Солоухинские чтенья и Васнецовские витязи

Солоухинские чтенья
Мне позволили объять
Русь, что вышла из забвенья
Над Ай-Петри флаг поднять!

Славлю «Письма из… музея»,
В коих Русских есть печать;
Благодарен без сомненья,
Что не стал Поэт молчать!

Слава Богу, что Вы с нами
В письмах, памяти, стихах;
Русский мир идёт за Вами,
В прах развеяв чуждый страх!

Отрывок из рассказа Владимира Солоухина «Письма из Русского музея»:
 "Витязь на распутье" хранится в Русском музее. То ли эта степь дорога нам, как сон, что мы снова дети или снова летаем, то ли сказка здесь накрепко переплелась с реальной историей народа, но как-то не верится, что "Витязя на распутье" не было до 1882 года и все предыдущие поколения русских людей, детей во всяком случае, росли, не держа в воображении васнецовского "Витязя". Кажется, он существовал всегда, как сама степь, как Киев, как Волга, как Россия, как исторические были и сказки о ней.
      Национальный дух этого человека, сила его любви к родине, к родной истории были так крепки, жажда служения народу была так велика, что они - сила духа и любви - преодолели ограниченные живописные возможности художника и утвердили себя как явление, вычеркнуть которое нельзя, не образовав зияющей невосполнимой бреши. Образы Васнецова шире, больше его полотен. Вероятно, они всегда подспудно жили среди нас, всегда мерещились нам. Он намекнул, мы вспомнили, как забытое из детства. И вот нам больше не нужно показывать и разъяснять. Зачем? Мы ведь вспомнили! Вот почему парадоксальная фраза о том, что Васнецов не умрет, если бы даже умерли все его картины, мне кажется, не лишена значения и смысла.
      А путаницы было немало. Такой авторитет, как Крамской, увещевал начинающего Васнецова: "Вы один из самых ярких талантов в понимании типа: почему вы не делаете этого... Тип и только пока один тип составляет сегодня всю историческую задачу нашего искусства... Я как теперь помню ваш рисунок купца, принесшего голову сахара и прочую провизию к чиновнику и вытирающего свою лысину. Да будь это написано только, вы увидели бы тогда, какая толпа и давка были бы у вашей картины..."
      Но купца, вытирающего лысину, не появилось, появились "Алёнушка", "Снегурочка", "Дворец Берендея", "Баян".
      "Во времена самого яркого увлечения жанром, в академические времена в Петербурге, - писал Васнецов, - меня не покидали неясные исторические и сказочные грезы". (Вероятно, то, что, может быть, еще более смутно брезжит в каждой русской душе. - В. С.) "Сознательный переход из жанра, - продолжал он в письме к Стасову, - совершился в Москве, в златоглавой, конечно..."
      Национальная деятельность Васнецова была так разнообразна и широка, что, например, воинские шлемы, называемые сначала богатырками, а позднее буденовками, были заготовлены для царской армии по эскизам именно Виктора Михайловича Васнецова и достались нам по наследству с царских военных складов.»