Мой старший, ребёнок

               
      Была поздняя осень одна тысяча девятьсот шестьдесят шестого года.  Закончив все дела в отделе кадров совхоза «Приозёрный», новобранец поспешил в машину, следующую из села Рассвет в соседнюю деревню под названием Шелепово. Водитель ДУКа, видимо чем - то крайне озабоченный, думается он боялся осеннего бездорожья,  хлопнув дверью, прокричал – всё, поехали, ждать больше никого не буду, столько работы впереди, за день не управиться – не знаю когда вернусь, тут погода ещё – то дождь то слякоть, а то и мороз ударить может. Всё, поехали.
Автомобиль резво рассекал чуть заметный туман, вызванный утренним похолоданием. В задней кабине спец-машины, уже сидела девушка, не обратившая ни какого внимания на случайного попутчика. Александру, было как то не по себе – его смущало близкое соседство с незнакомой девушкой. Она тоже с некоторым напряжением, изредка поглядывала в сторону соседа, непроизвольно отодвигаясь от него всё дальше и как бы со стороны наблюдая за молодым человеком. Из короткого разговора, состоявшего из простеньких вопросов и односложных вопросов на них, выяснилось, что зовут её Аля Задорина, будто учится она в соседнем районе и через год будет зоотехником.
   Со временем, немного осмелев, попутчики разговорились. Оказалось, что Альбина, дочь знатного столяра и печеклада Тимофея Петровича, что после окончания техникума, обязательно вернётся в свой район - на родину. Потом, несколько смутившись, как бы между прочим, сообщила, что уже давно дружит со своим одноклассником и земляком – Славкой Обороновым. И ещё, что с удовольствием поёт песни, участвуя в художественной самодеятельности.
     Александр, в свою очередь, тоже очень коротко рассказал о себе. Что буквально, через несколько дней, уходит в Армию, что два года назад, у себя дома, окончил вечерние курсы трактористов, а позже, Шадринскую автомотошколу. А ещё, что является секретарём комсомольской организации в своей деревне. Естественно, этому короткому разговору не следовало бы уделять особого внимания, - мало ли в жизни бывает мимолётных встреч, но это была началом … семьи Шепелиных – Александра и Альбины.
- Ну, ладно, пока. Может, увидимся ещё - после армии – глядя в глаза девушки, сказал Саша, выходя из машины.
- Может быть – как - то, вроде заинтересовано и, в тоже время, несколько тоскливо, ответила  девушка. Потом, как бы опомнившись, спросила – а ты не сказал своего имени, вдруг письмо написать тебе вздумаю. Глаза её вспыхнули и тот час погасли.
Опа, ничего себе оборот, подумал молодой человек, Александром меня зовут, Сашей значит, - слегка покраснев, ответил он.
- Саней, что ли? У нас, в деревне, всех мужчин с таким именем именно так называют.
- Как -  то, неожиданно, однако. Хотя, какая разница, можно и горшком назвать, лишь бы в печь ставили. Так, вроде, в народе говорят.               
     ДУК, оставив попутчика на развилке – покатил дальше, а Саша, провожая его взглядом, в который  уж раз подумал – странно, живём в соседних деревнях у нас даже кладбище общее и совершенно не знакомы. Так сложилось, а это, видимо плоды политического мироздания тридцатых годов прошлого столетия, что жители двух населённых пунктов, села Шелепово и деревни Воронье, расположенных недалеко друг от друга, практически не общались – были чужими. А дело, видимо было в том, что Воронье являлось отделением совхоза «Большекаменский» и по мнению колхозников, все события, происходящие там, являлись загадочными и даже непредсказуемыми. Они знали, что воронята два раз в месяц получают зарплату, что у них намного раньше появилось электричество, есть магазин, школа, клуб, больница и самое главное, что больше всего напрягало соседей – наличие денег. Известно – колхозники получали их по окончанию года,  их количество зависело от усердия работника и благоприятного исхода всей сельскохозяйственной компании. Бывало, и очень не редко, ленивые, да не расторопные трудяги, оставались должны в общую кассу хозяйства. И как итог, всё это вызывало у Шелеповцев недопонимание и своего рода зависть. Правда, в большей степени, это касалось людей постарше, но и молодёжь, к этому соседству, относилась как то насторожено, как никак  - классовое различие – одни рабочие другие крестьяне. И ещё, колхозники, как говорили вороньевцы, были двоеданами. По одной из версий, эти люди, по неизвестной мне причине, в своё время, перестали вносить налоги в царскую казну, за что были сосланы за Урал, и в качестве наказания обязаны были платить уже двойную дань – почему и двоеданы. Так это, по понятиям некоторых историков, не должно было умалять их чести и достоинства, наоборот, данное инакомыслие, подчеркивало свободолюбие и непокорность граждан. Однако, кроме этого, у них, что очень важно, была ещё какая то особая вера в бога. Отсюда предвзятость, отчуждение и недопонимание.
