Поэты России о Гражданской войне

К 100-летию начала Гражданской войны в России


...Не нам ли суждено изжить
Последние судьбы Европы,
Чтобы собой предотвратить
Ее погибельные тропы....

Русская революция
Максимилиан Волошин
  12 июня 1919

...И там и здесь между рядами
Звучит один и тот же глас:
"Кто не за нас -- тот против нас.
Нет безразличных: правда с нами".
 
А я стою один меж них
В ревущем пламени и дыме
И всеми силами своими
Молюсь за тех и за других.

Гражданская война
Максимилиан Волошин
21 ноября 1919, Коктебель

 
Гражданская война - трагедия народа
России, расколовшая надвое страну,
Втянувшая всех в кровопролитную войну.
Такой ценой досталась нам свобода,
Демократия и долгий в ушедшем веке тоталитарный строй.
Цвет нации погибший, прозябавший на чужбине.
В разрыве с Родиной  и дорогой  ценой,
Оплаченной  разлукой и страданиями своими.

***

Максимилиан Волошин (1877 - 1932, Коктебель):

МИР
 
С Россией кончено... На последях
Ее мы прогалдели, проболтали,
Пролузгали, пропили, проплевали,
Замызгали на грязных площадях,
Распродали на улицах: не надо ль
Кому земли, республик, да свобод,
Гражданских прав? И родину народ
Сам выволок на гноище, как падаль.
О, Господи, разверзни, расточи,
Пошли на нас огнь, язвы и бичи,
Германцев с запада, Монгол с востока,
Отдай нас в рабство вновь и навсегда,
Чтоб искупить смиренно и глубоко
Иудин грех до Страшного Суда!
23 ноября 1917
Коктебель
***

РУССКАЯ РЕВОЛЮЦИЯ
 
Во имя грозного закона
Братоубийственной войны
И воспаленны, и красны
Пылают гневные знамена.
 
Но жизнь и русская судьба
Смешала клички, стерла грани:
Наш "пролетарий" -- голытьба,
А наши "буржуа" -- мещане.
А грозный демон "Капитал" --
Властитель фабрик. Князь заботы,
Сущность отстоенной работы,
Преображенная в кристалл, --
Был нам неведом:
   нерадивы
И нищи средь богатств земли,
Мы чрез столетья пронесли,
Сохою ковыряя нивы,
К земле нежадную любовь...
России душу омрачая,
Враждуют призраки, но кровь
Из ран ее течет живая.
 
Не нам ли суждено изжить
Последние судьбы Европы,
Чтобы собой предотвратить
Ее погибельные тропы.
Пусть бунт наш -- бред, пусть дом наш пуст,
Пусть боль от наших ран не наша,
Но да не минет эта чаша
Чужих страданий -- наших уст.
И если встали между нами
Все бреды будущих времен --
Мы всё же грезим русский сон
Под чуждыми нам именами.
Тончайшей изо всех зараз,
Мечтой врачует мир Россия --
Ты, погибавшая не раз
И воскресавшая стихия....
12 июня 1919

***

ГРАЖДАНСКАЯ ВОЙНА
 
Одни восстали из подполий,
Из ссылок, фабрик, рудников,
Отравленные темной волей
И горьким дымом городов.
 
Другие -- из рядов военных,
Дворянских разоренных гнезд,
Где проводили на погост
Отцов и братьев убиенных.
 
В одних доселе не потух
Хмель незапамятных пожаров,
И жив степной, разгульный дух
И Разиных, и Кудеяров.
 
В других -- лишенных всех корней --
Тлетворный дух столицы Невской:
Толстой и Чехов, Достоевский --
Надрыв и смута наших дней.
 
Одни возносят на плакатах
Свой бред о буржуазном зле,
О светлых пролетариатах,
Мещанском рае на земле...
 
В других весь цвет, вся гниль империй,
Всё золото, весь тлен идей,
Блеск всех великих фетишей
И всех научных суеверий.
 
Одни идут освобождать
Москву и вновь сковать Россию,
Другие, разнуздав стихию,
Хотят весь мир пересоздать.
 
В тех и в других война вдохнула
Гнев, жадность, мрачный хмель разгула,
А вслед героям и вождям
Крадется хищник стаей жадной,
Чтоб мощь России неоглядной
Pазмыкать и продать врагам:
 
Cгноить ее пшеницы груды,
Ее бесчестить небеса,
Пожрать богатства, сжечь леса
И высосать моря и руды.
 
И не смолкает грохот битв
По всем просторам южной степи
Средь золотых великолепий
Конями вытоптанных жнитв.
 
И там и здесь между рядами
Звучит один и тот же глас:
"Кто не за нас -- тот против нас.
Нет безразличных: правда с нами".
 
А я стою один меж них
В ревущем пламени и дыме
И всеми силами своими
Молюсь за тех и за других.
21 ноября 1919
Коктебель

***

КРАСНАЯ ПАСХА
 
Зимою вдоль дорог валялись трупы
Людей и лошадей. И стаи псов
Въедались им в живот и рвали мясо.
Восточный ветер выл в разбитых окнах.
А по ночам стучали пулеметы,
Свистя, как бич, по мясу обнаженных
Мужских и женских тел.
Весна пришла
Зловещая, голодная, больная.
Глядело солнце в мир незрячим оком.
Из сжатых чресл рождались недоноски
Безрукие, безглазые... Не грязь,
А сукровица поползла по скатам.
Под талым снегом обнажались кости.
Подснежники мерцали точно свечи.
Фиалки пахли гнилью. Ландыш -- тленьем.
Стволы дерев, обглоданных конями
Голодными, торчали непристойно,
Как ноги трупов. Листья и трава
Казались красными. А зелень злаков
Была опалена огнем и гноем.
Лицо природы искажалось гневом
И ужасом.
 А души вырванных
Насильственно из жизни вились в ветре,
Носились по дорогам в пыльных вихрях,
Безумили живых могильным хмелем
Неизжитых страстей, неутоленной жизни,
Плодили мщенье, панику, заразу...
 
Зима в тот год была Страстной неделей,
И красный май сплелся с кровавой Пасхой,
Но в ту весну Христос не воскресал.
21 апреля 1921
Симферополь

***
БОЙНЯ
(ФЕОДОСИЯ, ДЕКАБРЬ 192O)
 
Отчего, встречаясь, бледнеют люди
И не смеют друг другу глядеть в глаза?
Отчего у девушек в белых повязках
Восковые лица и круги у глаз?
 
Отчего под вечер пустеет город?
Для кого солдаты оцепляют путь?
Зачем с таким лязгом распахивают ворота?
Сегодня сколько? полтораста? сто?
 
Куда их гонят вдоль черных улиц,
Ослепших окон, глухих дверей?
Как рвет и крутит восточный ветер,
И жжет, и режет, и бьет плетьми!
 
Отчего за Чумной, по дороге к свалкам
Брошен скомканный кружевной платок?
Зачем уронен клочок бумаги?
Перчатка, нательный крестик, чулок?
 
Чье имя написано карандашом на камне?
Что нацарапано гвоздем на стене?
Чей голос грубо оборвал команду?
Почему так сразу стихли шаги?
 
