Двигатель вечности

 ; НАУЧНАЯ ФАНТАСТИКА ;


Владимир Чернов





ДВИГАТЕЛЬ  ВЕЧНОСТИ
(Часть первая)


Светлой памяти сына Алексея




ПРОЛОГ

Я вспомнил восемьдесят третий год
Столетья «роста» коммунизма,
Где партией ведомый наш народ
Шагал с остатком оптимизма!
И всё ж страна была ещё сильна
Наукой, армией бесплатной,
А главное – Великая Война
Фашизм потерей безвозвратной
Разбила, в душах правду утвердив
И веру в Человека братство,
Где жили, хлеб по-братски  разделив,
И душ несметное богатство!
Вчерашний комсомолец, атеист,
Большой фантастики любитель,
Фанат архитектуры, оптимист,
И коммунизма «построитель»
Я в электричке к дому подъезжал
В набитом, как мешок, вагоне,
И в тот момент, как тормоз завизжал,
Услышал речь в спокойном тоне!
Мне кто-то диктовал внутри меня
Строфу начальную романа
Дальнейшим продолжением маня,
Отбив желание «гурмана»!
И я, «увидев» пламени огонь,
Что исторгал оскал Европы,
Лишь авторучку взяв в свою ладонь,
Смог полнить лист, верстая в стопы!
Воспоминанья шли из глубины,
Забыв про ужин - всё яснее,
Ударами неведомой волны,
От тех, кто был меня умнее…!
Потом наука стала утверждать
О вечности в частиц явленьях,
Себя и нас тем самым убеждать
О душ бессмертных сотвореньях!






Когда же Хиггса был открыт бозон   –
«Частицы Бога», как сказали,
Материей мельчайшею стал он –
Тем самым с Богом путь связали,
Всем стало ясно – Мир Духовный есть,
И есть Великий Вседержитель,
И вновь к нему вернуться – это честь,
Ведь Он – Творец и душ хранитель!
Как много времени с тех пор ушло –
Точней событий  в темпах разных,
И наконец до каждого дошло:
Мир тот же – в лицах безобразных!
Пожары, пытки, и идёт война
По сути – меж Землёй и Небом,
И всё ж не понимая, чья вина,
Что кормят кровью, а не хлебом!
В начале была писана глава –
Отложена, потом забыта,
Но всякий раз болела голова
От мыслей среди войн и быта!
И вот, когда возник армагедон
Cреди арийского народа,
Понятно стало – раздробленья тон
Задал всем с ада воевода!
А значит нам Творец предначертал
Всю мощь в единстве всепланетном,
Чтоб мир от измельчения восстал,
Cроднившись в кулаке несметном!
И вспомнил я наш грешный страшный путь,
Когда мы храмы разрушали,
Пытаясь всё вверх дном перевернуть
И в правде мыслить всем мешали!
Но карма – воздаяние Творца,
Звучит по разному, но то же –
И я, поэт, от своего лица,
Грехи и мужество итожа,



* Открытая в течение последнего десятилетия частица, по своему смыслу фактически соответствует названию Атома (определённого древнегреческим философом Демокритом. как «неделимый» в конце  5-го столетия до н.э.), но только значительно меньшая, реально являющая собой мельчайший материализованный сгусток энергии, тем самым опровергая утверждение В.И.Ленина, что «атом неисчерпаем как мир», доказывая происхождене материи из энергии мира духовного.
 




Прошу, Господь, простить своих детей
Арийцев и славян заблудших,
Век испытаний тяжких лет и дней –
Путь искупленья действий худших!
Но в мире есть  куда страшнее путь –
Порабощённых континентов,
Чьих истинных народов не вернуть –
И карма ждёт расплат моментов!
Когда ещё учитель наш Христос
Принёс основы гуманизма –
Он их лишь в православие донёс
При превосходстве альтруизма –
Там не было крестовых страшных войн
И казней огненных жестоких,
И пыточных, рождавших жуткий вой –
Но лишь добро и дух высокий!
Когда же князь Владимир Русь крестил
Для политических свершений –
Он веру новую славянам насадил,
Душ не касаясь отношений!
А верой их арийской, вложен был
В сердца их верность отношений,
В которых каждый родину любил
И в дружбе принцип чтил прощений!
И сила Ариев как раз не в том,
Чтоб мощью подавлять народы,
Смотря презрительно на них с кнутом,
Жить, как моральные уроды –
А чтить народы, как детей Творца,
Ценя в них души, а не гены
Быть честью Человечества Лица,
Растить детей, достойных смены…!
Наш дух арийский в нас ещё живёт –
И в нём сроднились все народы,
И старший брат из космоса придёт,
Как к детям мира и свободы!
И БРАТ К НАМ ОБЯЗАТЕЛЬНО ПРИДЁТ,
ВСЕ – ЛЮДИ МЫ, ТВОРЦА ЛИШЬ ДЕТИ,
НЕ ПЛЕСЕНЬ, ЧТО БЕССМЫСЛЕННО ЖИВЁТ –
А СОТВОРЕНЬЯ ПУТЬ НАМЕТИВ!