                = 
  Аля была первым, любимым и - не много избалованным ребёнком, в семье Задориных. А как же, в то время, не сравнишь с нынешним в послевоенной России, шёл естественный отбор нового поколения и дети, с серьёзными заболеваниями, да, и даже обычной простуды, просто не выживали. Болела и она, но к счастью, всё обошлось. В детстве, на правах старшей, кроме её в семье было ещё два мальчика - Михаил и Геннадий, она частенько учила их уму – разуму. Бывало, вымоет полы в избе и горнице и не пускает братьев до той поры, пока родители не вернутся с работы и не оценят её усердие.
- Ну, ты сегодня постаралась, как никогда, - похвалила мать девочку, - поди, каких гостей ждёшь. Потом, слегка улыбнувшись, добавила, - видела я, как на тебя Славик Оборонов смотрит … хорошая семья у них, отец – охотовед, круглый год при деньгах.
- Никого я не жду,- зардевшись, ответила дочь, - просто порядок в доме навожу.
- Ладно, чё мы с тобой ни о чём – то толкуем, - и вдруг, будто опомнившись, как бы про себя, проговорила, - где то уха у нас  оставалась, поужинаем сейчас. Открыв большую кастрюлю Васса Степановна ужаснулась – чем семью то кормить буду! Содержимое в миске превратилось в дурно пахнущее варево.  –Тимофей, чё делать то, то ли на рыбалку тебе сходить побыстрее, голодом ведь остались. Думала ребятишки днем то поедят, не унесла на сквознячок, в печке оставила, вот теперь, и поужинали, называется.    - Не расстраивайся, мать, я мигом, - слегка задев нё за плечо, успокоил муж, - у меня сети то на самом берегу стоят, даже в лодку можно не садиться – штук до десятка карасиков принесу. Хороший он у меня подумала, подумала хозяйка – с таким, ни какая беда не страшна. А сколько перенёс всего – горемычный …
Взрыв был такой силы, что в ушах, казалось, что – то лопнуло, в глазах помутнело, медленно поплыло… и Тимофей провалился в черноту.   
- Ну, боец, ты, видать, в рубашке родился, - говорил санитар, бинтуя голову бойцу, - в этом сражении почти каждый второй на поле боя остался. Стервенеет, вражина… не долго ему осталось, вот и река Одер позади.
    Сознание Задорину, возвращалось очень медленно… словно луч прожектора,    высветил берег озера, крики чаек, бронзовеющую, в лучах заката, рябь на воде и баюкающий стук напольных часов. Тревожная и сладкая дремота, словно большое белое облако, вновь уносила раненого… и вот, он уже на сенокосе – слышит монотонный стрекот кузнечиков, переливистое пение жаворонка и почти осознано – пьянящий запах сена с привкусом полыни.
Знойным летом 45, с лёгким вещмешком за плечами, почти сорокалетним, совершенно седым, тоскующим, но бесконечно счастливым, возвращался гвардии сержант Тимофей Задорин на родину. Наверное, к войне, привыкнуть невозможно, как и к смерти, а он к другому делу, как будто и не был приучен, ведь боле четырёх лет на передовой. А это значит, постоянно, каждый день на волоске от смерти и каждый день, как последний. В часы затишья, перед боем, вот уже, может быть уже с сотый раз, он до мельчайших подробностей вспоминал собственные проводы на войну. Тоскливый и тревожный взгляд отца, покрасневшее и припухшее от слёз лицо матери, растерянного, плачущего 12 летнего сына и пронзительный, леденящий душу вой жены – куда ты, Тимоша, пропадём без тебя… до гробовой доски ждать буду… .
Вот и деревня, родная. Состарились, обветшали избы без мужского пригляда, будет куда руки приложить, думал он. Да, без дела в селе печеклад и плотник не останутся, они в деревне всегда в цене были, а он, ещё до войны, мастером на все руки считался.
