Влюблённый Эйнштейн. гл. 6 2

6  -- 2


Но если скульптор ездил в Принстон
Один всего лишь только раз,
Портрет Эйнштейна в виде чистом
Ему закончить в нужный час;

То Маргарита зачастила
В прекрасный этот городок,
Её нисколько не смутило:
Пикантный «веял холодок».

Все снимки, если из архива,
По хронологии разложить,
То получилось, словно диво,
Этапы, как с ним будет жить.

На снимке первом Коненковы
С Эйнштейна выглядят четой,
Сам скульптор по работе зова
Уйдёт, Эйнштейн стоит с женой.

В сторонке ви;дна Маргарита;
Когда же Эльза умерла,
То место стало ей «привито»,
Она лишь рядом стать могла.

Когда исполнилось ей сорок,
Нача;ла свежесть исчезать,
Портрет «Магнолии» хоть дорог,
«Поплыли формы», так сказать.

Порхающей и легкокрылой,
Не стала «Бабочка» летать,
А в погрузневшей и остылой
Безумства прежние рождать.

Куда-то делись незаметно
Поклонники её красы,
Она, как ни пыталась – тщетно;
Ручные в радость ей -- крысы;.

Но главная вся в жизни радость,
Учёный, он ещё не стар,
Ему особенно всё в сладость,
Она ему, как божий дар.

К нему поездки – регулярны,
Брала с собой любимцев – крыс,
Любовь к ним, может быть, полярна,
Любовь же к деткам – бог загрыз.

Отдав красу свою всю крысам
И материнское тепло,
Всё подчинив лишь интересам,
Фигуру сохранить могло.

Одно из писем её мужу (31 мая 1940)
Из Принстона, в разгар войны,
Европу охватил всю ужас,
В ней все события страшны:

«Вчера приехала к Маргоше,
(Приёмная Эйнштейна дочь)
Она вся выглядит негоже,
Три с лишним фунта веса – прочь.

Она больна, а чем – не знают,
Скорей всего – туберкулёз,
Они там всей семьёй страдают,
К тому же – вот ещё курьёз.

От всех событий по Европе
Большая паника в семье,
Нацизм им страшен в дикой злобе
И применительно к себе.

Она прониклась намереньем
Продать и свой чудесный дом,
Их штат берётся под сомненье,
Нацизм их штат «возьмёт на слом».

Бежать хотят в Калифорнию…
Погода – холодно и дождь…
А наши мышки под «симфонию»
Воюют тоже во всю мочь.

Сидели в карцере два раза
Две очень бойкие из них.
Для них та мера – не та база,
Чтоб ярый бой у них утих.

А третья, мне всегда милее,
Сидит на крыше в забытье…
Была я в среду у Сиппреля,
Узнала о чужом житье.

Жена «Собачкина» влюбилась
В Узумова и он неё!
Целую крепко; торопилась;
Эйнштейн шлёт «здравие» своё».

Вновь Маргарита Коненкова
С начала самого войны,
К ней центр внимания прикован,
Её дела все так важны.

По-разному все эмигранты
Восприняли всю ту войну,
Сикорские свои таланты,
Предав, как Родину свою;

Отдали Гитлеру в надежде,
Что он разрушит этот строй,
Россия будет жить, как прежде,
Коротким будет этот бой.

Но большинство – всё ж за Россию,
Они за Родину свою,
Хотя была в стране стихия,
Но победит она в бою.

На той волне патриотизма
Родилось Общество друзей,
Друзей – всех против гитлеризма,
России помощи людей.

Рахманинов и Хейфиц Яша,
Князь Чавчавадзе, Цимбалист,
Вся знаменитость русских наша,
Кто просто совестью был чист.

И князь Кутузов-Голенищев,
И тот же скульптор Коненков,
Последний пост занял в нём высший,
Отдать России всё готов.

Но Маргарита – ещё выше,
Она в нём – главный секретарь;
Всё Общество было «под крышей» --
эНКаВэДэ в нём – «государь».

Она бывала редко дома,
На сборе средств – большой успех,
Довольно крупного улова
Достигла без больших помех.

Всё русское вдруг стало модным,
Поднялась Общества вдруг роль,
Сбор средств несчастным и голодным
У многих вызывало боль.

Росла её и популярность,
Мелькал в газетах и портрет,
Не вызывало это странность,
Рос также и авторитет.

Политики и бизнесмены
Теперь ей лучшие друзья,
И не было; важнее темы,
Та помощь, что идёт не зря.

Она была даже знакома
И с леди первой их страны,
Она почти коснулась трона,
Их связи не были странны.