Что хлестнуло во мраке так резко и четко?
Что делали торопливо и молча потом?
Зачем, уходя, затянули песню?
Кто стонал так долго, а после стих?
 
Чье ухо вслушивалось в шорохи ночи?
Кто бежал, оставляя кровавый след?
Кто стучался и бился в ворота и ставни?
Раскрылась ли чья-нибудь дверь перед ним?
 
Отчего пред рассветом к исходу ночи
Причитает ветер за Карантином:
-- "Носят ведрами спелые грозды,
Валят ягоды в глубокий ров.
 
Аx, не грозды носят -- юношей гонят
К черному точилу, давят вино,
Пулеметом дробят их кости и кольем
Протыкают яму до самого дна.
 
Уж до края полно давило кровью,
Зачервленели терновник и полынь кругом.
Прохватит морозом свежие грозды,
Зажелтеет плоть, заиндевеют волоса".
 
Кто у часовни Ильи-Пророка
На рассвете плачет, закрывая лицо?
Кого отгоняют прикладами солдаты:
-- "Не реви -- собакам собачья смерть!"
 
А она не уходит, а всё плачет и плачет
И отвечает солдату, глядя в глаза:
-- "Разве я плачу о тех, кто умер?
Плачу о тех, кому долго жить..."
18 июня 1921
Коктебель,  21 мая 1921
Симферополь


Илья Эренбург  ( 1891 -1967):


ОДА (БРОЖУ ПО ПЛОЩАДЯМ...)
  (Писано в сентябре 1918 года)

Брожу по площадям унылым, опустелым.
Еще смуглеют купола и реет звон едва-едва,
Еще теплеет бедное тело
Твое, Москва.
Вот уж всадники скачут лихо.
Дети твои? или вороны?
Близок час, ты в прах обратишься —
Кто? душа моя? или бренный город?
На север и на юг, на восток и на запад
Длинные дороги, а вдоль них кресты.
Крест один — на нем распята,
Россия, ты!
Гляжу один, и в сердце хилом
Отшумели дни и закатились имена.
Обо всем скажу я — это было,
Только трудно вспоминать.
Что же! Умирали царства и народы.
В зыбкой синеве
Рассыпались золотые звезды,
Отгорал великий свет.
Родина, не ты ли малая песчинка?
О душа моя, летучая звезда,
В этой вечной вьюге пролетаешь мимо,
И не всё ль равно куда?
Говорят — предел и революция.
Слышать топот вечного Коня.
И в смятеньи бьются
Над последнею страницей Бытия.
Вот и мой конец — я знаю.
Но, дойдя до темной межи,
Славлю я жизнь нескончаемую,
Жизнь, и только жизнь!
Вы сказали — смута, брань и войны,
Вы убили, забыли, ушли.
Но так же глубок и покоен
Сон золотой земли.
И что все волненья, весь ропот,
Всё, что за день смущает вас,
Если солнце ясное и далекое
Замрет, уйдет в урочный час.
Хороните нового Наполеона,
Раздавите малого червя —
Минет год, и травой зеленой
Зазвенят весенние поля.
Так же будут шумные ребята
Играть и расти, расти, как трава,
Так же будут девушки в часы заката
Слушать голос ветра и любви слова.
Сколько, сколько весен было прежде?
И кресты какие позади?
Но с такой же усмешкой нежной
Мать поднесет младенца к груди.
И когда земля навек остынет,
Отцветут зеленые сады,
И когда забудется даже грустное имя
Мертвой звезды, —
Будет жизнь цвести в небесном океане,
Бить струей золотой без конца,
Тихо теплеть в неустанном дыхании
Творца.
Ныне, на исходе рокового года,
Досказав последние слова,
Славлю жизни неизменный облик
И ее высокие права.
Был, отцвел — мгновенная былинка...
Не скорби — кончая жить.
Славлю я вовек непобедимую
Жизнь.
Сентябрь 1918, Москва



Рюрик Ивнев ( 1891 -1981):

СМОЛЬНЫЙ

Довольно! Довольно! Довольно
Истошно кликушами выть!
Весь твой я, клокочущий Смольный,
С другими — постыдно мне быть.

Пусть ветер холодный и резкий
Ревет и не хочет стихать.
Меня научил Достоевский
Россию мою понимать.

Не я ли стихами молился,
Чтоб умер жестокий палач,
И вот этот круг завершился,
Россия, Россия, не плачь!

Не я ль призывал эти бури,
Не я ль ненавидел застой?
Дождемся и блеска лазури
Над скованной льдами Невой.

Чтоб счастье стране улыбнулось,
Она заслужила его.
И чтобы в одно обернулось
Твое и мое торжество.

Довольно! Довольно! Довольно!
Кликушам нет места в бою.
Весь твой я, клокочущий Смольный,
Всю жизнь я тебе отдаю!
 Октябрь 1917, Петроград

***
ПЕТРОГРАД

Я помню день Октябрьского восстанья.
Кипели площади. Дворец был пуст.
С его дрожащих, побелевших уст
Последние срывались содроганья.

Дома пылали. Проносились люди.
Чудовищно гремя, броневики
Встречали залпы спрятанных орудий,
И кое-где щетинились штыки.

Я помню дым, и небо, и тревогу,
И мост Дворцовый, и веселый шум
Восставших войск, взошедших на дорогу
Гражданских войн, великих дней и дум.
1918,  Москва


Владимир Петрушевский  (1891 - 1961, Сидней):

НОВЫЙ 1918 ГОД

Год наступает голодный,
В центре России война,
Стонет от власти "народной"
Наша родная страна.
В зареве грозных пожаров
Тени шакалов снуют,
Дикие банды вандалов
Цепи России куют.
Подняли брата на брата
Вихри безумных идей,
Отдана щедрая плата
Замыслу кучки людей.
Грезы о счастье в тумане,
Стонет и плачет народ –
Он получил "на экране"
Хартию русских свобод.
1917

Марина Цветаева (1890-1941, Елабуга):

...Белая гвардия, путь твой высок:
Черному дулу - грудь и висок.
Божье да белое твое дело:
Белое тело твое - в песок.

Не лебедей это в небе стая:
Белогвардейская рать святая
Белым видением тает, тает...
Старого мира - последний сон:
Молодость - Доблесть - Вандея - Дон.
        «из цикла «Дон», 24 марта 1918

***
Красный бант в волосах!
Красный бант в волосах!
А мой друг дорогой -
Часовой на часах.

Он под ветром холодным,
Под холодной луной, -
У палатки походной -
Как столб соляной.

Подкрадусь к нему тихо -
Зычно крикнет: - Пароль!
- Это я! - Проходи-ка,
Здесь спит мой король!

- Это я, мое сердце,
Это - сердце твое!
- Здесь для шуток не место,
Я возьму под ружье.

- Не проспать бы обедни
Твоему королю!
- В третий раз - и в последний:
Проходи, говорю!

