Моему отцу

Когда говорят, что сто лет назад
Люди были другой закваски,
В виду каждый должен иметь себя,
Чтоб разглядеть недостатки.

В среднем течении Клязьмы,
В глухой мещерской глубинке
Есть город Ковров по имени князя,
Служившего Екатерине.

Когда начинался двадцатый век,
Здесь проживало 10.000 человек.
Средь них - моя бабушка с дедом
И  фабрикой  по  соседству.

Дед на фабрике - спец по хлопку,
Бабушке хватало хлопот на дому -
Детей по лавкам у них было восемь:
Отец - шестой по старшинству.

Детство и юность в ста метрах от Клязьмы
Кроме  любви к рыбалке и плаванью
В моем отце разбудили задатки
Художника и музыканта.

Дед непреклонен в своих убеждениях,
Как  подобает  служить  отчизне.
Всем достаётся от его наставлений
По  их  выбору места  в  жизни.

Владея технической специальностью,
В отце он увидел своё отражение:
По окончании техникума и гимназии
Предложил продолжать обучение.

Москва считалась тогда деревней
По  сравнению  с  Питером,
И  он  отправился  для  обучения
В  Северную  Пальмиру.

Имея дипломы об окончании
Техникума и средней школы,
Отец поступил в два ВУЗа разом
И проучился полгода в обоих.

Оба готовили  инженеров-строителей:
Первый – больше с гражданским уклоном,
Второй - вокзалов и мостов строительства
Из дерева, стали  и  железобетона.

Годы  были тогда предвоенные -
Кровь лилась в далекой Испании.
Что-то серьёзней, чем большая стипендия,
Подсказало оставить учебу в гражданском.

Время студенчества в Ленинграде
Летело как кадры немого кино.
Учебные будни чередовались   
С культпоходами по музеям его.

Чудо  белых  ночей  продлевало
Улицами и площадьми  любование.
Всё это кануло в воспоминания 
Утром  начала войны с Германией.

Вместо   защиты   диплома -
Полгода на курсах в военакадемии
По строительству аэродромов
И фортификационных сооружений.

Новоиспечённый инженер-лейтенант,
Приписанный к дальней  авиации,
Долг исполнял не в воздушных боях,
А обеспечивая взлет и посадку.

Дороги  войны  неисповедимы -
Нельзя угадать, как в русской рулетке:
Сначала Волховский, потом  Прибалтийский
И  Белорусский  фронт - напоследок.

Победу встретил он в Белостоке -
В освобожденной  от немцев Польше,
К ним на танцы прибегали медсёстры
Из стоявшего неподалёку санпоезда.

Итог войны для отца таков:
Орден красной звезды, лейтенант запаса,
Горсть медалей за освобождение городов
И невеста из того медсанбата.

После войны он уволен в запас.
У гражданской жизни другие законы.
Поселился в Балашихе,  где сопромат
Дал возможность на жизнь заработать.

Сначала – комната в общежитии,
Через год родился мой старший брат,
Через три ваш покорный слуга появился,
И добро пожаловать в коммунальный ад.

Тринадцать лет на шестнадцати метрах
Без  всякой надежды получить ещё,
Пока с подачи Никиты Сергеевича
Ни начали строить людям жильё.

В качестве средства передвижения
Чтобы не опаздывать на работу,
Отец в военторге купил трофейный
Велосипед “Brennabor” двухколесный.

Летним вечером как было здорово,
Встретив отца по пути с работы,
Мимо мальчишек проехать гордо
На велораме, больно режущей попу!

По брошюрам издательства “Радио”
Строим с отцом мой первый приёмник:
Мотаем катушки, паяем детали,
Тянем на крышу антенный провод.

Тянем ночью, потому что не в силах
Отложить испытания до утра,
Зато как здорово было услышать
В  динамике  голос  диктора.

Зим под Москвой не бывает без снега,
На лыжах чаще гуляю, чем без,
Вечером отец принимает смену
И с мамой на лыжах попеременным в лес.

После покупки автомобиля “Москвич”
Велосипед  достаётся мне.
Чтобы к взрослению совершить прорыв
Ездить учусь на “железном коне”.

Не доставая педалей ногами,
Я освоил особенный стиль:
Стоя на педалях, из-под рамы
Крутить их, что было сил.

