Олег Найденышев, автор проекта Рок и Опера

«Чтобы музыкальная классика звучала сегодня наиболее выпукло и ярко, нужен современный язык», - так считает режиссер Государственного академического Большого театра России Олег Найденышев, автор и художественный руководитель проекта «Рок и Опера». В начале февраля на сцене Муниципального культурного центра города Рязани солисты Большого театра выступят с рок квартетом, представив рязанскому слушателю популярную музыкальную классику в современных аранжировках. Беседу с Олегом Найденышевым и солисткой Большого театра и проекта «Рок и Опера», лауреатом Международных конкурсов Оксаной Горчаковской записала Ирина Нестерова.

Когда состоялось ваше самое первое выступление с этим проектом и каковы были впечатления?

О.Н. Первое выступление было 3 года назад, как пробный вариант, в Гластон Берри Пабе. Народу было очень мало. Конферанс был другой, с участием двух драматических актеров. Музыкальная часть прошла хорошо, но нам не хватило публики. Менеджмент подвел в плане организации посещения. Мы поняли, что продукт состоялся, но впечатление осталось двоякое. Несколько концертов для обкатки мы сделали в рок клубе Б2. Это было два года назад. Они прошли удачно, но ощущение квартирника испытывать больше не хочется.

Как же все - таки публика, даже в малом составе, реагировала на все происходящее?

О.Н. Так же, как и всегда. Программа психологически очень четко простроена. Первые пять номеров публика сидит в легком шоке, настолько неожиданно и необычно все, настолько мощно, что вдавленная в кресла, она не знает, как реагировать на это. Поется и играется все в живую, без всяких фонограмм. Потом, когда Оксана появляется с «Ямайкой», это песенка такая популярная, публика расслабляется, начинает аплодировать, кричать «браво». Это на каждом концерте происходит не зависимо от ее количества.

А на разную музыку по - разному реагируют? Например, на арию Царицы Ночи Моцарта?

О.Г. Беспроигрышный вариант, поэтому мы и взяли ее в программу.

О.Н. Ария царицы ночи – чисто роковая композиция по стилю, но мы не только рок играем, есть bossanova, кусочки поп-музыки – это дуэт Лизы и Полины из «Пиковой дамы». Сама цель программы со временем немного видоизменилась. Вначале, когда я все придумывал, это был хороший стёб в хорошем смысле этого слова. Но потом стало понятно, что это к усмешке имеет мало отношения. Появился просветительский вариант. Потому что публика, которая не ходит в театр, в оперный театр, вдруг открывает для себя в популярной форме, привычной для ее слуха, целый мир. Людям и потом хочется это слушать: оказывается, вот чего мы не слышали и не знали никогда. В результате мы работаем и на театральную публику, и на настоящую музыку.

Рок – это направление, которое берет свое начало как мировоззрение протеста. Есть ли у вас протестная составляющая в проекте?

О.Н. Нет. Есть экспрессивная составляющая, которая очень созвучна оперной музыке. В опере эмоции всегда перехлестывают через край. А с помощью современных инструментов это достаточно ярко можно выразить. Современный музыкальный язык является средством выразительности, при помощи которого произведение, написанное классиком может звучать сегодня наиболее выпукло и ярко.

Быть стильным, говорить на языке разных музыкальных эпох… Кто в вашей команде Главный Шаман, кто делает аранжировки?

О.Н. Мы все вместе делаем. Я задаю идею, выслушиваю предложения вокалистов, выбираю произведения, потом мы собираемся с музыкантами и «варим эту кашу» вместе.

В вашем репертуаре большинство произведений представлено зарубежной музыкальной классикой – Моцарт, Бизе, Гуно, Сен-Санс, Пуччини. Будет ли расширяться репертуар в сторону русской классики?

О.Н. Пять произведений из программы – это русская классика: ариозо и ария Германа, дуэт Лизы и Полины, ария Елецкого из «Пиковой дамы» и ария короля Рене из «Иоланты» Чайковского. Когда будет достаточно средств, хочется воплотить задумку - драму Пушкина «Пиковая дама» с номерами из оперы Чайковского в рок стиле.