Грянет выстрел. На вереск
Упаду - хоть бы звук.
Поглядит он на Север,
Поглядит он на Юг,

На Восток и на Запад,
- Не зевай на часах! -
Красный бант в волосах,
Красный бант в волосах!
10 ноября 1918


Иван Бунин  (1880 - 1953, Париж) :

22 ДЕКАБРЯ  1918 ГОДА

И боль, и стыд, и радость. Он идет,
Великий день, — опять, опять варягу
Вручает обезумевший народ
Свою судьбу и генную отвагу.
Да будет так. Привет тебе, варяг.
Во имя человечности и Бога,
Сорви с кровавой бойни наглый стяг.
Смири скота, низвергни демагога.
Довольно слез, что исторгал злодей
Под этим стягом «равенства и счастья»!
Довольно площадных вождей и мнимого народовластья!
 1918, Одесса

Демьян Бедный   (1883 - 1945):

ПРОВОДЫ
Красноармейская песня

Как родная мать меня
   Провожала,
Как тут вся моя родня
   Набежала:

"А куда ж ты, паренек?
   А куда ты?
Не ходил бы ты, Ванек,
   Да в солдаты!

В Красной Армии штыки,
   Чай, найдутся.
Без тебя большевики
   Обойдутся.

Поневоле ты идешь?
   Аль с охоты?
Ваня, Ваня, пропадешь
   Ни за что ты.

Мать, страдая по тебе,
   Поседела.
Эвон в поле и в избе
   Сколько дела!

Как дела теперь пошли:
   Любо-мило!
Сколько сразу нам земли
   Привалило!

Утеснений прежних нет
   И в помине.
Лучше б ты женился, свет,
   На Арине.

С молодой бы жил женой.
   Не ленился!"
Тут я матери родной
   Поклонился.

Поклонился всей родне
   У порога:
"Не скулите вы по мне.
   Ради бога.

Будь такие все, как вы,
   Ротозеи,
Что б осталось от Москвы,
   От Расеи?

Все пошло б на старый лад,
   На недолю.
Взяли б вновь от вас назад
   Землю, волю; ...
1918, Свияжск

Николай Туроверов (1899-1972, Париж):

Мы шли в сухой и пыльной мгле
По раскаленной крымской глине.
Бахчисарай, как хан в седле,
Дремал в глубокой котловине
И в этот день в Чуфут-Кале,
Сорвав бессмертники сухие,
Я выцарапал на скале:
Двадцатый год — прощай Россия!
      «Мы шли в сухой и пыльной мгле…», 1920

***
Уходили мы из Крыма
Среди дыма и огня,
Я с кормы всё время мимо
В своего стрелял коня.
А он плыл изнемогая
За высокою кормой,
Всё не веря, всё не зная,
Что прощается со мной.
Сколько раз одной могилы
Ожидали мы в бою…
Конь всё плыл, теряя силы,
Веря в преданность мою.
Мой денщик стрелял не мимо,
Покраснела чуть вода…
Уходящий берег Крыма
Я запомнил навсегда.
       «Уходили мы из Крыма… », 1940


Ирина Кнорринг (1906 - 1943, Париж):

…Брожу по палубе пустынной,
Гляжу в неведомую даль,
Где небо серое, как сталь,
И вьются чайки цепью длинной.
Передо мною сквозь туман,
Как серый призрак, как обман,
Видны строенья Цареграда,
Над бездной волн, в кругу холмов,
Мечетей, башен и дворцов
Теснятся мрачные громады…
А там, за бледной синей далью,
Чуть отуманенной печалью,
За цепью облаков седых,
Где чайка серая кружится,
В глухом тумане волн морских
Мое грядущее томится…
"Брожу по палубе пустынной,..."
17. XI-1920. Константинополь.
 «Генерал Алексеев». 20-ый кубрик.
Темнота. Духота. Сырость. Крысы пищат.

***
БАЛЛАДА О ДВАДЦАТОМ ГОДЕ
...
Нет, не победа и не слава
Сияла на пути...
В броню закопанный дредноут
Нac жадно поглотил.
И люди шли.
Их было много.
Ползли издалека.
И к ночи ширилась тревога
И ширилась тоска.
Открылись сумрачные люки.
Как будто в глубь могил.
Дрожа, не находили руки
Канатов и перил.
Пугливо озирались в трюмах
Зрачки незрячих глаз.
Спустилась ночь, страшна, угрюма.
Такая - в первый раз.
Раздался взрыв: тяжелый, смелый.
Взорвался и упал.
На темном берегу чернела
Ревущая толпа.
Все были, как в чаду угара,
Стоял над бухтой стон.
Кровавым заревом пожара
Был город озарен.
Был жалок взгляд непониманья.
Стучала кровь сильней.
Несвязно что-то о восстанье
Твердили в стороне.
Одно хотелось: поскорее
И нам уйти туда.
Куда ушли, во мгле чернея.
Военные суда.
И мы ушли. И было страшно
Среди ревущей тьмы.
Три ночи над четвертой башней.
Как псы, ютились мы.
А после в кубрик опускались
Отвесным трапом вниз.
Где крики женщин раздавались
И визг детей и крыс.
Там часто возникали споры:
Что — вечер или день?
И поглощали коридоры
Испуганную тень.
Впотьмах ощупывали руки
И звякали шаги.
Открытые зияли люки
У дрогнувшей ноги.
Зияли жутко, словно бездны
Неистовой судьбы.
И неизбежно трап отвесный
Вел в душные гробы.
Все было точно бред: просторы
Чужих морей и стран,
И очертания Босфора
Сквозь утренний туман.
По вечерам - напевы горна.
Торжественный обряд.
И взгляд без слов: уже покорный.
Недумающий взгляд.
И спящие вповалку люди,
И черная вода.
И дула боевых орудий,
Умоленувших навсегда.
10 .V.1924
Из сборника «Стихи о себе» (Париж, 1931)

***
В глухой горячке святотатства,
Ломая зданья многих лет,
Там растоптали в грязь завет.
Свободы, равенства и братства
Но там восстанет человек,
Восстанет он для жизни новой,
И прозвучит толпе калек
Еще не сказанное Слово.
И он зажжет у алтаря
Огонь дрожащими руками.
И вспыхнет новая заря,
Как неоплеванное знамя.
"В глухой горячке святотатства,..."
8 .V.1924

***
РОССИЯ

Россия ; плетень да крапива,
Ромашка и клевер душистый,
Над озером вечер сонливый,
Стволы тополей серебристых.
Россия ; дрожащие тени,
И воздух прозрачный и ясный,
Шуршание листьев осенних, –
Коричневых, желтых и красных.
Россия ; гамаши и боты,
Гимназии светлое зданье,
Оснеженных улиц полеты
И окон замерзших сверканье.
Россия ; базары и цены,
У лавок голодные люди,
Тревожные крики сирены,
Растущие залпы орудий.
Россия ; глубокие стоны,
От пышных дворцов до подвалов,
Тревожные цепи вагонов
У душных и темных вокзалов.
Россия ; тоска, разговоры,
О барских усадьбах, салазках…
Россия ; слова, из которых
Сплетаются милые сказки.
1924, Бизерта

***
...Стучались волны в корабли глухие,
Впивались в ночь молящие глаза.
Вы помните — шесть лет тому назад
Мы отошли от берегов России.
Я все могу забыть: и боль стыда,
И эти годы темных бездорожий,
Но страшных слов: «Да утопи их, Боже!»
Я в жизни не забуду никогда.
1925, (Из сборника «После всего», 1949)


Арсений Несмелов (1889-1945, Гродеково, Приморье):

В СОЧЕЛЬНИК

Нынче ветер с востока на запад,
И по мерзлой маньчжурской земле
Начинает поземка, царапать
И бежит, исчезая во мгле….
 
