Карцерная ода

1
Карцер. Каменная шуба
плотно мне легла на плечи.
За решёткой зимний холод.
То ли утро, то ли вечер?

Мысли, еле ищут выход,
выбираясь из тумана.
Вы меня друзья поймёте,
ведь пишу я без обмана.

На обрывке из газеты
строки вкривь и вкось ложатся.
Я испытываю голод,
но мне надо продержаться.

Мне не видно даже неба
из подвальной тишины.
Я в пространстве давно не был
За оконной глубины.

Карцер. Каменный мешок мой,
где знаком с каждой мокрицей.
Я испытываю холод.
Отчего мне веселиться?

Я, конечно понимаю,
где-то, в чём-то виноват.
Потому, что жил я с краю
и деньгами не богат.

Скандалистом был? Конечно!
Я ругаюсь много лет.
Тем в России отличают –
сочинитель и поэт.

Сочинитель пишет скромно.
В петлю лезть причины нет.
Я же, любящий свободу,
просто – карцерный поэт.

Карцер. Каменная бочка,
где накрыт я с головой.
Это братцы – одиночка,
где сиди и выть не вой.

А за дверью, стон в параше,
трубный канализационный шум.
Сутками кряхтит устало,
Бьётся в голову – бум, бум...

Вот шаги по коридору.
Корпусной. В глазок пикует.
- Что, не ешь? А зря, парнишка!
Кто сейчас вот так воюет?

Двадцать суток голодовки.
Что? Кому я доказал?
Тем, кто жрёт по ресторанам,
кто на нас с вершин плевал!

 
2
Корпусной принёс «ДБ» мне.
Добавляют новый срок.
Есть бумаги клок и грифель.
Так что я не одинок.

В грязный, ржавый душ сводили,
где согрелся я чуть-чуть.
Вот теперь, чист стал я телом
и попробую заснуть.

Первые пятнадцать суток
я ходил и громко пел.
Песенок споёшь с десяток,
вроде, как бы и поел.

А сейчас, одна лишь песня,
уж неделю, как со мной:
«Ты добычи не дождёшься
чёрный ворон, я не твой»!

Привязалась. Чёрт ей в душу!
Влезла в тело, хоть ты вой.
«Чёрный ворон ты не вейся
над моею головой»!

Дверь исписанная мелко.
На «кормушке» слово – НЕТ!
Это мой отказ от пищи.
Здесь – свободный я поэт!

Цензоры по паутинам
Расползлись в углы и спят.
Демократия паучья!
Слышно-ль, что вам говорят?

Я скрывать от вас не буду
стихотворной рифмы цвет.
Если уши есть, то слушай,
я ведь карцерный поэт!

А..! Спускаешься по нитке.
Значит слышишь мой рассказ?
Погляди, на мне «холопка»,
я попавший под Указ!

Карцер. Сжатый мой желудок
от бессилия в тиски.
Голодовки тридцать суток.
Принесите две доски!

Если можно, завещаю.
Чёрный нужен гробу цвет.
Ну к чему мне этот красный?
Я ведь – карцерный поэт!

Вместо звёзд, пусть крест дубовый
будет верой мне служить.
Умираю, засыпаю...
А ведь так хотелось жить!

Жить! Не гнуться за копейкой,
не гоняться за рублём...
И хотелось напоследок
Мне б увидеть отчий дом.

Дом. Клетушку в восемь метров,
где так долго я прожил.
Где скандалил, пел я песни
и ничем не дорожил.

Ладно, мачеха Рассея,
не прольёшь по мне ты слёз.
Улетает душа в вечность.
Улетает выше звёзд!

Там покой и там свобода.
Там над нами власти нет.
Ничего, что нет мне рая.
Я ведь – карцерный поэт!

3
Зрение стены раздвигает.
Голод – галлюциноген.
Вы не думайте, я стойкий,
не дотронусь я до вен.

Не полезу я в верёвку,
хотя есть с чего сплести
и хотя не вижу толком,
что же может нас спасти?

Мы растоптаны навечно
в этой каменной стране.
Будь ты плотник, иль министр,
всё равно сидишь в тюрьме.

На родимой, на сторонке
слезам некуда упасть.
Подождите моей смерти
и нарадуетесь всласть.

Винтик. Адскою машиной
перетёртый в порошок.
Я ведь ей сопротивлялся
и противился, как мог.

Врач, намедни забегавший,
Бросил мне: - Кончай дурить!
А не то, придётся, братец,
принудительно кормить.

Погляди. Облазит кожа.
Здесь белковый дефицит.
Скоро будешь на погосте
чёрным саваном покрыт.

В чёрном саване, свободный
вытянусь я в полный рост.
Смерть! Прими скорей поэта,
я крещёный, на погост.