Чем ближе была родная изба, тем тревожнее делалось на душе солдата, ведь за все годы не одной весточки – живы ли, здоровы ли? На фронте друзья товарищи удивлялись – че то тебе Задорин твоя зазноба не пишет, чай разлюбила, а то и не любила вовсе, знаем, мы этих баб. А он, поддерживая их шутливый тон, отвечал – да, не грамотная она у меня, намеренно делая ударение на букву о. Да и сам он не писать не читать не умел. Хоть и жили родители не безбедно, даже своя молотилка была и при большевиках их раскулачили, всё равно в школу Тимка не ходил, зато в крестьянском деле не было равных ему. А как он с косой ходил, просто заглядение - прокосы широченные и не одной травинки на них.
С низко опущенной головой, слушал рассказ матери Ксении Григорьевны, сын. Не весёлым было повествование – за какую то провинность, угодила жена Тимофея в тюрьму, а отец упал с воза, и привезли его односельчане уже не живого.  Погоревал, погоревал сын, да делать не чего.  Постепенно, благодаря встречам с земляками, душевная боль утихла. Но жену, он так и не простил – мы там, под пули шли, жизнью рисковали, а она тут красиво жить хотела – не прощу. Правда, обнимая сына, и чувствуя запах его плоти, он думал – какая бы не была она, всё равно она мать. Ведь там, на передовой, он только о них и думал. С другой стороны – если один раз пошла по скользкому пути,  то и потом пойдёт как по накатанной дорожке. Вроде и не плохая жизнь с Маряной была, вроде душа в душу жили, да не разглядел я подводных камней в её характере. Может и к лучшему всё. Возможно, душевный покой было бы приобрести намного сложнее если бы не мать. Эта мудрая женщина,  умела каким то не постижимым образом, не навязчиво, с другой стороны настойчиво, но безболезненно лечить душевные раны – одно слово, мама.
Первая жена отца, родив ему девочку – Фоманиду и трёх мальчиков Ивана, Деониса и Степана умерла, надорвавшись на тяжёлой работе. Изрядно погоревав, не столько от тяжёлой утраты, сколько от безысходности, Петр женился снова. Добрые люди посоветовали, будто живёт за двадцать вёрст в деревне Волчье, скромная, славная девушка… Да, видно судьба, приглянулась Ксюша сразу – погладил он её по голове, заглянул в глаза и тихо сказал – моей будешь…  И от нового брака родились ещё – Тимофей, Мария, Анна, Иван, Евдокия и Тихон.  Кстати, все мужики этого большого семейства, кроме Ивана и Тимофея, сложили головы на поле брани.
Шли дни. Тимофей Задорин с головой окунулся в хозяйственные дела. Как то мать сказала – что же ты, Тимоша, век бобылем  жить будешь, смотри, сколько девок незамужних, прибили мужиков то – ждут не дождутся когда ты сватов пришлёшь. Присмотрись, тут не далеко, на соседней улице, вдовушка живет. Убили мужика то, всего месяц пожили они. Теперь вот, со свекровкой время коротают. Славная она, всем бабам – баба.
-Не время, сейчас, как бы, - заупрямился жених, - вот хлеб уберём, в амбары засыплем, тогда и о жене подумаем. Так и вышло. Одел Тимофей новую рубаху, ордена и медали повесил – знай мол наших, не лыком шиты, дружка с собой взял и, к Васюне. Она, за свою, в общем то короткую жизнь, тоже хлебнула лиха. Была сиротой, ещё в малолетстве трудилась в няньках. Конечно, о школе не было и речи.  Позже, уже в Мокроусово, почти на правах члена семьи, жила и трудилась конечно, у какого то большого начальника. Как то, он приезжал из большого города, уже совсем старый и при встрече называл, бывшую няньку – Сеюшкой. И так, стала она Вассой Степановной Задориной, за всю не разу не пожалевшей, что связала свою жизнь с Тимофеем – славный он у меня, не злой… а сколько горя перенёс. Он видать, всю ярость да злость, на врага лютого, немца окаянного истратил. Теперь, одно добро в нем осталось. В самом деле, не было в селе человека добродушнее его. И если порой ему бывало совсем невмоготу, он беззлобно, как бы про себя, произнесёт – ну, ты, пятнадцать – двадцать.