Над российским простором промчаться,
Рассекая метельную высь,
Над какой-нибудь Вяткой иль Гжатском,
Над родною Москвой пронестись.
…
Как в татарщину, в годы глухие,
Как в те темные годы, когда
В дыме битв зачиналась Россия,
Собирала свои города.
 
Нелюдима она, невидима.
Темный бор замыкает кольцо.
Закрывает бесстрастная схима
Молодое, худое лицо.

Но и ныне, как прежде, когда-то,
Не осилить Россию беде.
И запавшие очи подняты
К золотой Вифлеемской звезде.
 1921
***
ЦАРЕУБИЙЦЫ

Мы теперь панихиды правим,
С пышной щедростью ладан жжём,
Рядом с образом лики ставим,
На поминки Царя идём….

…И один ли, одно ли имя -
Жертва страшных нетопырей?
Нет, давно мы ночами злыми
Убивали своих Царей.
И над всеми легло проклятье,
Всем нам давит тревога грудь:
Замыкаешь ли, дом Ипатьев,
Некий давний кровавый путь?!
1921

Сергей Бехтеев ( 1879 - 1954, Ницца):

К РЫЦАРЯМ БЕЗ СТРАХА И УПРЁКА

Mon Dieu, Mon roi, ma Dame
Наш девиз

Бьет наш последний, Двенадцатый час!
Слышите голос, сзывающий нас,
Голос забытый, но голос родной,
Близкий, знакомый и нам дорогой.
Слышите вы этот властный призыв
Слиться в единый, могучий порыв,
В грозную тучу крылатых орлов,
Страшных для наших исконных врагов.
Рыцари чести и долга, вперед!
Гибнет отечество, гибнет народ,
Стонет под гнетом родная земля,
Стонут и плачут леса и поля!
Время не терпит, страданье не ждет,
Вождь Венценосный вас громко зовет
В даль роковую, кровавую даль,
Где притаилась людская печаль...
Взденьте кольчуги, возьмите булат,
Крест начертите на золоте лат.
К битве священной готовясь скорей,
Смело седлайте ретивых коней!
Время не терпит, страданье не ждет,
Гибнет отечество, гибнет народ,
Гибнут святыни родных очагов
В яростном стане кровавых врагов.
Рыцари чести и долга, вперед!
Голос Державный нас снова зовет
В грозный, великий Крестовый поход.
Рыцари чести и долга - вперед!

Королевство С. X. С. Бачка, август 1922 г.

***
ОФИЦЕР

Его вели убийцы на расстрел,
Толпа безгласная пугливо расступалась,
Но на нее спокойно он смотрел,
И сердце гордое его не волновалось.
Привык он смерть с отвагою встречать,
На гибельных полях неумолимой битвы,
Когда уста торопятся шептать
Последние слова напутственной молитвы.
Никто не смел приблизится к нему,
Все от него как от чумы бежали,
И даже взглядами трусливыми ему
Сочувстия в беде не выражали.
Всех устрашал его господский вид,
Его фигура в одеяньи сером,
И каждый знал, что власть его казнит,
За то, что был он царским офицером,
За го, что родину он грудью защищал,
Что за паек скупой не торговался,
Что он часов рабочих не считал,
С врагами родины постыдно не братался.
За то, что был он русским до конца,
Безропотно неся лишенья и кручину,
За то, что не сменил он честного лица
На красную разбойничью личину.
1942,  Ницца


Николай Оцуп (1899-1972, Париж):

Где снегом занесенная Нева,
И голод, и мечты о Ницце,
И узкими шпалерами дрова,
Последние в столице.
Год восемнадцатый и дальше три,
Последних в жизни Гумилева,
Не жалуйся, на прошлое смотри,
Не говоря ни слова.
Где снегом занесенная Нева,
И голод, и мечты о Ницце,
И узкими шпалерами дрова,
Последние в столице.
"Где снегом занесенная Нева,..."
19..?
***
Счет давно уже потерян.
Всюду кровь и дальний путь.
Уцелевший не уверен -
Надо руку ущипнуть.
Все тревожно. Шорох сада.
Дома спят неверным сном.
"Отворите!" Стук приклада,
Ветер, люди с фонарем.
Я не проклинаю эти
Сумасшедшие года -
Все явилось в новом свете
Для меня, и навсегда.
Мирных лет и не бывало,
Это благодушный бред.
Но бывает слишком мало
Тех - обыкновенных - бед.
И они, скопившись, лавой
Ринутся из всех щелей,
Озаряя грозной славой
Тех же маленьких людей.
"Счет давно уже потерян...", 19...


Николай Асеев (1889 - 1963):

МАРШ БУДЕННОГО

С неба полуденного
жара не подступи,
конная Буденного
раскинулась в степи.

Не сынки у маменек
в помещичьем дому,
выросли мы в пламени,
в пороховом дыму.

И не древней славою
наш выводок богат —
сами литься лавою
учились на врага.

Пусть паны не хвастают
посадкой на скаку, —
смелем рысью частою
их эскадрон в муку.

Будет белым помниться,
как травы шелестят,
когда несется конница
рабочих и крестьян.

Все, что мелкой пташкою
вьется на пути,
перед острой шашкою
в сторону лети.

Не затеваем бой мы,
но, помня Перекоп,
всегда храним обоймы
для белых черепов.

Пусть уздечки звякают
памятью о нем, —
так растопчем всякую
гадину конем.

Никто пути пройденного
назад не отберет,
конная Буденного,
армия — вперед!
1923

Николай Кооль (1902 - 1974):

ТАМ ВДАЛИ, ЗА РЕКОЙ

Там вдали, за рекой
Зажигались огни,
В небе ярком заря догорала.
Сотня юных бойцов
Из буденновских войск
На разведку в поля поскакала.

Они ехали долго
В ночной тишине
По широкой украинской степи.
Вдруг вдали у реки
Засверкали штыки -
Это белогвардейские цепи.

И без страха отряд
Поскакал на врага.
Завязалась кровавая битва.
И боец молодой
Вдруг поник головой —
Комсомольское сердце пробито.

Он упал возле ног
Вороного коня
И закрыл свои карие очи.
«Ты, конек вороной,
Передай, дорогой,
Что я честно погиб за рабочих!»

Там вдали, за рекой,
Уж погасли огни,
В небе ясном заря загоралась.
Капли крови густой
Из груди молодой
На зеленые травы сбегали.
1924


Игорь  Северянин (1887-1941, Таллин):

НАРОДНЫЙ СУД

Я чувствую близится судное время:
Бездушье мы духом своим победим,
И в сердце России пред странами всеми
Народом нард будет грозно судим.

И спросят избранники – русские люди –
У всех обвиняемых русских людей:
-За что умертвили они в самосуде
Цвет яркий культуры отчизны своей,

Зачем православные Бога забыли,
Зачем шли на брата , рубя и разя?
И скажут они: -Мы обмануты были,
Мы верили в то, во что верить нельзя.

