1. 004

И вот, наконец, он приходит.
Руки - в копоти,
волосы и одежда - в горячем пепле.
Ворот кителя ощетинен, воинственно так приподнят,
голос надсадно скрипит, как дверные петли.
А в груди, когда он меня обнимает -
тяжелое ухканье лошадиного топота.

Открывает настежь окно, прикуривает и смотрит, нахмурясь,
как на подоконнике возле него тает
извечный снег измотанных улиц.
Над городом нависают столбы
густого и черного дыма, - и страшно
становится, когда понимаешь вдруг, что тут нечем дышать
и, свой родной язык позабыв,
от старика до младенца здесь каждый учится языку кашля.

"Ох и полыхнуло, - устало скажет, тебя укладывая в кровать.
- Ох и пожарище, триста лет потушить не можем.
Как зима - так разгорается, и без шансов почти,
кажется, что вот-вот нас огонь передушит, как тех мышат.
И мой дед, и отец мой, и я - всю жизнь в седле,
сабель своих ни на миг не вложили в ножны.
Да ещё и тебе придётся повоевать,
как не крути..."

А я лежу и слушаю, а мне всего пять.
Я не хочу, чтобы он уходил не зная, когда вернётся опять.
Но пока что умею не так уж много,
прямо скажем - недостаточно, чтоб удержать:
радоваться, что он уцелел
и неубедительно умолять.

И засыпаю в его тени и в его тепле,
но перед самой пропастю сна замечаю матери силуэт в окне.
Он прижимается к ней,
словно дым, при порывах ветра прижимающийся к земле.

/2017/