Панфиловцы

Немецкие танки ползут и рычат,
Пушки орут, пулеметы кричат.
Визги фугасов , свист пули шальной. 
Стоят за родимую землю стеной

Русские парни и мужики.
Но некому немца поднять на штыки -
Мало осталось в окопах бойцов.
«Не посрамим войны наших отцов.

Здесь остановлен должен быть враг,
Не можем, сынки, мы назад сделать шаг.
За нами Москва!» - кричал командир,
Себе на груди разрывая мундир.

Помощь близка, ну где ж она, где?
Окопы и брустверы снова в огне.
«За Родину нашу насмерть стоять!
Артиллеристы, точнее стрелять,

Сидоров, к пушке снаряды неси,
Лягин, коси этих гадов, коси!
А ну, старшина, гранату мне дай,
Пехоте по флангам жару задай.

А я с этим танком пока разберусь,
Дай, только ближе к тебе подберусь.
На, получи железа кусок!» -

Гранаты ручной меткий бросок.
Машина в огне,
Через люк запасной танкист вылезает.
«Собака, живой».

Треск пулемета, и немец упал.
«Лягин, ну снайпер, точно попал».
Минуты затишья и вновь канонада.
Скрип, грохот и свист - подобие ада.

Гарь, копоть и дым. Нечем дышать,
Глаза обжигает, но надо стрелять.
Не слышен приказ командира давно.
А перед глазами все время одно:

Немец идет, танками прет,
И, кажется, пуля его не берет.
Натянуты нервы, звенят, как струна,
Бросает на землю взрывная волна.

И тишина, и вечный покой.
Пробитую грудь завалило землей.
Не выжил никто, но враг не прошел.
Танковый корпус на помощь пришел.

Атака отбита, фашист остановлен.
Но бруствер с окопом безлик и безмолвен.
Лежали на них двадцать восемь бойцов,
Не посрамивших память отцов.

В память о них стоит монумент,
Глазами героев взирает цемент.
Осанки их гордые всем говорят:
О подвиге память потомки хранят.