И судьи умолкнут с печалью любовной,
Проверив себя в неизбежный черед.
И спросят : -Но кто же зачинщик виновный?
И будет ответ: -Виноват весь народ.

Он думал о счастье отчизны родимой,
Он шел на жестокость во имя любви. . .
И судьи воскликнут: -Народ подсудимый!
Ты нам неподсуден: мы - дети твои!

Мы – часть твоя, плоть твоя, кровь твоя, грешный,
Наивный, стремящийся вечно вперед,
Взыскующий Бога в Европе кромешной,
Счастливый в несчастье, великий народ!
 1925


Иван  Савин (1899-1927, Хельсинки)

Быть бы доле иною,
Стала красною кровью она.
Все что было виною,
Оказалось - вина.
Что молитвы бормочешь,
Своей верою сердце яришь?
Боже, белые ночи
Ниспошли на Париж.

От небесной погони
Не уйти, не уйти никуда.
На небесном погоне
Оборвалась звезда.
Простота револьвера,
И холодный спокойный висок.
Была белою вера,
Но краснеет песок.
 
Чей ты сын,
Честь Отечества - сон.
Пей! За морозную синь.
Пей за степь, за коней.
Пей за глину дорог,
Пей за тех, кто лежит средь неубранной ржи,
Кто за Доном полег.
Почему же ты жив?
19..?

***
НОВЫЙ ГОД

Никакие метели не в силах
Опрокинуть трехцветных лампад,
Что зажег я на дальних могилах,
Совершая прощальный обряд.
Не заставят бичи никакие,
Никакая бездонная мгла
Ни сказать, ни шепнуть, что Россия
В пытках вражьих сгорела дотла.
Исходив по ненастным дорогам
Всю бескрайнюю землю мою,
Я не верю смертельным тревогам,
Похоронных псалмов не пою.
В городах, ураганами смятых,
В пепелищах разрушенных сел
Столько сил, столько всходов богатых,
Столько тайной я жизни нашел.
И такой неустанною верой
Обожгла меня пленная Русь,
Что я к Вашей унылости серой
Никогда, никогда не склонюсь!
1925, из сб. "ладонка"   
***
Все это было. Путь один
У черни нынешней и прежней,
Лишь тени наших гильотин
Длинней упали и мятежней.
И бьется в хохоте и мгле
Напрасной правды наше слово
Об убиенном короле
И мальчиках Вандеи новой.
Всю кровь с парижских площадей,
С камней и рук легенда стерла,
И сын убогий предал ей
Отца раздробленное горло.
Все это будет. В горне лет
И смрад, и блуд, царящий ныне,
Расплавятся в обманный свет.
Петля отца не дрогнет в сыне.
И крови нашей страшный грунт
Засеяв ложью, шут нарядный
Увьет цветами - русский бунт,
Бессмысленный и беспощадный
"Все это было. Путь один...", 1925


Владимир  Маяковский  ( 1890  - 1930 ):

...Глядя
     на ноги,
шагом
     резким
шел
   Врангель
в черной черкеске.
Город бросили.
На молу -
         голо.
Лодка
     шестивесельная
стоит
     у мола.
И над белым тленом,
как от пули падающий,
на оба
      колена
упал главнокомандующий.
Трижды
      землю
           поцеловавши,
трижды
      город
           перекрестил.
Под пули
        в лодку прыгнул...
                - Ваше
превосходительство,
                грести?- 
                - Грести!-
Убрали весло.
Мотор
     заторкал.
Пошла
     весело
к "Алмазу"
          моторка…
Пулей
     пролетела
              штандартная яхта.
А в транспортах-галошинах
                далеко,
                сзади,
тащились
        оторванные
                от станка и пахот,
узлов
     полтораста
               накручивая за день.
От родины
         в лапы турецкой полиции,
к туркам в дыру,
                в Дарданеллы узкие,
плыли
     завтрашние галлиполийцы,
плыли
     вчерашние русские....

    из поэмы “Хорошо”, 1927


Пётр  Парфёнов (1894 - 1937):

 ПАРТИЗАНСКИЙ ГИМН

По долинам и по взгорьям
Шла дивизия вперёд,
Чтобы с боя взять Приморье —
Белой армии оплот

Наливалися знамена
Кумачом последних ран,
Шли лихие эскадроны
Приамурских партизан.

Этих лет не смолкнет слава,
Не померкнет никогда —
Партизанские отряды
Занимали города.

И останутся, как в сказках,
Как манящие огни
Штурмовые ночи Спасска,
Волочаевские дни.

Разгромили атаманов,
Разогнали воевод
И на Тихом океане
Свой закончили поход.
1929


Михаил Светлов (1903  - 1964):

ГРЕНАДА

Мы ехали шагом,
Мы мчались в боях,
И «Яблочко»-песню
Держали в зубах.
Ах, песенку эту
Доныне хранит
Трава молодая —
Степной малахит.

Но песню иную
О дальней земле
Возил мой приятель
С собою в седле.
Он пел, озирая
Родные края:
«Гренада, Гренада,
Гренада моя!»

Он песенку эту
Твердил наизусть...
Откуда у хлопца
Испанская грусть?
Ответь, Александровск,
И, Харьков, ответь:
Давно ль по-испански
Вы начали петь?

Скажи мне, Украйна,
Не в этой ли ржи
Тараса Шевченко
Папаха лежит?
Откуда ж, приятель,
Песня твоя:
«Гренада, Гренада,
Гренада моя»?

Он медлит с ответом,
Мечтатель-хохол:
— Братишка! Гренаду
Я в книге нашел.
Красивое имя,
Высокая честь —
Гренадская волость
В Испании есть!

Я хату покинул,
Пошел воевать,
Чтоб землю в Гренаде
Крестьянам отдать.
Прощайте, родные,
Прощайте, друзья —
«Гренада, Гренада,
Гренада моя!»

Мы мчались, мечтая
Постичь поскорей
Грамматику боя —
Язык батарей.
Восход подымался
И падал опять,
И лошадь устала
Степями скакать.

Но «Яблочко»-песню
Играл эскадрон
Смычками страданий
На скрипках времен...
Где же, приятель,
Песня твоя:
«Гренада, Гренада,
Гренада моя»?

Пробитое тело
Наземь сползло,
Товарищ впервые
Оставил седло.
Я видел: над трупом
Склонилась луна,
И мертвые губы
Шепнули «Грена...»

Да. В дальнюю область,
В заоблачный плес
Ушел мой приятель
И песню унес.
С тех пор не слыхали
Родные края:
«Гренада, Гренада,
Гренада моя!»

Отряд не заметил
Потери бойца,
И «Яблочко»-песню
Допел до конца.
Лишь по небу тихо
Сползла погодя
На бархат заката
Слезинка дождя...

Новые песни
Придумала жизнь...
Не надо, ребята,
О песне тужить.
Не надо, не надо,
Не надо, друзья...
Гренада, Гренада,
Гренада моя!
1926
***
ПЕСНЬ

Ночь стоит у взорванного моста,
Конница запуталась во мгле...
Парень, презирающий удобства,
Умирает на сырой земле.

Теплая полтавская погода
Стынет на запекшихся губах,
Звезды девятнадцатого года
Потухают в молодых глазах.

