Урок литературы

- Разрешите, я скажу?
- Да, говори, если так неймется. Но не много, до звонка осталось пять минут.
- Конечно, я быстро. Вы сейчас говорили про любовь, про литературную и, как-будто, настоящую, высокую и чистую любовь. Я так понял вас, Галина Семёновна, что вся проза и вся поэзия пронизана насквозь этим чувством, и оно, это чувство, так неистово пропитано болью авторов, что всё это звучит как-то грустно, депрессивно, неумолимо и бессмысленно и, честно говоря, даже артистично низко. Я не могу понять, где же счастье и гармония столь необходимые человеку, по-настоящему любящему человеку? Почему у них у всех, этих великих классиков, герои любят как-то не так, как мы хотим и мечтаем любить сейчас? Они или счастливы вместе, но как-то не просто и обязательно не надолго, и что-то трагичное, что-то фатальное приходит к их чувству и вероломно забирает это чувство, кого-то оставляя в страданиях. Или же они любят каждый как-то раздельно и глупо, по-своему эгоистично и цинично, красиво и больно: или он её любит, она нет; или она желает его, а он издевается, и не принимает её всерьёз. Вот, вы говорите, это всё жизнь, точнее про жизнь написано, так, мол в жизни и есть. Но как? Неужели нас ждёт такое? Романы с привкусом страсти и боли, разочарования от неверных надежд, несбыточных ожиданий, глубокой, неизбежной печали, с оттенком сумасшествия и фатализма, поездов-убийц, цинично-холодных чувств, и вечно несбыточных ощущений настоящей любви. Любви, которая была когда-то и ушла, но от чего-то осталась в сердце и там живёт до самой смерти героя? Неужели это?
- Нет, вам просто рано это читать!
- А зачем тогда мы это читаем?
- Программа такая.
- Потому, видимо, и, вы, такая несчастная, Галина Семёновна, у вас, ведь, тоже такая программа была.
- Да, была. Но я не читала, а когда прочитала, то поздно было. И хорошо, что ты это всё сказал, значит познал. А знающий, не будет искушён цинизмом и глупостью нашего обычного мира. Они, ведь, авторы, это пережили. Их опыт страшной боли - это дар нам, дар с которым вы должны будете сохранить ваши жизни в настоящей, взаимной, святой и чистой любви, той самой, которую, ты, юноша, видишь и ждёшь сегодня, и которую ты должен будешь сберечь, избежав их ошибки и боль.
- Вот, чёрт!
- Что?
- Я вам, можно тет-а-тет скажу.
- Да, конечно.
Раздался свободный звук звонка и перемена понеслась. Юноша, стыдливо красный, и болезненно прыщавый подошёл к учительнице.
- Моя соседка, Лена, ну, вы знаете её. Она беременна, и вроде как, даже и от меня.
- Что значит вроде как?
- Ну, не уверен я, но, наверное, да, и от меня.
- И?
- А в книгах нет, что должен делать я, ведь не люблю, ну, честно, глупость вышла!
- И что же хочешь от меня?
- Да, это, как сказать, мне страшно дико, не могу узнать, что делать дальше и куда бежать...
- На, вот телефон, ты позвони туда, скажи, что от меня, и деньги подготовь, и всё решится быстро...
Да, мы так устроены, в высоких мыслях нравственно безвольные!
SH