Пороша тип в Пролог на небесах
Но он же тот еще козел,
Нет даже мысли, чтобы смыться,
Попрятал золото, что мел.
А сам он будет упираться,
Коль есть надуманный предлог,
Что Запад не велел сдаваться,
Он будет типом, чтоб в пролог,
В «Пролог на небесах» попасть по Гете,
Где Мефистофель говорил:
«Ни дать ни взять кузнечик долгоногий,
Который по траве то скачет, то взлетит
И вечно песенку старинную твердит.
И пусть еще в траве сидел бы он уютно, —
Так нет же, прямо в грязь он лезет поминутно».
А до того еще сказал для Бога:
"Мне нечего сказать о солнцах и мирах:
Я вижу лишь одни мученья человека.
Смешной божок земли, всегда, во всех веках
Чудак такой же он, как был в начале века!
Ему немножко лучше бы жилось,
Когда б ему владеть не довелось
Тем отблеском божественного света,
Что разумом зовет он: свойство это
Он на одно лишь смог употребить —
Чтоб из скотов скотиной быть!"
На что сам Бог ему ответил:
"Ты кончил? С жалобой одною
Являешься ты вечно предо мною!
Иль на земле добра совсем уж нет?"
А Мефистофель вновь о грустном:
"Нет, что ни говори, а плох наш белый свет!
Бедняга человек! Он жалок так в страданье,
Что мучить бедняка и я не в состоянье".
А Бог напомнил, кто Пороша есть:
"Он мой раб."
Вновь Мефистофель возразил:
"Но не такой, как все; он служит по-иному;
Ни пить, ни есть не хочет по-земному;
Как сумасшедший, он рассудком слаб,
Что чувствует и сам среди сомнений;
Всегда в свои мечтанья погружен,
То с неба лучших звезд желает он,
То на земле – всех высших наслаждений,
И в нем ничто – ни близкое, ни даль —
Не может утолить грызущую печаль."
Тогда вот так сказал Всевышний:
"Пока еще умом во мраке он блуждает,
Но истины лучом он будет озарен;
Сажая деревцо, садовник уже знает,
Какой цветок и плод с него получит он."
А Мефистофель вновь перечит,
Отдать Порошу просит лишь ему:
"Бьюсь об заклад: он будет мой!
Прошу я только позволенья, —
Пойдет немедля он за мной."
Господь вдруг с этим согласился:
"Пока живет он на груди земной,
Тебе на то не будет запрещенья:
Блуждает человек, пока в нем есть стремленья."
Осталось малость, Мефистофель уточнил:
"Благодарю: не надо мертвых мне!
От трупов я держуся в стороне.
Нет, дайте мне здорового вполне:
Таких я мертвецам предпочитаю, —
Как кошка с мышью, с ними я играю."
Господь так окончательно решил:
"Тебе позволено: иди
И завладей его душою
И, если можешь, поведи
Путем превратным за собою, —
И посрамлен да будет Сатана!"
От автора добавлю и Пороша.
Но Мефистофель так еще сказал:
"Сознаньем слабым и минутным!
Игра мне эта не страшна,
Не проиграю я заклада;
Но только знайте: если мне
Поддастся он, пусть будет мой вполне:
Триумф победы – вот моя награда!
Пусть вьется он в пыли, как тетушка моя,
Достопочтенная змея!"
Вот, что сказал Бог на прощанье,
Там были ведь сыны небес и рая:
"Тогда явись ко мне без колебаний!
К таким, как ты, вражды не ведал я…
Хитрец, среди всех духов отрицанья
Ты меньше всех был в тягость для меня.
Слаб человек; покорствуя уделу,
Он рад искать покоя, – потому
Дам беспокойного я спутника ему:
Как бес, дразня его, пусть возбуждает к делу!
А вы, сыны небес и рая, —
Пусть вечно радует вас красота святая,
И ко всему, что есть и будет вновь,
Пусть проникает вас священная любовь,
И все, что временно, изменчиво, туманно,
Обнимет ваша мысль, спокойно-постоянна".
А Мефистофель что о всем подумал,
Порошу как к себе забрал:
"Охотно старика я вижу иногда,
Хоть и держу язык; приятно убедиться,
Что даже важные такие господа
Умеют вежливо и с чертом обходиться!"
На этом каламбур я завершу
С почтением к Богу, Сатане,
К умам великих, к Прологу в небесах,
Куда Пороша заступил, продав души своей остатки.
06 мая 2017 г
Свидетельство о публикации №117050600249