Он еще вздохнет, застонет еле,
Повернется на бок и умрет,
И к нему в простреленной шинели
Тихая пехота подойдет.

Юношу стального поколенья
Похоронят посреди дорог,
Чтоб в Москве еще живущий Ленин
На него рассчитывать не мог.

Чтобы шла по далям живописным
Молодость в единственном числе...

Девушки ночами пишут письма,
Почтальоны ходят по земле.
1931
***
ПЕСНЯ О КАХОВКЕ

Каховка, Каховка — родная винтовка,
Горячая пуля, лети!
Иркутск и Варшава, Орел и Каховка —
Этапы большого пути.

Гремела атака и пули звенели,
И ровно строчил пулемет...
И девушка наша приходит в шинели,
Горящей Каховкой идет...

Под солнцем горячим, под ночью слепою
Немало пришлось нам пройти
Мы — мирные люди, но наш бронепоезд
Стоит на запасном пути!

Ты помнишь, товарищ, как вместе сражались,
Как нас обнимала гроза?
Тогда нам обоим сквозь дым улыбались
Ее голубые глаза...

Так вспомним же юность свою боевую,
Так выпьем за наши дела,
За нашу страну, за Каховку родную,
Где девушка наша жила...

Под солнцем горячим, под ночью слепою
Немало пришлось нам пройти
Мы — мирные люди, но наш бронепоезд
Стоит на запасном пути!
1932


Михаил Исаковский (1900 - 1973 ):

ПРОЩАНИЕ

Дан приказ: ему - на запад,
Ей - в другую сторону...
Уходили комсомольцы
На гражданскую войну.

Уходили, расставались,
Покидая тихий край.
"Ты мне что-нибудь, родная,
На прощанье пожелай..."

И родная отвечала:
"Я желаю всей душой -
Если смерти, то - мгновенной,
Если раны,- небольшой.

А всего сильней желаю
Я тебе, товарищ мой,
Чтоб со скорою победой
Возвратился ты домой".

Он пожал подруге руку,
Глянул в девичье лицо:
"А еще тебя прошу я,-
Напиши мне письмецо".

"Но куда же напишу я?
Как я твой узнаю путь?"
"Все равно,- сказал он тихо.-
Напиши... куда-нибудь!"

Дан приказ: ему - на запад,
Ей - в другую сторону...
Уходили комсомольцы
На гражданскую воину.
1935

Яков Шведов (1906 - 1984):

ОРЛЁНОК

Орленок, орленок, взлети выше солнца
И степи с высот огляди!
Навеки умолкли веселые хлопцы,
В живых я остался один.

Орленок, орленок, блесни опереньем,
Собою затми белый свет.
Не хочется думать о смерти, поверь мне,
В семнадцать мальчишечьих лет.

Орленок, орленок, гремучей гранатой
От сопки солдат отмело.
Меня называли орленком в отряде,
Враги называли орлом.

Орленок, орленок, мой верный товарищ,
Ты видишь, что я уцелел.
Лети на границу, родимой расскажешь,
Как сына вели на расстрел.

Орленок, орленок, товарищ крылатый,
Ковыльные степи в огне.
На помощь спешат комсомольцы - орлята
И жизнь возвратится ко мне.

Орленок, орленок, идут эшелоны,
Победа борьбой решена.
У власти орлиной орлят миллионы,
И нами гордится страна.
1936
***
ОРЛЁНОК (КАЗАЧИЙ ВАРИАНТ)

Орлёнок, орлёнок, взлети выше солнца
И в степи с высот погляди.
Наверно, навеки покинул я дом свой,
В казачьи вступая ряды.

Ты помнишь, орлёнок, как вместе летали
Над степью в пыли боевой,
Как лошади ржали, как шашки сверкали
В полях под Челябой родной.

Орлёнок, орлёнок, мой верный товарищ,
Ты видел, как в грозном бою
И справа, и слева снаряды взрывались,
Срывая папаху мою.

В разведку я послан своим атаманом,
Ты помнишь, мой друг боевой,
Как тёмною ночью в сраженьи неравном
Убит был мой преданный конь.

Орлёнок, орлёнок, мой верный товарищ,
Ты видел, что я уцелел.
Лети на родную станицу, расскажешь
Как сына вели на расстрел!

Ты видел, орлёнок, как долго терзали
Меня большевистским штыком,
Как били прикладом и много пытали
В чекистских застенках потом.

Орлёнок, орлёнок, взлети выше солнца,
Где вражеской подлости нет.
Не хочется верить о смерти, поверь мне,
В шестнадцать мальчишеских лет.

Увидишь, орлёнок, кружась над степями
Кровавое тело моё.
Казаки умолкнут, опустят здесь знамя
И скажут: Господь, успокой!
1970-е, об истории песни см. www.a-pesni.org


Владимир Смоленский (1901 - 1961):

Владиславу Ходасевичу
Всё глуше сон, всё тише голос,
Слова и рифмы всё бедней, —
Но на камнях проросший колос
Прекрасен нищетой своей.

Один, колеблемый ветрами,
Упорно в вышину стремясь,
Пронзая слабыми корнями
Налипшую на камнях грязь,

Он медленно и мерно дышит —
Живёт — и вот, в осенней мгле,
Тяжёлое зерно колышет
На тонком золотом стебле.

Вот так и ты, главу склоняя,
Чуть слышно, сквозь мечту и бред,
Им говоришь про вечный свет,
Простой, как эта жизнь земная.
"Всё глуше сон, всё тише голос,...", 1938

***
Ирине Туроверовой
А у нас на Дону
Ветер гонит волну
Из глубин голубых в вышину,
И срываясь с высот,
Он над степью плывет,
И тогда степь как лира поёт.
И выходит казак
На порог, на большак,
В всероссийский безвыходный мрак.
Сердце в смертной тоске,
Сабля в мёртвой руке
И кацапская пуля в виске.
Средь цветущих садов
Бедный рыцарский кров,
Подожженный руками рабов,
Полыхает в ночи,
Отзвенели мечи,
Замутились донские ключи.
Но подобный орлу,
Прорываясь сквозь мглу,
Не подвластный ни страху, ни злу -
Медный крест на груди -
Дон в крови позади,
Дон небесный ещё впереди.
"А у нас на Дону..." , 1938

***
Я знаю, Россия погибла
И я вместе с нею погиб -
Из мрака, из злобы, из гибла
В последнюю гибель загиб.

Но верю, Россия осталась
В страданье, в мечтах и в крови,
Душа, ты сто крат умирала
И вновь воскресала в любви!

Я вижу, крылами блистая,
В мансарде парижской моей,
Сияя, проносится стая
Российских моих лебедей.

И верю, предвечное Слово,
Страдающий, изгнанный Спас
Любовно глядит и сурово
На руку, что пишет сейчас.

Недаром сквозь страхи земные,
В уже безысходной тоске,
Я сильную руку России
Держу в моей слабой руке.
"Я знаю, Россия погибла...", 1955
***
Не надо о России говорить -
Не время, слишком поздно или рано...
У каждого из нас есть в сердце рана,
И кровь из раны не остановить.

