Оммаж А. Родионову

Вообще-то никуда не собирался. Так просто вышло.
Переводил очередную статью, в перерывах размышлял о своем.
А у Иры Филиной образовался лишний
билетик в Консерваторию. Ну мы, конечно, пошли вдвоем.

Наши места были в самом верхнем ярусе. Мы опоздали
к началу. Концерт повели, мы даже не успели сесть.
Что же играют? Ну Моцарта-то мы опознали
(это был Бетховен, вторая симфония, Op. 36).

На такой галерке я в Консе сидел до этого
лет, наверное, двадцать назад. В счастливые времена
мы сюда забегали запросто без билетов
с одной рыжей бестией — не знаю теперь с кем она.

Как говорила Лаура: из радостей мира
лишь любовь круче музыки. Или что-то вроде того.
Ну и в кого ты теперь влюбился? - спросила Ира,
пока мы шли потом по перекрытой Тверской к метро.

(Там была репетиция очередного парада,
от которой нам всем никуда не проехать и трудно пройти.)
Я проводил Ирку до Охотного Ряда
а сам двинул к Арбатской, завернув по пути

в Жан-Жак на Никитском. В нем было тесно,
и ценник такой, что хоть вообще не гляди.
Ну о чем ты грустишь? - спросил меня бармен. - Ведь жизнь чудесна!
А я не грустил, просто Бетховен гудел в груди.

Поторчал у стойки, выпил четыре стопки
с какой-то смешной девчонкой чокался и болтал –
пока ее парень в машине мучился из-за парада в пробке,
она заскочила сюда пропустить просеки один бокал.

Ну ничего себе, - я подумал — так вот, что такое
действительно жизнь чудесна! Но зависть — не моя страсть.
А весь бар гомонил, что Москву перекрыли, суки, доколе!
никуда не доехать, и может даже домой не попасть.

Это был месяц май, и по кровлям бил ливень. Вровень
с бордюром ложились лужи, в которых не сыщешь дно.
А в душе у меня был только сплошной Бетховен -
и если что-то еще, то не расскажу все равно.

Вот такая картинка жизни. И то - не скроем,
что подкрашена очень сильно. Зачем на такое изводить перо?
Со своего парада на Новый Арбат выезжали танки дурацким строем.
Я докурил сигарету и пошел, чтоб успеть в метро.