ГЛАВА 1. ИСКАТЕЛЬ

В грядущий мир шагая вновь и вновь
И с отрицаньем обретая обновленье
Не забывайте – выше правды лишь любовь,
А выше справедливости – прощенье!
•••
Я помню всё... Под тяжестью оков
У эшафотного столпа
Однажды двух несчастных «дураков»
Судила умников толпа.
Один из них – дряхлеющий старик,
«Скелет», седая борода,
Другой был юн и крепок, смуглый лик,
Два глаза – чёрная слюда!
Я между ними возрастом стоял –
Всё ж ко второму ближе был...
Огонь тех глаз мне душу прожигал – 
Я помню их, я не забыл…!
Сроднились в мыслях Запад и Восток – 
И знать с купцами, и народ,
И возмущённых искренне поток
Всё прессовал тот эшафот…
Толпа ревела как морской прибой,
Терзая остров для костра,
Миряне брань несли промеж собой,
Заждавшись зрелища с утра:
– Вон тот седой дурак, представьте!
– «Земля есть шар!» – его слова! –
– И «шар вращается!» – добавьте! –
Летела гневная молва.
– Он трёх слонов и черепаху
Эфиром бездны заменил! –
– И вот одет в чертей рубаху,
Коль черт ему для сердца мил! –
– А тот, второй – исчадье ада,
Нечистой силой управлял,
В карете мчался, полной чада –
И в ней без лошади «гонял»!
Не внемля мудрости советов
Связался с паром и огнем! –
– Ну, что ж, ему и честь за это –
Огонь испробуют на нём! –
– Но всё же жаль его, парнишку,
Ему бы жить ещё да жить! –
– Послушай, брат, взболтнул ты лишку,
Кончай за дьяволом тужить!
Вдруг хриплый крик – и стынет брань из слов,
Вся буря сразу в штиль… И вот
Так величаво, как по морю из голов,
Его Святейшество «плывёт»!
Знаменьем крестным снизошёл к толпе –
Кровавый пурпур, злата блеск!
И трон-корабль! Под ним стопа к стопе
В колонну – лёгкий шага "плеск"…
Разверзлось море! Каменное дно –
Стрелой! И острова квадрат,
Где в центре трон другой – к бревну-бревно!
И страж – каре мечей и лат!
Где, слившись плотью с каменным столпом,
Те двое – «Чёрт» и «Сатана»…!
И снова чёрный взгляд под колпаком,
Стоят в цепях – к спине спина!
На месте все... Торжественная брань,
Вослед молитвы полились,
Святейшим поднята направленная длань –
И в хворост факелы впились!
С оскалом взмыл огня зловещий лик,
Двоих судеб ведя черту!
Кровавый жребий – юный и старик!
И смерть с косою тут, как тут!
Она пришла со всем величьем
За инквизиторской стопой,
Смешалась с плачем в крике птичьем
И вздохом, брошенным толпой,
Клубясь разлила траур в небе,
Тот полдень в ночь преобразив!
Нашла коса на жизни стебель!
Её без промаха вонзив,
Без состраданья в лике бледном
Смерть алчным пламенем огня
Терзала жертв своих победно,
Их криком мучая меня!
И, взором тысяч глаз пронзённый,
Огонь обряд свой завершал,
Толпы жестокостью рождённый,
Он постепенно умирал,
А вместе с ним и угасала
Слепая ненависть людей –
Исчезло то, что нарушало
Привычный ритм их прежних дней!
Одни пришли потехи ради
(Что до «бредовых» им идей?!),
Другие были явно рады
Держать под страхом мир людей,
По праву сильного решая
Народа волю, и при том
Толпа гордилась, прикрывая
Свой страх жестокости щитом!
Как много бед тропа людская
Таит для пламенных сердец,
Их светлый гений отвергая
Мы прозреваем наконец,
И непривычное привычно
Приходит в жизненный уклад,
Но забываем мы обычно,
Кто отправлял те души «в ад»!
К Отцу Всевышнему те двое
Ушли на суд сквозь эшафот,
Но не Господь ли был изгоем
В судах слепцов из года в год?!
…И пепел по ветру развеяв
Толпа распалась не спеша,
Но долго я в тени деревьев
Стоял, прохладою дыша…!
•••
И вот прошло немало лет с тех пор –
Под сводом каменным стою,
В сомнении, рукой дрожа топор
На тайну поднял я свою!
Готова пасть увесистая сталь
На плод мучительных трудов,
Но мысли снова улетают вдаль,
В страх инквизиторских судов,
К тому костру, где рядом я стоял
И в мыслях корчился в огне –
Я знал, какой мне жребий предстоял,
Таким судом грозя и мне…!



