Опять тринадцатое...
Сидим на кухне и тихонько пьём.
И мне не верится, что мы всё это время
Были вдвоём, вдвоём, всегда вдвоём.
Четыре месяца: сто двадцать с лишним утр.
Сто двадцать дней и столько же ночей.
Мне очень жаль, что их уже не будет.
Я очень рад, что я не стал ничей.
Всё промелькнуло, как в окне вагона:
Вначале слёзы, дёрганье, гудок.
Потом разлука, огоньки перрона
И у купе лишь узенький порог…
Ты помнишь этот миг, когда впервые
Ты мне сказала тихо: «Посиди».
Как были мы неистово красивы
И ненасытны в поисках любви.
Ты, как цветок, застигнутый пургой,
Попавший вдруг под солнышка лучи
Чуть-чуть оттаяла и таяла весною
Хотя вокруг сугробы и снеги’.
Ты улыбалась каждый раз всё шире.
Ты растекалась нежной добротой
И я почувствовал, что, вряд ли в мире
Мне будет лучше с женщиной другой.
Ты хорошела, ты цвела и пела.
Твои глаза лучились добротой.
Ты становилась оголтело нежной
И я забыл, что можно жить с тоской…
Сто двадцать дней, ночей, вечёр и утр.
Четыре месяца любви и доброты.
И снова я сижу с тобой на кухне,
И на меня с улыбкой смотришь ты.
Сто двадцать первых. Сколько ещё будет
Быть может не таких, скорей всего других,
Но я уверен, если не разлюбишь –
На все сто двадцать напишу стихи!
13 января 1997 г.
Свидетельство о публикации №117050306131