Автомобиль, как известно - не роскошь,
А средство передвижения:
И мы всё лето до поздней осени
Собираем природы дарения.

Под Рязань – за земляникой–черникой,
Грибы - на бетонке по горьковской, -
В отцовской памяти всё расписано,
Где собираем, какие и сколько.

Всякому терпению наступает конец.
Когда  от  жары  -  с  ума  сойти,
На  реку Киржач  нас везёт отец
На границу Московской области.

На  берегу  он  даёт  наставления,
Что нужно делать, чтобы плыть,
И я, чтоб не портить ему настроение,
Имитирую собачий стиль.

Куда приятнее  - на автокамере,
Не надо руками грести.   
В этом мне бы не было равных,
Сколько ни ищи.

Всё фиксирует “Смена-4”,
Подаренная отцом на день рождения,
А ночью проявляем негативы,
Фото по стеклам расклеиваем.

Лучшие из них ложатся в альбом –
Нашу  семейную  летопись
Дед  мой  –  основатель  её,
А мы с отцом – последователи.

Вот я на ринге стою перед боем,
Первым официально идущим в зачёт.
В начале 30-х моего отца тоже
Интересует  кулачный спорт.

Имея склонность к работе руками,
Учеба в институте мне претит.
Отец непреклонен: ”Живи, как знаешь,
Но  вначале  диплом  получи”.

Первые  курсы,  не жалея  времени,
Изо дня в день вновь и вновь
К начерталке, сопромату, черчению
Он стремился привить мне любовь.

Скромной наградой  за его старания
Стали в моей зачётке
Отличные оценки на экзаменах,
Полученные под его руководством.

Как бы он счастлив был тогда,
Если  бы  я  не  постеснялся
Благодарно за плечи  его  обнять
И в сыновней любви признаться.

Что может быть приятней родителю,
Того чтобы  в собственном чаде
Увидеть продолжение  традиций
Его  трудовой  династии?!

Он и далее мне оказывал помощь,
Объясняя, как нужно себя вести
С начальством и коллегами по работе
Чтобы служебного  роста достичь.

Засвидетельствованную неоднократно
Склонность  к изобретательству,
Я  перенял  от  него  как  важное
Дополнение   к  образованию.

Годы своей студенческой юности
Отец вспоминал не раз -
Из музеев для нас излюбленным
В Ленинграде стал Эрмитаж.

В  школьной газете его редакторство
Для  меня  не  прошло  бесследно:
Куда  бы  судьба  меня  ни  бросала,
Я  редакторствовал  повсеместно.

Крупицы, из которых мы оба склеены,
Учёные   называют   генами.
Их можно перечислять бесконечно
И с этим ничего не поделаешь.

Свой дом, как и он, я возвёл на песке
Вдали  от  родного  крыльца,
Но  были  ночи,  когда  во сне
Я  явственно  видел  отца.

С ним мы будто идем куда-то,
Обсуждая   мою  проблему.
Всё  просто  и  ясно  в  его усах,
А проснувшись, приходит решение.

Я как-то занялся окна остеклением.
Работа спорилась до боли знакомая.
Стекло под рукой внезапно треснуло,
А через минуту – звонок из дома.

Астральная нить между нами
Не треснула со стеклом -
Мы клетки всемирного разума,
Вселенная – общий наш дом.

Пусть говорят, что в мир иной
Они  ничего  не  берут  с  собой
Кроме  внимания  близких,
Оказанного ими при жизни.

Наши родители забирают с собой
Живое участие и опытность,
Нам оставляя чувство вины и боль,
Надежду на встречу и проседи.

После смерти их ничто не согреет.
Дифирамбы усопшему – пошлость.
Услышат ли нас? Хочу надеяться,
Но утверждать  невозможно.

Все эти истины разжёваны в Библии,
А мы свою юность по уставам верстали,
Считали пережитком своих родителей,
Потому  равнодушными  стали.

Мы  обижали  их  безразличием
Не оттого, что эгоисты по жизни,   
А потому что в учебниках физики
Библейские истины не прописаны.

Можно сказать, что  эти истины
Нашему поколению чужды, 
Ведь нас уверяли - все они выдуманы
И оттого не нужны.

А он деревья сажал и строил дома,
Двух сыновей на свет народил -
Двух жизней стоила его одна,
И  я  как  умел  о  ней  доложил.
04.12.2014