Не жалуйся, не плачь, прижми к груди
Ладонь, чтоб рана медленней сочилась,
Любви не предавай, терпи и жди,
Покамест сердце не остановилось.

Мы можем только донести любовь...
И слаб герой, который в муке стонет.
И так чиста осчащаяся кровь
На медленно хладеющей ладони.
"Не надо о России говорить -...", 1957

***
Над Чёрным морем, над белым Крымом
Летела слава России дымом.
Над голубыми полями клевера
Летело горе и гибель с севера.
Летели русские пули градом,
Убили друга со мною рядом.
И ангел плакал над мертвым ангелом.
Мы уходили за море с Врангелем.
"Над Чёрным морем, над белым Крымом..."
1957


Георгий Гончаренко   (1877 - 1940, Рига):
(псевдоним - Юрий Галич)


Напрасно невесты нас ждут в Петербурге,
И ночи в Собраньи, увы, не для нас.
Теперь за спиною окопы и вьюги,
Оставлены нами и Крым, и Кавказ.
Над нами кружат черно–красные птицы,
Три года прошли, как безрадостный сон.
Оставьте надежды, поручик Голицин,
В стволе остается последний патрон.
Подрублены корни, разграблены гнезда,
И наших любимых давно уже нет!
Поручик, на Родину мы не вернемся,
Встает над Россией кровавый рассвет…
1938/39

см.   Загадка "Поручика Голицына" -
 Новый блог Олега Лурье  www.oleglurie-new.livejournal.com,
а также - www.liveinternet.ru ,  и др. информация в Интернет.


Михаил Звездинский (р.1945):

ВАС ЖДЁТ ПАРИЖ 
 
На мне тогда был новенький мундирчик,
На Вас была малиновая шаль.
Но Ваш папа был так ко мне придирчив,
И потерять мне Вас пришлось. А жаль!

На мне тогда болтались аксельбанты,
Всех умилял блеск новых эполет.
Со мной знавались в Петербурге франты,
В Москве у дам я новых ждал побед.

Я Вам читал французские сонеты
В ночном саду в последнюю весну,
И под луной светились эполеты,
С которыми ушел я на войну.

Вас ждет Париж и модные салоны,
Меня же ждет гражданская война.
Придется мне повоевать с Буденным,
А Вас уже несет в Марсель волна.

Я Вам черкну, коль выкрою минуту,
"Мерси боку" - всего лишь пару строк.
Я счастлив тем, что Вы спаслись от Смуты,
Прощайте же навек, храни Вас Бог!
19..?

Юрий Борисов (р. 1944 - 1980):

НОСТАЛЬГИЧЕСКАЯ

Заунывные песни летели
В край березовой русской тоски,
Где над детством моим отзвенели
 Петербургских гимназий звонки.

 Под кипящий янтарь оркестрантов,
Под могучее наше "Ура!"
Не меня ль государь-император
Из кадетов возвел в юнкера?

 В синем небе литавры гремели
И чеканила поступь война.
И не мне ли глаза голубели
И махала рука из окна?

Мчались годы в простреленных верстах
По друзьям, не вернувшимся в ряд,
Что застыли в серебрянных росах
За Отечество и за царя.

 Не меня ли вчера обнимали
 Долгожданные руки - и вот,
 Не меня ли в чека разменяли
Под шумок в восемнадцатый год?
 197.?

Роберт Рождественский ( 1932 - 1994 )

КЛАДБИЩЕ ПОД ПАРИЖЕМ.

Малая церковка. Свечи оплывшие.
Камень дождями изрыт добела.
Здесь похоронены бывшие. Бывшие.
Кладбище Сан-Женевьев-де-Буа.
Здесь похоронены сны и молитвы.
Слезы и доблесть.
"Прощай!" и "Ура!".
Штабс-капитаны и гардемарины.
Хваты полковники и юнкера.
Белая гвардия, белая стая.
Белое воинство, белая кость…
Влажные плиты травой порастают.
Русские буквы. Французский погост…
Я прикасаюсь ладонью к истории.
Я прохожу по Гражданской войне..
Как же хотелось им в Первопрестольную
Въехать однажды на белом коне!..
Не было славы. Не стало и Родины.
Сердца не стало.
А память- была..
Ваши сиятельства, их благородия-
Вместе на Сан-Женевьев-де-Буа.
Плотно лежат они, вдоволь познавши
Муки свои и дороги свои.
Все-таки - русские. Вроде бы - наши.
Только не наши скорей,
А ничьи…
Как они после- забытые, бывшие
Все проклиная и нынче и впредь,
Рвались взглянуть на неё -
Победившую, пусть непонятную,
Пусть непростившую,
Землю родимую, и умереть…
Полдень.
Березовый отсвет покоя.
В небе российские купола.
И облака, будто белые кони,
Мчатся над Сан-Женевьев-де-Буа.
1984


Михаил Каиров (р. 196.? ):

ГРАЖДАНСКАЯ ВОЙНА

Девять дней отступали
До последней земли.
Скольких мы потеряли
В придорожной пыли!

В этом парке у моря
Будем насмерть стоять -
Просто некуда более
Нам отступать.

А за нами морские
Волны лижут гранит.
А пред нами Россия
Пыльной степью лежит.

Пыль стоит над степями
От ударов копыт,
Черный дым над полями
Поднимаясь, летит.

Над последней стоянкою
Запылает закат,
И нагрянет с тачанками
Их передней отряд.

Остаемся на месте,
Смерть сумеем принять,
Жизнь отнимут, но чести
Им у нас не отнять.

Боже наш, боже правый,
Где же правда твоя?
На обломках державы
Вопрошаю тебя!

В этот вечер навечно
Обратимся в ничто,
Все мы грешны, конечно,
Но Россию - за что?

Натерпелась немало
От минувших веков,
Но еще не бывало
С ней таких катастроф.

Этот новый мессия
Все сметет, что же даст?
Вдруг не сможешь, Россия,
Ты стерпеть в этот раз?

Небо синее, синее,
Дали в дымке пусты.
Мы пред нашей Россиею
Оставались чисты,

Но теперь умираем,
Не спася - погубя!
На кого оставляем,
Россия, тебя?

Ах, Россия, что сделают
Эти люди с тобой,
Все снесут неумелою
Грубой рукой.

Мчит слепая стихия,
И куда занесет?
Ах, Россия, Россия,
Ты прости нас за все!

Ты прости нас, Россия,
Тебе были верны,
Но сегодня бессильны
Прежней славы сыны.

Нам испить эту чашу,
Как горька в ней вода!
Это общая наша
Вина и беда.
1987
***
Что за дивный рассвет над Москвою-рекой? 
То ль заря, то ль пожар, то ль сиянье церквей...
Что за страшный пожар над Россией-страной?
Ты ли, Родина, режешь своих сыновей?

Что же слышно окрест? Иль мерещится мне:
То ли колокол бьёт, то ли залпы звенят...
То Егорий, на белом возникнув коне,
Собирает под русские стяги отряд.

И знамена России взмываются ввысь –
И державный трехцвет, и Андревский стяг,
И проходят войска, уходя на века,
По брусчатке булыжной печатая шаг.

А матросы в бушлатах сшибают орлов
И срывают знамёна, кидают их в грязь.
И рабочие с Пресни громят юнкеров,
И расстрелян в ЧК их сиятельство князь.