К тому моменту тайною маним
Я, незаметно для себя,
И к счастью, как учёный-аноним
«Грешил», алхимию* любя.
Фортуны покровительство в судьбе
Ко мне держало колесо,
Но дрогнула уверенность в себе
От тех предсмертных голосов!
Я благодарен герцогу-отцу,
Усыновившему меня,
И трижды, как мужчине-храбрецу,
Что из чумного спас огня,
В котором мать и братик, мой близнец,
Навек оставили меня,
Но всем несчастьям положил конец
Удачи перст средь бела дня!
Согласно метрике, что вёл аббат,
Нас с братом звали Жан и Жак,
Но с той поры во мне живёт мой брат,
Поскольку имя мне – Жан-Жак!
Я рос под Богом баловнем судьбы,
Голубоглазый сын-блондин!
Отец всю жизнь ворчал из-под губы,
Что выжил только лишь один,
Зато всю жизнь вдвойне любил меня
И не отказывал ни в чём,
Любил Европу, золотом звеня,
И просвещенье горячо!
И той любовью нас соединил
Болоньи университет,               
Мне всё доступно было, даже Нил
Мне с Аль-Азхара** нёс привет!
Я сердцем страстно поглощал труды –
Античных гениев завет,
И мир ни в чём не предвещал беды
И щедро лил мне знаний свет!
Но философия, всех мать наук,
Открыв на поиск мне глаза,
Открыла также – истина, как звук,
Что в клетке удержать нельзя!



* псевдонаука, опыты в которой проводились спонтанно и не без мистических обрядов, что не приветствовалось со стороны святой инквизиции, предтеча современной химии
** знаменитый  мусульманский университет в г. Каире, основанный в 988 году, лояльно настроенный к студентам иных вероисповеданий




Как Аристотель, Кар и Демокрит,
Так Эпикур, и Пифагор,
Сократ, Платон, Левкипп и Гераклит*,
И все, кто мыслит, с давних пор
В язычестве и часто «без Творца»
К секретам мирозданья шли,
Но выхода из этих тайн кольца
Они все вместе не нашли!
Из них по-своему был каждый прав
И что-то новое вносил,
Но, мудрость Аристотеля собрав
Под свет Христа Всевышних сил,
Фома Аквинский**, Философский Князь,
Сократу в логике под стать,
Слепых откинув рассуждений вязь
Прозревшими помог нам стать:
«Весь мир непостижимостью Творца
И с целью, недоступной нам,
Творениям Всевышнего Отца,
Был создан, ну, а в нём – Адам!
Неисчерпаем океан Творца
Наперстком разума людей!
Не постигай Того, в Ком нет конца
Глубинной сущности идей!»
Никто для церкви столько не творил,
Уча любить и рассуждать,
Но, «всё течёт, меняясь!», говорил
Нам Гераклит – и будем ждать!
С Франческо Алигьери сколько раз
Мы были словно враг и друг,
В жестоких спорах среди сотен глаз,
Что брали нас с улыбкой «в круг»!
– Что значит «ум земной», что правит мной –
Иль Аристотель не пророк?
Нет логики «небесной» и «земной»,
Ведь Бог в душе – на вечный срок! –
– Как жаль, святой Фома покинул нас,
А то б ты бледный вид имел,
Не в философский – в Богословский класс
Тебе, вот там ты был бы «смел»!


* мыслители античности, заложившие основы мировой философии
** основатель Томизма (доказательности в теологии), первый схоластический учитель церкви, связал христианское вероучение с философией Аристотеля, жил 1225-1274 г.г.