Руки тонкие, как плети.
Ноги уж не держат вес.
Кажется, уже навечно
я в тебя карцер залез.

Скольких ты укрыл собою?
Скольких будешь укрывать?
Сотни тысяч, миллионы,
горе будут здесь хлебать?

Я не первый, не последний,
Эта клетка многих ждёт.
Здесь, всё белое – на чёрном,
всё, как есть, наоборот.

Что? Проверка? Я на месте.
И куда же денусь я?
Держит крепко в этих стенах
мне пришитая статья.

       
4
Мать моя, простая баба.
Вечно сына ты ждала.
Голову твою покрыла
облачная седина.

Выдержит ли твоё сердце,
так уставшее от бед,
одиночество под старость?
Сын твой – карцерный поэт!

Помнишь, милая старушка,
комнатушки уголок,
где для маленького сына
лучший резала кусок?

Худо-бедно, душа в душу
прожили мы много лет.
Жалко мне, назад дороги
нам обоим в мир тот нет.

                Как ты там, одна в лачуге?
Плетёшь дум веретено.
Наше счастье улетело,
радость кончилась давно.

Я не раб, как им хотелось.
Оттого и скандалист.
Пусть сейчас я грязный телом,
но душой остался чист.

Я прекрасно понимаю,
от тюрьмы и от сумы
никогда не зарекайся...
Это с детства знаем мы.

С нами эта поговорка
и рождается, и мрёт.
Кроме русского народа
кто ещё это поймёт?

Карцер. Мир окаменелый.
Заключённых адский дом.
Я бунтарь и понимаю,
что со мной будет потом.

Я пишу простою рифмой.
Сложность в камне ни к чему.
Нас от света оградили
всю страну загнав в тюрьму.

               
5
Первый день весны сегодня,
что для карцера безлико.
Надзиратель словно сводня
между Господом и криком.

Понимаю, что виновен.
Цвету красному я враг.
Если выпал из их строя,
ждёт тебя, мой друг, ГУЛАГ.

Я не верю в чью-то милость.
Это бред, к чему скрывать?
Не маньяк и не убийца,
не умею воровать.

Все мои грехи простые,
этим славится вся Русь.
Здесь меня так научили,
если вызов, я дерусь.

Здесь кулачные забавы
вышли из глубин веков.
Русские! Мы так похожи
на бойцовых петухов!

Скоро пятого соседа
мне за стенку приведут.
С четверыми я сдружился,
ну, а пятого найдут.

Дело есть. И тело будет.
Облачат в «ХБ» наряд.
Свято место не пустует,
так в народе говорят.

Где ты, милый друг Тимоха?
Встретимся ли мы когда?
Я в твоей рубахе тёплой
отбиваю холода.

Как-то был здесь малолетка.
Пацану пятнадцать лет.
- Про меня замолви слово,
ты ведь карцерный поэт!

А «деляна» - мелочёвка.
С другом выставил буфет.
Ничего, привыкнешь мальчик
в МВД держать ответ!

Здесь таких, как ты, хватает.
Пистолетом хвост, сынки!
Ведь простаивать не будут
в зонах ржавые станки.

Сам мальчонка – хрупкий телом,
Ростом мал, совсем юнец.
- Ну теперь ты, Дима, с «бочкой»
познакомлен наконец?

Три решётки и окошко
с правым выбитым углом.
Потерпи браток немножко,
может быть увидишь дом.

6
За окошком ветер носит
перекличку дальних хат.
- Девять-пять! Четыре-восемь!
Подтяни «коня» назад!

- Дома, дома! Груз на месте!
Тут братишка не зевай.
Где-то рядом раздаётся:
- Ну ты, что замёрз, Банзай?

А СИЗО живёт привычно -
днём и ночью кутерьма.
Я дарю тебе навечно
оду карцера, тюрьма!

Есть ведь камерный оркестр.
Даже камерный есть хор.
Мы собратья по несчастью,
будь старатель ты, иль вор.

Наши правила простые –
Им не верь – тюрьмы закон.
Ведь одно, свою свободу
ставим мы с вами на кон.

Держит банк рука не наша.
Правил с нею у нас нет.
Обходите банкомёта! –
мой вам дружеский совет.

Широка страна родная.
Много в ней лесов, полей...
Ну, а кто из вас мне скажет,
в стране сколько лагерей?

Тысяча? Десятки тысяч?
Миллион на миллион?
Где на каждом сантиметре
слышен страшный хриплый стон.

Эй, братва! Слышно-ль поэта?
Не от жиру здесь сидим.
Мы в глаза судьбе-плутовке
безбоязненно глядим!

Вот вам – карцерная ода!
Дальше, что мне, трын-трава.
Нас в могиле ждёт свобода,
остальное всё – слова!
 
1990 год