Война, до конца жизни жила в памяти ветерана. …   везучим я был… Помню, переправу немцы бомбили, мы даже окопаться не успели… страшный налёт был. Самолёты весь берег бомбами испахали. Мы с дружком хотели под лодку залечь, да не успели. Лежим, я с одной стороны он с другой… Погиб земляк, а меня даже не царапнуло. А вообще, за всю войну, восемь пополнений на меня приходило, всех выбьют – а я живой. Видать бог меня хранил. И сейчас всякое бывает. Мне уж восьмой десяток, а у меня даже карточки в больнице нет. Кошмары, правда, снятся. Будто я бегу куда то, гул самолётов слышу, взрывы… убитых вижу… такую, беду пережили.
Видимо, есть такая болезнь – синдромом войны, будто бы, она называется. Это крайняя мера стресса. Её ничем не вылечишь. Она умирает вместе с тобой. Конечно, страшно и незабываемо, когда заживо съедают вши, когда над костром трясёшь нижним бельём и слышишь потрескивание этой поджаренной твари… Но самое обидное, горькое и страшное – терять боевых друзей, однополчан…
Слушая его, переживая вместе с ним весь этот кошмар - даешься диву, откуда берутся силы у человека быть всегда в строю, быть жизнерадостным, светлым и добрым. Откуда этот неиссякаемый оптимизм, безграничная вера в доброе, славное и светлое? Иначе, чем объяснишь его весёлый нрав, открытую улыбку, светлый и чистый, с некоторой грустинкой взгляд, идущий от самого сердца. Зная о том, что Тимофей Петрович просто виртуозно, необычайно быстро и красиво стряпает пельмени, я спросил – где научился? Он с улыбкой немного помешкав ответил – да, на передовой, там, этому делу, быстро учат. Расспрашивать было не удобно, пошутил, наверное. Какие там, пельмени …  дай бог, живым остаться.
 А как великолепно он пел песни, являясь запевалой в Шелеповской  вокальной группе ветеранов. В своё время, этот небольшой коллектив, отстаивал честь района на областных и зональных конкурсах. Кстати, вместе с ним в группе принимали участие его жена и сестра Мария Петровна. А ещё, он был заядлый рыбак и отзывчивый сосед – кому то литовку отбить, кому то окошко застеклить, а то и раму сделать или бычка зарезать… все к нему бегут – помоги Тимофей Петрович. И он помогал, денег не брал – ведь спасибо – спаси бог и есть самая лучшая награда. Как - то, он назвал себя счастливым – войну прошёл, дом построил, дети и внуки есть – грех, на судьбу жаловаться.
                ==
Проводы в армию, а так же свадьбы, дни рождения, интересные кинофильмы, концерты приезжих и своих артистов – тем более похороны, событие для небольшой деревеньки очень значительное. Оно не оставляло земляков равнодушными. Так и в этот раз, проводить парня на службу отечеству, собрались - стар и млад. Немного подвыпив, то тут то там, были слышны возгласы - Служи честно – говорили одни. – Не опозорь деревню, твердили другие. Даже дедушка Матвей, которому было уже за девяносто, опрокинув стопарик, крякнул – в добрый путь, внучек. Потом улыбаясь, сощуря глаза – добавил – подменил бы тебя, да выправкой не гожусь и попозже, помрачнев добавил, - я, в своё время, царю- батюшке да отечеству присягал, а эта власть меня по миру пустила… а ты не власти служи, а семью, наш род, оберегай.
Призывник, слушая Матвея Александровича, обратил внимание, как изменилась в лице мать рекрута. Глядя на раскрасневшееся лицо отца, она вдруг вспомнила проводы мужа, ушедшего на войну в 43. Тогда не было шумного застолья, пламенных речей - вообще, ни чего не было. Кусок хлеба и то не каждый день на столе был. Вспомнила, как опухали от бескормицы, как похоронку оплакивали с четырёхлетним сыном. А ещё, вспомнила, как два года назад, уже проводила одного сына и сейчас каждый день ждёт  - пождёт от него весточки. Теперь, вот, второй на службу собрался. Всё бы ладно – лишь бы войны не было. Через, год Валерий из армии вернётся, как ни будь двух младших дочек, вместе со старшим сыном Леонидом прокормим, кусок хлеба у людей занимать не будем.
