
Всеми любимый или же знакомый
Не первый год уже, что кажется свои
Все здесь присутствующие. Смело. Слишком смело.
Папенька наглости в знакомцах не любил,
Ему по нраву больше были люди-дела,
Честные, скромные. Он сам таким же слыл.
Федор Иванович был больше для показа,
Все что он делал, даже то как говорил,
Было рассчитано на публику, чтоб сразу
Всех покорить, влюбить. И без ветрил
Его корабль шел по заданному курсу,
Но только Маше не дано того понять.
ЗаворожЕнная огнем его безумства
Его натурой жаркой всеоткрытой, внять
Голосу разума была, увы, не в силах.
Он словно солнце озарил вдруг ее мир
Такой привычный, что порой невыносимо…
А он другой мир знает и подарит. Он почти кумир
В ее глазах, он из далекой жизни,
Из той, что видится порой в тревожных снах,
Той за оградой что скрывается, что до тризны
Ей не увидеть… Разве что в мечтах…