Белый, который чернее красного

Сын эмигранта Октябрьских времен
Поручик РОА был весьма удивлен,
Что русская чернь прокляла сыновей,
Несущих свободу из мира князей.
Вся правда войны отравила мечту,
Оставив вопрос – Зачем, почему?
Зря дома внушали, что память жива…
Здесь красные суки забыли Христа.   
Но все же щемило при виде дворов,
Горящих развалин, церквей и мостов,
Убитых старух, от повешенных тел…
К тому же он сам вел истца на расстрел.
    
На поле сражений свела их судьба.
Он - власовец бравый и немцам слуга.
Она - красный снайпер и меткий стрелок,
Забравшая жизни армейских дружков.
Безумно правдива в своей наготе,
Хоть тут же венчайся, божась на кресте…
Да разум в тумане не понял себя,   
В нем с черной ухмылкой вещал сатана.   
Вещал и велел её наказать…
Но время разверзлось, двигаясь вспять.
Синь неба взорвалась, сметая живых…
То били «Катюши» по зову молитв.

Крик «Мама!» уперся в огненный вал,
Где пламя кружило, сжигая металл,
Где свет набегал очищеньем души,
Летящей меж комьев и пыли земли.
Смешалась их кровь, смешались тела…
Сквозь дымку смеялось исчадие зла
- Вот это дела! Остроумен Господь!
Поджарив, венчает русскую плоть…
И тут же в ответ Бес услышал слова
- Тебе не понять меня никогда.
Тебе не понять и свернувших с пути,
Считающих Маму за образ страны.

Вдруг Дьявол ехидно Творца оборвал
- Господь, Ты зачем меня оболгал?
Ну, да! Подстрекаю на злобу людей…
Поверь, изначально там каждый злодей.
Они убивают… Ты сам повелел,
Чтоб охлос в себе дно порока узрел.
 Зачем же ты разом обоих накрыл?
Лучше б подсказки, как я, говорил.
А то смотришь сверху и гонишь пургу,
Что надо бы верить в твою правоту.
Но как тут поверить, коль ты в стороне?
Вот каждый и ищет ответы во мне.

- Постой, злой Архангел, ведь я двуедин.
И ты, как второй мной отвергнутый сын,
Подумай-ка, Тёмный… Если не лох,
В себя наигравшись, получишь подвох.
Представь, во вселенной всё стало твоё.
Что дальше? А дальше почти ничего.
Один, словно Бог.  Все в округе ничто…
Так, кучка дерьма… Совращать-то кого?
От скуки издохнешь. А выход один –
Начнёшь изгаляться в интригах вершин.
Они породят вновь аттрактор добра…
Усек, что вернешься и станешь, как я!?

И да! Что о русских? Тут просто совсем.
Убивши обоих, не вижу дилемм.
Не дав совершить инфернального зла,
Вторую запомнят героем добра.
И темный окрас твой станет светлей,
А племя усвоит судьбу двух людей.
Не будет стоять между ними вражда,
Все скажут – То было знаменья судьба!
В которой Господь наказал за грехи,
За Родину – Мать, за ученья твои.
И вот, что скажу про этот народ -
Их Матушка любит. Её здесь приход.

- Кто в суе вещает имя мое?
- Ах, Матушка, здравствуй. Мы тут… про житьё.
- Ну-ну. Про житьё? А где дети мои!?
Ты, Бес, осторожней им сети плети.
Насколько я помню, который уж раз
Свои извращенья кидаешь под Нас.
Усвой… Повзрослев и пройдя через ад,
Мой светлый народ исполнит наказ.
Они разгильдяи, но есть в них душа,
Которая знает всю правду добра.
Им только бы нужно слегка повзрослеть,
Чтоб напрочь порвать твою черную сеть…

Очнувшись, поручик зажмурил глаза,
Вспомнил виденье, богов и себя.
Увидел дивчину на красном снегу
С раной у сердца и пулей во лбу.
- Странно, - подумал, -  ведь я не стрелял?
Тут хохот капрала ему подсказал.
Немец смеялся. Картавя съязвил,
Что русский Иван вчера перепил.
И вместо того, чтобы в телку стрелять,
Подняв автомат, умудрился упасть.
Тут что-то сместилось в пьяных мозгах…
А, впрочем, не важно, как думает враг.