Душа-душой, но ты ведь сотворён,
И часть природы на тебе,
И сколько б человек ни жил времён –
Он божий раб в своей судьбе!
Из глины Богом вылеплен Адам –               
Мы ж мыслим в телесах своих,               
Но Божьи Небеса закрыты нам,               
И лишь святые видят Их! –               
– Но я всего лишь истину ищу,
Ведь только Бог навеки прав,
И я на месте Мудрого прощу,
Кто ищет, сердцу не соврав!
Ты о телесной глине говоришь,
Не в ней ходил ли сам Христос,
И в небо с ней ушёл сквозь склепа тишь
Преображённый?! Вот вопрос!
И Матерь Божия, и Иллия;,
А рабство Божье – честь рукам,
Господь Велик, но Он как ты и я,
И ноги мыл ученикам!
Ты в рабстве творческом паришь без крыл,
И Бога чтишь за высший дар!
Нет в мире истин, чтобы Он сокрыл
От нас, детей! –
– Каков «удар»!
Каких бы истин Бог ни раскрывал,
Что, безусловно, так и есть,
Наш скудный разум, в сущности, так мал –
Не в силах ни объять, ни счесть! –
– Забыл ты, был призыв Христа
Расти и совершенным стать,
Как наш Отец Небесный, неспроста –
Уверен я, нам всё под стать! –
– Быть «как» – не равным с Ним идти! –
– Ну, что ж, и это не беда!
Мы лишь младенцы вечного пути,
Идущие к Отцу всегда! –
 – Опять не понял ты, лишь Наш тот путь –
Самодостаточен Творец!
Нам нашу цель не знать и не свернуть,
Пойми ты это наконец! –



*по учению Церкви Богородица была вознесена на небо и душой и телом («Земная жизнь Пресвятой Богородицы»). Святой пророк Иллия был взят на небо живым на огненной колеснице с огненными конями («Житие святых»)



– Я лишь самодостаточность пойму,
Что Бог – Любовь, в том спору нет!
В блаженном Триединстве Одному
Каков наш смысл? Да вот ответ:
Франческо, всемогущество Творца
И в том, чтоб тайны все раскрыть,
Держа ключи секретного ларца,
Но также тайну сотворить –
Себе! И вот тебе второй вопрос:
Из девушек, что ты любил,
Лишь умные в любви имели спрос
И, кто таинственнее был!
Так кто ж, по-твоему, был должен стать
Той тайной Полноты Творца?
Молчишь! Да тот же, кто Ему под стать –
Он Сам! Но только вне Дворца
Его святого Инобытия!
И вот Он создал мир и нас! –
– Подобной ереси не слышал я,
Но всё же, «мэтр», спрошу я «Вас»,
Коль скоро «Вам» всё очевидно так  –
В чём тайна наша для Творца,
Весь мир и нас создавшего, и как
Уйдёте от Его Лица! –
– Он Сам нам дарит множество путей
Судьбы своей на каждый миг,
Чтоб человек как цель прожитых дней –
Искусство выбора постиг!
И поиск возлюбившего Творца
Возможно в том и состоит,
Что, даровав нам выбор, без конца
Себе он тайну тем творит!
Пусть кто-то скажет: Бог ведь знает всё,
Любой наш выбор наперед
И мысли с поиском, и кто что привнесет,
И первый к истине придёт,
Но, что мы знаем о Творце своём?!
Ведь люди – не пчелиный рой!
Он – Вседержитель, Божья Правда в Нём!
И дар Его не стал игрой!
Какой стихийной ни была б река,
Во всю ревущая меж гор,
И тем прекрасней и вблизи, и с высока,
Но путь – не вызывает спор!
Он отпускает, уважая нас –
И отвечаем мы за грех,
Свершенный нами без прикрас,
И радуем, когда успех!
Мы – подмастерья у идей Творца,
Его продленье и огонь
С фантазией, кипящей без конца –
Его Свободная Ладонь!
Сюрпризов полон подконтрольный мир,
В нём Испытатель – наш Творец,
Где опыт – люди, звёзды и эфир,
И новый мир – его венец!
И всемогущество Его – Любовь
В полёте Вечного Творца,
Где, совершенствуясь, мы вновь и вновь
Шагаем по стопам Отца!
Он – Абсолютная Идея впереди,
Единый Лидер на века,
А вслед не сразу, чтоб не навредить,
Тайн раскрывается рука!
– Святая инквизиция давно
Уже тоскует по тебе! –
– Так приложи донос и пей вино,
И повышений жди в судьбе! –
– Я «приложусь» тебе по голове,
Болван и выскочка притом! –
А дальше два студента по траве
Катались, словно пёс с котом!
А в это время вся толпа вокруг 
Пари держала – «кто - кого»,       
И, убедившись, размыкая круг,
В таверну шли после всего!               
А мы с Франческо, чья была вина,
За счёт проспоривших пари
«Микстурой» из креплёного вина
Свои лечили «фонари»!
«In vino veritas!»* в умах юнцов
Вдруг обретала новый смысл,
И, помирившись, с «мудростью отцов»
Вынашивали снова мысль!