Сейчас многие проекты стремятся работать с саунд продюсерами в музыкальных студиях и записывать диски.

О.Н. Саунд продюсера у нас нет. Мы работаем самостоятельно и пока не ставим своей целью записывать диски. Рок – это серьезное искусство. Этому есть прямое подтверждение – Queen, Pink Floyd. У Pink Floyd есть почти симфоническая музыка. Это совершенно самобытно все, но наша задача была именно использовать современное звучание как средство выразительности. И мы об этом в предисловии нашей программы обязательно говорим. Концерт – наша фантазия на тему «Как бы написал композитор произведение, если бы жил в наше время и, если бы у него под рукой были те средства выразительности, которые имеются сейчас». Музыканты, работающие с нами, - серьезная команда. Они играют в разных группах «Танцы минус», «Токио», востребованы как сессионные музыканты и собираются как некая супергруппа. Мы недавно выпустили сингл из пяти композиций и раздаем эту запись на концертах вместе с программками.

Любой артистический музыкальный эксперимент несет элемент риска. Часто ли вы сталкиваетесь с неподготовленностью публики?

О.Н. Мы не боимся, потому что не раз проходили испытания. Первый раз это было в Петергофе, где мы соревновались с солистами Мариинского театра. Они выступали с Оркестром России, а на соседней площадке были мы. Две площадки рядом Open Air. Пели по очереди. Но в конце концов всю публику собрали мы. Мы победили. Как публика сказала: «Разорвали».

Как в вашем проекте происходит отбор солистов? Если, к примеру, завтра придет Дмитрий Хворостовский и скажет: «Хочу петь в вашем проекте». Что вы ему ответите?

О.Г. Три года назад, буквально из ничего, четыре человека целый год работали безвозмездно, это Максим Пастер, Роман Муравицкий, Ирина Долженко и я. Фактически на энтузиазме шла разработка этого проекта. Поэтому если придет Хворостовский и скажет: «А теперь я буду здесь петь», то…

О.Н. По поводу исполнительского качества наших артистов вопрос не стоит. Вопрос стоит только в степени раскрученности того или иного персонажа. Наш баритон Алексей Пашиев и звучит, и выглядит на сцене не хуже Хворостовского. Приоритет отдается тем, кто стоял у истоков проекта. На постоянной основе сейчас работает только Оксана Горчаковская, которая уникальна, потому что в одном концерте может спеть и Тоску, и Царицу Ночи. Это для сопрано большое испытание. А в нашем поекте есть такой незаменимый уникум, который справляется там, где другая певица осталась бы без голоса.

Какие качества Вы назовете, необходимые для устойчивой жизнеспособности проекта?

О.Н. Если говорить о взаимоотношениях внутри коллектива, то мы много лет работаем вместе, мы старые друзья и любим друг друга. А если говорить об отношении к публике, вернее о том эффекте, который мы на нее производим, то жизнеспособность заключается в том, что мы настоящие. Музыканты вживую играют сложнейшие вещи, которые обычно играет симфонический оркестр. А мы справляемся всего четырьмя инструментами, без фонограмм. Вместе с музыкантами на сцену выходят мастера сцены Большого театра и творят это чудо прямо на глазах у зрителя с той же самоотдачей, которую они проявляют на сцене Большого театра. Это искусство, да, в популярной обертке, с необычным саундом, но происходящее на глазах. Это всегда подкупает.

Итак, есть два разных направления – опера и рок, которые как две параллельные прямые где-то, как-то, когда-то пересекутся… И вот они пересеклись.

О.Н. Это не совсем так, потому что есть такое понятие как музыкальная драматургия. Меня на эту идею натолкнул дирижер Плетнев на «Пиковой даме». Он начал спектакль так ярко-эмоционально, что я подумал: «Это чистый рок концерт, рок спектакль». С помощью эмоциональной выразительности эту музыкальную драматургию можно вытащить, обнажить тот ритм, который в оркестре завуалирован, а мы с помощью ударных его вытаскиваем на поверхность. Некоторые оркестровые темы, которые звучат довольно мягко, у нас звучат резче, и наоборот, резкие медные тембры в наших обработках могут звучать более спокойно и мягко. Мы стараемся обнажить ту фабулу, которую закладывали разные композиторы в ту или иную арию, делаем драматургическую природу более выпуклой.

