Весь день я пялюсь в потолок...

Весь день я пялюсь в потолок, пытаясь подружиться с ним, найти хотя бы малый толк моей бессмысленной возни.
Всю ночь я слышу голоса. Мне говорят, что нужно спать [надоедливы, как оса]. На части сыплется кровать – вот так же скоро рухну я, держусь лишь только на кости, сама от скуки не своя.
Придите кто-нибудь спасти!
Налейте кто-нибудь воды, а лучше brandy или scotch. Меня тошнит от ерунды, мне надоели день и ночь. Нет, я, похоже, не больна, рассудок мой не помутнен. Но понимаешь ли, страна, что скука поселилась в нем? И это мне мешает жить, сама не знаю почему. Я извожусь до черных жил [врагу не знать подобных мук!]. И верно это не пройдет, хоть обложись полсотней книг, рисуй все сутки напролет.
Душа опять сорвется в крик.
Я говорю сама с собой, с собакой, с разными людьми. Ничто не унимает боль. Мне просто скучен этот мир, его большие города, леса, набитые зверьем. Мои дороги – в никуда, в Поросшее_ сухим_ быльем.
Держусь пока, но шансов нет: меня накроет [сто из ста!]… И снова этот чертов свет, и что-то мне мешает встать.
Я верю лишь в один рецепт. Он кареглаз, немного худ, надежней всяких Авиценн. Пусть передоз случится тут. Побудь со мною, посиди, попробуй крепче приобнять!
Узнает только он один другую сторону меня.