Была на проводах и подруга главного виновника этого события – Тамара Мазеева. Девушка эта была немного странная, несколько закомплексованая, возможно потому что носила очки, а может потому, что будучи городской, не понимала истинного, возможно по своему приземлённых взаимоотношений деревенских обывателей. Правда, она очень по честному ждала Сашу, регулярно, как по графику, писала письма – мечтала о совместном будущем и в каждом послании признавалась в своих чувствах. Так вышло, что пути этих молодых людей позже разошлись, однако она верно ждала его, но до признания в любви у них так и не доходило. Видимо, время ещё не пришло, но потом после первой серьёзной близости, оно неожиданно закончилось. Да, бывает и так.
Утром следующего дня, единственный  в деревне автомобиль Анатолия Молявина  - бывшего целинника, осевшего в деревне в пятидесятых годах, взял курс на районный центр. Дорога была длинной, тряской и утомительной. Все мысли Александра были о матери – её не легкой доле. О ком ещё думать в такой момент, когда ты уже далеко не падцан, когда ждут тебя новые испытания и перемены в жизни и ты встаешь на путь, защитника Отечества. О ком ещё думать, если не о самом дорогом и близком человеке –маме.
Её первый муж, был деревенским - раскрасавцем. Девушки за ним табуном ходили, а он Варю выбрал. Жили они не далеко друг от друга и родители Аркадия ни кого кроме Варвары в дом пускать не хотели. Видели, работящая она и собой не дурна и порода – что надо. Раньше, это самым главным считалось – родословная. Через полгода, Аркаха в армию пошёл и не много погодя, сообщил, что домой не вернется, будто бы подглядел там девушку – поприглядней да посговорчивей. Шибко тосковала Варя, по непутёвому, думала надурится, перебесится порядком и успокоится. Ан, нет. Так и не вернулся – треклятый. Потом, за нелюбимого вышла – кому разжёнка нужна, прежним мужем обмилованная, да обцелованная, ладно хоть этот не побрезговал – руку и сердце предложил. Стерпится – слюбится, думала Варя. Так и есть. Потом, Лёнька народился … а там, война. Не вернулся Владимир, в самом конце подстерегла его вражеская пуля, наповал скосила. Похоронили его, где - то там, на чужбине, а может и не схоронили вовсе, может, валяются останки в чистом поле. Кому сейчас что докажешь – нет человека и всё. Зато, сын остался.
Новая любовь Варвары, была самой страстной, необъяснимой, необъятной – ворованной. Два мальчика – Валерка и Сашка стали плодами того безумия. Ну, что тут такого – успокаивала женщина, - где их, мужиков то, после войны взять. Настаивал возлюбленный избранницу в жены взять, но не хотела она, уж совсем грех на душу брать – у него, в той семье, четверо довоенных было и послевоенных, двое. Шибко переживала Варя. Тяжелым, оно было – это шальное счастье. Чувствовала – шепчется люди за её спиной, пальцем у виска крутят, не одобряют – значит. И как только представилась возможность покончить совсем этим, она, скрепя сердце, она «пошла под венец» с мужиком из соседней деревни – Петром его звали. Совсем не вникала Варвара в его прошлое. Слышала будто в тюрьме сидел за что то будто по наговору, какому то. Не хотела она к старой жизни возвращаться, не доброй она была – больной и мучительной. Хотела просто, ЗА МУЖЕМ, быть, как все счастливые люди. Чтоб опора была, местным людям в глаза смело смотреть, чтоб на гулянках, за столом рядом сидеть, чтоб намёки про ночные свидания не слушать и чтобы жарких прикосновений пьяных мужиков не было. Не хотела Варя больше такой доли – поганая она, не простая и не лёгкая. А в новом браке, еще две девочки родились – Нина и Наташа. Правда, этот относительный покой, продолжался не так долго, умер Пётр Фёдорович, огромную уж теперь, семью осиротил. Видать, послевоенные застенки, веку не добавляют, да и вообще, тюрьма -  есть тюрьма.