Рассчитывается ли степень глубины, с которой артисты подают исполняемый материал?

О.Н. Если сравнить публику с детьми, то дети в детстве смотрят сказочки – мультфильмы, потом начинают смотреть детские сказки в виде художественных фильмов, потом переходят к боевикам, сериалам и так далее. И только потом начинают, далеко не все, смотреть какую-то мировую классику типа Феллини. В музыкальном плане наша публика на уровне детей. Когда публика идет «на Григория Лепса», она идет смотреть мультики. А мы им говорим: «Ребята, у нас мультики, идите к нам!» И показываем им Феллини, но только в рисованном аниместиле.

Предлагаю маленький тест. Что для вас проект «Рок и Опера»?

1.; Плавание к далеким берегам.

2.; Карнавал со сменой масок.

3.; Трюки циркачей.

О.Н. Для меня ни первое, ни второе, ни третье. Для меня это история Волшебника в «Обыкновенном чуде», который сказку заварил. Некая сказка, которую я пытаюсь сам сотворить.

О.Г. Это то дорогое, что мы родили, что не хотелось бы потерять, а хотелось бы развивать дальше. При том, что главным приоритетом остается Большой театр, если случаются какие-то приглашения где-то выступить, то предпочтение я отдаю проекту «Рок и Опера».

Кроме исполнительской новизны, есть ли другие риски у вашего проекта?

О.Н. Только в пиаре и менеджменте. Нужно уметь продавать билеты. Для этого нужен особый талант. Спонсоров у нас нет, мы живем на чистой самоокупаемости, сами оплачиваем репетиционную студию, костюмы, гонорары музыкантам и певцам. Мы живем пока у нас есть концерты.

Хочется вернуться в творческую лабораторию проекта. Рок и Опера вступили в диалог. А не возникает ли между ними соперничества?

О.Н. Рок и Опера не в диалоге у нас. Это некий симбиоз. В данном проекте одно без другого жить не может. Отбери у пчел цветы, они не смогут собирать мед, отбери у цветов пчел, они не смогут оплодотворяться. Здесь именно симбиоз, а не диалог. Оперная драматургия по-новому ярко и выпукло выявляется благодаря современным средствам выразительности.

Насколько интересно нарушать границы дозволенного? Ведь существующие каноны довольно цепко держат наше сознание. Нарушение канонов во все времена жестко пресекалось.

О.Г. Все обрушение рамок заключается только в том, что это другое сопровождение.

О.Н. «Границы дозволенного» можно понять так: серьезную музыку мы играем несерьезно. Но для нас это совершенно серьезная игра. Если бы можно было поговорить с любым композитором, с Моцартом, с Чайковским, как он пишет свой очередной оперный хит: в голове щелкает определенный ритм, мотивчик. А потом этот мотив одевается в оркестровые формы, создается оркестровая партитура по голосам. Но стержень остается один и тот же. Поэтому мы его совершенно спокойно вытаскиваем и вставляем в другую оправу. Есть бриллиант, он останется бриллиантом, в какую оправу его не помести. Рамки мы не нарушаем, мы их меняем. Если взять «Девушку с Запада» Пуччини, то становится ясным, где черпал свои идеи молодой Гершвин.

Принципиально будете исполнять оперную классику? Не будете уходить за рамки традиционной оперной драматургии?

О.Н. Нельзя сказать, что оперетта – это «низкий» жанр. Штраус писал «Летучую мышь» как оперу с диалогами. И во многих театрах она так и играется, как опера. Тут рамки довольно размытые. Хороший мюзикл – это серьезнейшая вещь. Есть американские мюзиклы, которые не играются в России, они не известны. А в Америке они являются классикой, и про них тоже нельзя сказать, что они более «низкий» жанр, чем опера. Просто другой жанр и стиль. Но это искусство, замешанное на гигантских синхронных кордебалетах, четко выверенных хорах, на певцах, которые умеют петь и танцевать. В старых мюзиклах 40-50-х годов никаких претензий нельзя предъявить ни к вокалу, ни к танцу, ни к пластике и актерскому мастерству. Все слито воедино и понятно, что это высокое искусство.

