Письмо пятнадцатое Писательский нимб

Ты выбрал из списка героев новеллы?
Писать про живущих - безумие смелых!
Здесь надо быть честным, а также готовым
Автограф поставить под каждое слово.

Писать про ушедших и проще, и легче,
Но только вдруг ветер подует на свечи,
И в светлом проёме появится кто-то,
Сочтёт твои промахи и недочёты.

Вот я бы писала о Юлии Вревской,
О юной вдове, а быть может - невесте.
О жизни, в тифозной заразе горящей,
Ей лет было меньше, чем мне в настоящем.

Но знаю, что сразу, как выпущу повесть,
Мне сны станут сниться, грызя мою совесть.
Не те были чувства, не тот ход событий,
И раненых меньше и больше убитых.

И ручка от ржавых, надломленных граблей,
Меня снова стукнет: "Неправда, неправда!
Откуда ты знаешь? И кем путь измерен?
Источник - неясен и недостоверен!"

А если ссылаться на творческий выбор,
Придётся расстаться с писательским нимбом.
Ошибки приписывать странной судьбе...
Тогда не о Вревской пишу. О себе.

                03.05.17

Ясный и достоверный источник

Памяти Ю. П. Вревской 

На грязи, на вонючей сырой соломе, под навесом ветхого сарая, на скорую руку превращенного в походный военный гошпиталь, в разоренной болгарской деревушке — с лишком две недели умирала она от тифа.
Она была в беспамятстве — и ни один врач даже не взглянул на нее; больные солдаты, за которыми она ухаживала, пока еще могла держаться на ногах, поочередно поднимались с своих зараженных логовищ, чтобы поднести к ее запекшимся губам несколько капель воды в черепке разбитого горшка.

Она была молода, красива; высший свет ее знал; об ней осведомлялись даже сановники. Дамы ей завидовали, мужчины за ней волочились… два-три человека тайно и глубоко любили ее. Жизнь ей улыбалась; но бывают улыбки хуже слез.

Нежное кроткое сердце… и такая сила, такая жажда жертвы! Помогать нуждающимся в помощи… она не ведала другого счастия… не ведала — и не изведала. Всякое другое счастье прошло мимо. Но она с этим давно помирилась — и вся, пылая огнем неугасимой веры, отдалась на служение ближним.

Какие заветные клады схоронила она там, в глубине души, в самом ее тайнике, никто не знал никогда — а теперь, конечно, не узнает.

Да и к чему? Жертва принесена… дело сделано.

Но горестно думать, что никто не сказал спасибо даже ее трупу — хоть она сама и стыдилась и чуждалась всякого спасибо.

Пусть же не оскорбится ее милая тень этим поздним цветком, который я осмеливаюсь возложить на ее могилу!

                И. С. Тургенев  Сентябрь, 1878 г.