А государь-император злодейски убит
И голодные вороны кличут с крестов...
Где ж ты символ России? Ты напрочь забыт,
Ты растоптан полками латышских стрелков

А в России вовсю полыхает война –
От Романов-на-Мурман до жарких степей.
И от крови людской издыхает страна
Безвозвратно теряя своих сыновей

И сквозь пламень и дым, сквозь лихую пальбу
В белой дымке за нами Россия встаёт,
Та, которой сломал, искалечил судьбу
Этот грозный кровавый семнадцатый год.
"Что за дивный рассвет над Москвою-рекой?...",
 1989


Зоя Ященко (р. 1972):

ГЕНЕРАЛЫ ГРАЖДАНСКОЙ ВОЙНЫ
 (посвящается А.В.Колчаку)

Еще не сорваны погоны
И не расстреляны полки.
Еще не красным, а зеленым
Восходит поле у реки.
Им лет не много и не мало,
Но их судьба предрешена.
Они еще не генералы,
И не проиграна война.

У них в запасе миг короткий
Для бурной славы и побед,
Сентиментальные красотки
Им восхищенно смотрят вслед.
А на парадах триумфальных
Их ждут награды и чины,
Но эти сцены так фатальны,
А эти лица так бледны.
Кровавая, хмельная,
Хоть пой, хоть волком вой!
Страна моя родная,
Ах, что ж ты делаешь со мной?!

Горят фамильные альбомы
В каминах жарких на углях.
От стен Ипатьевского дома
Уже накатывает страх.
Уже сошел с небес мессия
И помыслы его чисты.
Свой вечный крест несет Россия,
Считая свежие кресты.

Вчера изысканные франты,
Сегодня - рыцари войны,
Они еще не эмигранты,
Они еще ее сыны.
Но жизнь прошла, как не бывало,
И не оставила следа.
На горизонте догорала
Их путеводная звезда.
Кровавая, хмельная,
Хоть пой, хоть волком вой!
Страна моя родная,
Ах, что ж ты делаешь со мной?!

Последний выстрел с сердцем скрещен,
Неумолим прощальный взгляд,
Но дневники любивших женщин
Их для потомков воскресят.
Ах, боже мой, что б с нами было,
Когда бы это все не зря...
Когда бы разум не затмила
На башне красная заря?!

Кровавая, хмельная,
Хоть пой, хоть волком вой!
Страна моя родная,
Ах, что ж ты делаешь со мной?!
1993, песня группы "Белая Гвардия"

      
            Евгений Евтушенко (1932 -  2017)


АНАСТАСИЯ ПЕТРОВНА РЕВУЦКАЯ
(1886-1941)*

Не позабыл пионерские клятвы ещё,
всё же немножечко поумнев.
Что за тоска меня тянет на кладбище,
русское кладбище Сен-Женевьев?

Я обожаю Кочубея, Чапаева.
Есть ли моя перед ними вина,
если сейчас, как родные, читаю я
 белогвардейские имена?

Я, у Совдепии — красной кормилицы
 поздно оторванный от груди,
разве повинен, дроздовцы, корниловцы,
 в крови, засохшей давно позади?

У барельефа красавца-деникинца,
если уж пившего — только до дна,
 что-то терзает меня — ну хоть выкинься
 в ночь из гостиничного окна.

 Где-то на тропке, струящейся ровненько,
 вдруг за рукав зацепила меня
 в розочках белых колючка шиповника,
 остановиться безмолвно моля.

 Это сквозь войны и революции,
сквозь исторический перегной
Анастасия Петровна Ревуцкая
 заговорить попыталась со мной.

Я не узнал, где ни спрашивал, — кто она.
 Не из писательниц, не из актрис.
 Скрыв, что ей было судьбой уготовано,
 молча над нею шиповник навис.

 Из Петербурга, а может, Саратова,
может, дворянка, а может быть, нет...
 Но почему она веткой царапнула,
 будто на что-то ждала мой ответ?

Анастасия Петровна Ревуцкая
 вот что спросила, так мягко казня:
«Что ж вы воюете, русские с русскими,
 будто гражданской войне нет конца?

 Что ж вы дерётесь, как малые дети,
как за игрушки, за деньги, за власть?
 Что ж вы Россию всё делите, делите —
так вообще она может пропасть...»

Анастасия Петровна Ревуцкая,
чувствую, каменно отяжелев,
что-то сиротское, что-то приютское
здесь над могилами Сен-Женевьев.

 Что я стою с головою повинною,
если была до меня та война?
 Но из себя все могилы не выну я.
Может быть даже невинной вина.

 Если бы белые красных пожизненно
 вышвырнули бы из Крыма в Стамбул,
вдруг бы на кладбище это парижское
 Врангеля внук заглянул и вздохнул.

 Напоминая взаимозлодейские
кровопролития, ненависть, гнев,
тлели бы звёздочки красноармейские
 здесь, на надгробиях Сен-Женевьев.

 Но расстреляли, наверное, ангелов,
тех, чьи застенчивые персты
 тщетно пытались и красных, и Врангеля,
их примирив, для России спасти.

 И над моими надеждами детскими
вдруг пролетел молодой-молодой
ангел с погонами белогвардейскими,
с красноармейской, родной мне звездой.

 Анастасия Петровна Ревуцкая.
Шёпот шиповника — крик тишины:
«Где же вы ангелы, ангелы русские, —
Боже мой, как вы мне сегодня нужны!»
2002
* Надгробие на кладбище Сент-Женевьев-де-Буа
Источник контента:

АВТОР НЕИЗВЕСТЕН

ПАМЯТИ РУССКОГО ХОЛОКОСТА

Опять зазывают «мессии»
К поблекшим шелкам кумача
Уже позабыла Россия
Лукавый прищур Ильича?
Уже позабыла родная
Всполохи пожаров станиц
Как пела шрапнель убегая
На отблески дальних зарниц?
И эхо восставших из ада
Вдыхало чеканку подков
И брат выходил против брата
Под дула латышских стрелков
В последнем соленом прикуре
Спекалась на солнце душа
А стая картавых тужурок
Пьянела, отравой дыша
Размах революций неистов
На шеях фонарных столбов
Расстрельные списки чекистов
Плясали под посвист ветров
Гуляла коса на распутье
Сверяясь с часами Москвы
Бросая пригоршнями судьбы
Под глину в дорожные рвы
Срывались кресты и погоны
Под ливень свинцовых дождей
И наземь летели иконы
На радость картавых вождей
Подвал в револьверных распевах
И хрип прерывают штыки
По лужам от крови царевен
Скользили в ночи сапоги
Ликует до дрожи в коленках
Веселый чекист-комиссар
А надпись в подвале на стенке-
На идиш: «Убит Валтазар»
Какая короткая память
Кому интересно теперь
Отчаянный голод Кубани
И трупы поволжских детей
На драму натянуты шторы
И кости истлели в земле
Лишь цепи огней Беломора
Лениво мерцают во мгле…
1930-е?



  4 мая   2017г
см.также: http://www.stihi.ru/2017/05/04/1960
          http://www.stihi.ru/2017/05/04/2001