Холоп ты мой, простонала Евфросинья

  Дождь лил, как из кувшина Водолея – умеренно и нежно. Лошади гарцевали, потому что ничего другого не умели делать. Осень устала обнажать деревья. Ветер продолжал показывать им свой скрипучий характер, в искренних порывах ломая сухие слабые ветки, тем самым помогая Лукичу, собиравшему хворост в любую погоду.
  – Барыня не изволили еще подняться, – произнес он вслух, чтобы избежать преследовавшего его со вчерашнего вечера чувства горечи.
На опушку выскочил лопоухий-серый.
  – Ничего побелеешь к зиме, – пробормотал старик, – и станешь как я. Странно устроен человек, с пушистым не сравнить, зайчиху с зайчатами накормит и довольный лапки потирает. К чужой с коробкой конфет и бутылкой не побежит. Как животное, он тварь – порядочная.
  Забросил Лукич вязанку за спину и потащился к барскому дому, огороженному высокой стеной с колючей проволокой. Охранник встретил его у алюминиевых ворот украшенных стальными жар-птицами и четко отрапортовал по интеркому:
  – Евфросинья Николаевна, Лукич вернулся. Куда его ношу прикажете?
  – Часть в бар, а остальное в спальню, – протрещало в спикере.
  Из глубины усадьбы мимо ошалевшего Лукича и привыкшего ко всему охранника пролетел сверкающий хромом Бентли, увозя хозяина на работу в город. Лукич смачно выругался вслед заносчивой машине, чуть не лишившей его жизни, и вошел с вязанкой в дом через гараж для прислуги. Он спустился в бар, оставил немного хвороста в углу и тупо уставился на биллиард. Вчера он проиграл повару 500 долларов.
  – Ох, – прокряхтел старик, не спеша нажал кнопку, и хрустальный лифт бесшумно унес его на третий этаж, прямо в спальню барыни.
  – Хворост оставь у дверей, – раздался властный голос, – а сам, сам знаешь чего.
Лукич не посмел ослушаться, распрямился, сбросил с себя тулуп, скинул сапоги и подошел к постели.
  Евфросинья схватила его за волосы и сорвала парик. Борода с усами полетели в ту же сторону. Она повалила его на себя, жадно впившись губами в его белозубую улыбку.
  – Холоп ты мой, – простонала Евфросинья.
  Чего только не сделаешь за 10 тысяч долларов в месяц, подумал Лукич, но вслух ничего не сказал, потому что был он мужик разумный и хитрый, прошедший Афганистан и Чечню.