Из цикла Детский Альбом

1.

*      *      *               
                Памяти брата

Кукла-немка. Цвета розового – тельце,
Синеокая, а косы – золотые.
Голубое, оторочено тесьмою –
в тон ботиночкам, изысканное платье.
Кисти, пальчики на ручках и на ножках 
(очень стройных), утончённые лодыжки…
Красота столь достоверна и подробна,
Что, по сути, исключала принадлежность.

Кошка Муська, чёрно-белая химера.
«Оцарапает!» – случайная попытка
своенравницу погладить – пресекалась.
Шерсть пушистая, а взор насторожённый
и отчетливо заточенные когти:
«если хочешь поиграться, будешь мышкой».
Никогда – ничья и всеми – недовольна,
кошка Муська воплощала отчужденье.

Был диван. Его весёлые пружины
вызывали ощущение восторга.
Синий чайник, звонко вскидывая крышку,
кипятился на коптящей керосинке.
Рукомойник наполнялся нетерпеньем –
дед всегда ужасно шумно умывался,
таз плескался серовато-белой пеной.
Печь сияла белизною и уютом.

Стол обеденный, квадратен и приземист,
закреплял за каждым собственное место:
дед – высокий – мял диванные пружины,
мы и бабушка – на старых мягких стульях
с изумрудною чернёною обивкой –
поглощали троеблюдие обеда.

Как цвели прекрасно-пышные пионы!
Как анютины панбархатные глазки
Улыбались грациозным георгинам!

Стыла цветом медной патины мокрица
и, закату предрекая скоротечность,
утешала шевелюрой кучерявой
эксцентрическое лысое светило.

Огород облагородила клубника,
наречённая «викторией» – победу
одержала над смородиной, малиной
и терновником – её предпочитали.

Целовала воздух строгая рябина,
золотым шарам пространство уступая,
сопрягала их свободу со своею.

Сколь причудлива канва воспоминаний –
ровно вышита вещественностью детства,
разноцветной нитью, вечно путеводной!


2.

*      *      *

Желтоватый дом в четыре этажа
Среди множества бревенчатых домишек.
Отчуждение чужого гаража –
Беготня по идеально плоской крыше,
 
Компромиссом. И – стремление взлететь
В невесомости телесного трамплина.
Глухота осенней патины. И медь
На топорщившейся шкурке мандарина.

Ожерелье абажура. У окна –
Стол скрипучий, списан где-то в институте,
Где отец – преподаватель. Тишина
Постижения желанной книжной сути.

…Не похожа вообще ни на кого,
Наказание себе и окружавшим,
Я тогда не понимала одного –
Что смогу удостоверить век, уставший

От буквально титанической борьбы
С ипостасями мятущегося духа.
Мой же собственный в том доме был да жил,
И кружился, как измученная муха.


3.

*      *      *

Словно снова – двенадцать. И – маму спасать от дождя,
Под сияющим ливнем, в неблизкую библиотеку -
Направляешься мысленно, город родной проходя
Вдоль старинных и юных фасадов, минуя аптеку.

Очертание чар как нечаянный сон наяву –
Энергичное «ныне» и вечное доброе «присно».
Поглощаешь клубнику, курчавую топчешь траву
И – рискуешь, рискуешь в блаженном неведенье риска.

Вспоминаешь дороги, ухабы и жёсткую пыль
И случайные встречи, как листики, перебираешь…
Извлекаешь любовь – целокупную детскую быль
И – сейчас, и – вот только сейчас! – таковой нарекаешь.

4.

*      *      *

Совокупи ветерка колыханье
С ветреной памятью. В оной мелькнёт
Лета прелестное воспоминанье –
Детской влюблённости солнечный взлёт.

Метаморфозы двенадцатилетних:
Куклы – с утра, и мальчишки – весь день.
Женские слёзы и женские сплетни,
И возбуждения знойная лень.

Заводь речная, осока, кувшинки.
Дружной компании мягкий уют…
Все – влюблены. В удалённой долинке
Первые страсти себя познают.

По вечерам – догонялки и прятки.
Встретили стадо – и, до ночи, в плен
Чувственных вымыслов и – лихорадки
Неотвратимых уже перемен.