Термин world music, что означает «мировая музыка» пришел на смену принятому несколько десятилетий назад в нашей стране по идеологическим соображениям четкому разделению на «серьезную» и «легкую» музыку. Похоже, стереотипы уходят в прошлое. Но не смотря на громадные кастинги, даже отечественный мюзикл очень тяжело находит свой путь к зрителю.

О.Н. Потому, что у нас совершенно другой стиль восприятия, того что происходит на сцене. Западный театр так же отличается от нашего театра, как русский рок отличается от западного. В русском роке во главу угла поставлен текст, поэтический, философский, какой угодно. А музыка передает настроение этого текста. На Западе не так. Поэтому, когда энтертеймент делает кальку с их мюзиклов, которые идут на Бродвее, это воспринимается «не очень», потому что у нас все должно быть глубже. Здесь есть опасность, как и при создании оперетты - легко свалиться в пошлость. Оперетту и мюзикл гораздо труднее качественно поставить, чем оперу.

Вопрос Оксане Горчаковской. Многолетняя практика выступлений с симфоническим оркестром не вызывала внутреннего протеста в смене привычного на радикально новое?

О.Г. Нет. Никаких сомнений. Мозгом проекта является Олег, он слышит, как это должно быть, придумывает. По образованию он режиссер музыкального театра, учился по классу скрипки. Не все получается легко, с какими-то номерами приходится довольно долго мучиться. Для музыкантов было так ново играть классическую музыку, а потом им это понравилось. Нам было очень это приятно.

О.Н. Певцы совершенно свободны в своем исполнительском мастерстве, это полная профессиональная свобода. Но и наши музыканты могут играть музыку разных направлений – поп, рок, а теперь могут играть и классику. Но это стоило большого труда. По началу они себе здорово пальцы ломали на инструментах, настолько непривычные гармонии. Бас-гитарист ругался: Чайковский, сколько аккордов написал! А теперь этот же гитарист играет партию арфы во вступлении к 3 действию оперы «Кармен» на бас-гитаре.

Отличаются ли по восприятию вашего проекта города, где вы выступаете?

О.Н. В режиме постоянных выступлений мы работаем всего год. Выступали в Питере, Казани, Новосибирске, Уфе, Нижнем Новгороде. Казань нас приняла «на ура», даже останавливали на улице, автографы брали. На концертах публика в конце стоя аплодирует. Но после Казани мы поняли, что нам нужны не филармонические площадки, а эстрадные. В шикарных по акустике залах, таких как Большой концертный зал им.Сайдашева в Казани, мы были вынуждены выключить все колонки и микрофоны, чтобы не было грохота, чтобы не раздавить звуком публику. Но Москва по ощущениям, наверное, самая тяжелая. Нашей базовой площадкой одно время был Дом Актера на Арбате. В концертном зале, где всего 350 мест мы все разносили в пух и прах. Совсем разное впечатление, когда большие залы и большое количество публики, и залы не большие. Формат, в котором мы работаем сейчас, себя далеко не исчерпал. Мы придерживаемся графика своих выступлений на ближайшие два месяца в пошаговом режиме step by step. Запланировано где-то около двадцати концертов в Екатеринбурге, Челябинске, Краснодаре, Сочи, Владивостоке, Хабаровске. Летом намечаются зарубежные гастроли.

Будете ли Вы подключать к проекту балет Большого театра? Смотрят ли балетные артисты в вашу сторону с восторгом и завистью?

О.Н. Мы готовим три балетных номера для нашего московского выступления. Это «Время вперед» на музыку Свиридова, «Цыганскую песню» и Антракт к 3 действию «Кармен» Бизе. В таком варианте мы, надеюсь, выступим 23 марта в Московском международном доме музыки.

А сейчас вы готовитесь выступить в Рязани. Ваше выступление состоится 7 февраля.

О.Н. Мы не занимаемся менеджментом. У нас есть прокатчик, которому мы вручаем бразды правления. В Рязани мы еще не были ни разу.

Будем ждать вашего выступления и новых впечатлений. Спасибо за интересную беседу.

Спасибо.

09.01.2015 год