                =
Александр не часто бывал в райцентре, за всю жизнь, раза три – четыре, не больше. Поэтому, сдав документы в военкомате, поспешил в гости к тёте Саре. Была она, по мнению племянника, человеком незаурядным – умной, начитанной… курящей, со своим виденьем жизни, порой инакомыслящей, категоричной - не уживчивой. Кому понравятся люди умнее их, и знающие ответы на все вопросы. Многие, зная взрывной характер, а также добропорядочность и компетентность боялись Серафимы Матвеевны, другие старались не связываться с ней, понимая, что последнее слово всё равно останется за заведующей районной библиотеки. Опа, - несколько подумав, с хрипотцой в голосе, воскликнула тётя, - племянничек нарисовался. Это, тебя каким ветром занесло? Поди, в армию собрался? Так и есть, и вещмешок за спиной, и волос на голове нет. Она достала папиросы, задумалась, как будто ушла в себя, потом ещё раз внимательно глянула на гостя, обронила – на мать, на Варю ты похож. Хорошо, судьба бы тебе полегче досталась. Пережили мы горя, видимо - не видимо, не дай, бог никому крещёному.
Так вышло, хотя что говорить – двадцатые, тридцатые годы, тем более бывшим кулакам выжить было не просто, не говоря о хорошем образовании и только тетя Сара имела диплом ВУЗА. Всего этого, она добилась благодаря упертости, трудолюбия, ума – несгибаемого оптимизма. Саше очень нравилась его тётушка. Бывало, правда не часто, когда она приезжала к ним в гости, он мог часами, открыв рот, слушать рассказы о прошлом. Именно, с её слов, он знал, что их большая порода – многочисленные дядьки и тётки жили в достатке – имела свою мельницу, много земли и скота. А когда речь заходила о раскулачивании, она, большевиков комиссаров – называла бездельниками и болтунами.
Утром, простившись с семейством Жиляковых, допризывник, двигаясь в сторону военкомата, про себя с усмешкой отметил, что как то в очень раннем детстве, примерно в этом месте, бегая по деревянным тротуарам, заблудился и даже попал в милицию. Но потом с помощью добрых людей, в том числе, тёти Сары, был передан в руки матери и крепко наказан.
Во время переклички, перед отправкой на аэропорт, фамилия Шепелин не прозвучала. Александр был в смятении – может перепутали что, возможно назовут ещё. Но так и не назвали. Друзья, а некоторые из них были даже одноклассниками, успокаивали. - Не переживай, видя моё упадническое  состояние, сказал Коля Конищев,- разберутся, ты ещё нас догонишь. – Не волнуйся, - в тон ему заметил Иван Садаров, - покайфуешь ещё несколько дней, а долг родине, ещё успеешь отдать. Автобус с новобранцами ушёл. Саша стоял убитый горем, - позор то какой, - думал он, - все парни как парни, а я хуже их что ли? Как в деревню ехать, что людям говорить? Он плакал.  Через пару часов, проблему, как говорится, утрясли и не состоявшемуся рекруту вручили другую повестку, обязывающую прибыть в военкомат через две недели. Оказалось, что конверт, где были документы Шепелина, провалился между столов, искать его никто не удосужился и просто не было времени – ждал самолёт. Для работников военкомата, видимо этот случай не явился большой бедой, чего не скажешь о нашем герое. Наверное, при призыве в вооруженные силы существует какой то резерв и армия, поэтому, не пострадала. Саша вернулся домой и даже вышел на работу и потом тихонько, без лишнего шума, уехал на службу Родине. Оказалось, что друзья -  одноклассники отдавали долг отчизне, где то, на востоке, а Александр, на западе.
 Группа допризывников из десяти человек, во второй половине дня, села в самолёт. Куда летим – спрашивал себя Александр, хорошо бы поближе служить, чтобы дома побывать, чтоб родня приехала, чтоб солнышко в это же время всходило, чтоб погода не была капризной… Почти через двое суток, с какими то невероятными остановками, тоскливыми часами ожидания новобранцы прибыли в самый западный город страны – Калининград, бывший Кенигсберг. Побыв некоторое время в аэропорту, поздним вечером, крытый грузовик повёз парней ещё дальше на запад, прямо на границу с Литвой, в город Советск, по старому – Тельзит. Там, более двух лет, включая интервенцию в Чехословакию, и проходила служба Александра Шепелина, водителя боевой разведовательной машины  БРДМ. Кстати, полк, как и дивизия и армия были очень знаменитыми, прошедшими тяжелейший путь во время великой отечественной войны. В праздничные дни при представлении воинской части уходило много времени, чтобы перечислить все её заслуги. Но то, что она была гвардейской , доваторской, краснознаменной – он помнит точно.