Одно воспоминание... Евгению Чепурных

  Мне вспоминается… Почему я тогда не остановил машину?! Жалею до сих пор. Было много в жизни берёз, но, кажется, той не повторится.
  Мы ехали с Вологды на легковушке. Лютый день января был в разгаре. Но лес с левой стороны от нас скрывал в голубоватой прохладе теней огнисто-холодное сверкание дня. Убаюкивающий узор искр сопровождал нас да иногда сквозь прогалину леса прорывался острейший луч замороженного солнечного желтка.
  И так же пушисто, ровно, тихо покрывали снега ветви деревьев, наклонившихся к дороге.
  Кому не знакома покойная радость зрения бесконечной анфилады оцепеневшего леса, да ещё спрямленного архитектурно дорожным полотном?!
  Счастье бытия покойно было разлито во мне и  в моём спутнике. Не хватало во всём какого-то всплеска смычка разливающегося студного и солнечного январского дня. Его очевидности. Его невообразимой красоты. Его сопричастности тихо горевшему в нас.
  И вдруг… И вдруг! Да, это было так внезапно! Слева, там, где прощупывало искорками опушенные ветви низкое солнце, внезапно ослепительно засверкала гигантская снежная поляна. Она была устремлена сверкающими огнями вверх. Она не была ровна. А в восхитительном центре  бодрого и аллилуйного блеска взмыла мощная раскидистая берёза, которая может родиться и вырасти такой только в человеческом догляде, только в сенокосном рае, роднящем дерево и человека в их труде и отдыхе.
  Как сверхновая взорвалась в наших глазах её могучая крона. Отороченная ковкой лазурью января, она прозвучала во мне всей своей симфонией морозного огня, заключённого в заиндевевших серёжках, мягко обитых снежной ватой ветвях, промороженном стволе, торжественно возносящем к Богу световое великолепие!
  Показалось (и опять – вдруг!), будто огнистое веселье поляны бежит к подножию великого дерева и резко взмывает к кроне. И снова – бежит и взмывает, бежит и взмывает… А берёза бросает на кипящее бегущее к ней серебро ни с чем не сравнимые чистые голубые тени. А искры кипят по голубым лоткам…
  Машина шла ходко, и моё потрясение было мгновенным.
  Но до сих пор те секунды мне кажутся каким-то знамением, вспоминаются раз за разом и больно волнуют той степенью красоты, которая не повторяется никогда. И которую не подвластно передать человеческими словами.
  А может, и нужен был тот ослепительный росчерк лепоты, чтобы вечно томить и искушать красотой?