* «истина в вине!» (лат.)



Как миг промчался философский курс,
Но жажда знаний всё росла,
И вот держа на «логику»* уж курс,
Я вновь у мудрости весла!
И с тягой к пище знаний с давних пор,
Я о земной не забывал,
И хоть отец мог проявить укор –
Всегда мне деньги присылал,
К тому ж немалые, чтоб жить с лихвой
И титул герцогства блюсти,
А я, людскою дорожа молвой,
Старался герб держать в чести!
В культурный наш четырнадцатый век
Турниры смерти прочь ушли,
Но томны взоры из-под женских век,
К которым вы с венком** пришли!
И я с рекомендацией отца
К маркизу Борджиа скакал
В турнирный полигон, что без конца
Держал Болоньи накал!
И с той поры ни денег я, ни сил,
На тренировки не жалел,
Но и в конспекты знание вносил
И, с Богом, всюду преуспел!
К моменту, как диплом я получал,
Второй уже, я был боец,
И всякий раз Болоньи люд кричал,
Что я искусный удалец
И бью, как молотом, тупым копьём,
Сшибая рыцарей с коней!
– Жан-Жак, мы за твоё здоровье пьём!
О, славы вкус – и я был с ней! –
А дальше я Палермо посетил,
Где Алигьери, давний друг,
Блистал среди духовности светил
И стал епископом не вдруг.
Высокий сан, отнюдь, не сблизил нас –
Он встретил чинно, с парой слов,
И стало ясно – всё в последний раз!
Плевать! …Под парусом с веслом,



* имеется в виду факультет логистики
** согласно традиции победитель рыцарского турнира имел право выбрать среди зрителей даму сердца и публично на острие копья поднести ей, сидящей на трибуне, венок



Я отправлялся к дальним городам –
Каир, Дамаск, Лахор*, Бэйпин**,
Каких чудес я ни увидел там,
Но смысл добра и зла – един:
Повсюду зло там отражалось злом,
Ну, а добро – везде добром!
Сам по себе не возникает гром,
Жизнь можно жечь, и греть костром!
Предела нет фантазии людей,
И всяк народ неповторим,
Но Богу те угодны из идей,
Где мы средь зла добро творим!
Миры уходят, чтоб родиться вновь
И Бога славить имена,
Но лишь признавшие, что Он – Любовь,
Получат Свет Его сполна…!
Всего пять лет я был средь дальних стран,
И вот, в Болоньи я вновь,
Кутил с друзьями я, но помня Арледан*** ,
Не забывал отца любовь!
Италия, моя вторая мать,
Меня как личность создала,
Но Франция вдруг стала тихо звать
Домой – туда, где родила!
Всё началось само средь бела дня
С письмом, что от отца пришло,
Где он серьёзно приглашал меня,
Поскольку «время подошло»!
Мой сын, писал он, я уже не тот,
Который тридцать лет назад
В хмельном веселье наполнял живот
И бить мог вепря наугад!
Теперь всё больше я люблю камин
За мысли тихие в тепле,
Но стынет кровь – старею я один,
Ничто не вечно на земле!
Вы, мой Жан-Жак, постигли свет наук –
Трёх континентов кругозор,
А я мечтаю, чтобы Вы и внук
Моих земель вели обзор!



* крупнейший феодальный город Индии
** наименование Пекина в 14 веке
*** вымышленный город на месте нынешнего французского города Труа



Медовый август – дарственный сезон!
Фазаны нагуляли жир!
Наш виноград  (ведь радовал Вас он!),
Арабский финик и инжир,
И всё, что Вам, мой сын, принадлежит,
Намерен в руки передать,
Но не «тяните», время ведь бежит,
Вас к юбилею буду ждать!
А, чтобы род наш дальше процветал,
В кругу гостей Вам выбор дам:
Чтоб был союз ваш «крепче, чем металл» –
Судьбу узреть средь юных дам!
Сколь было неожиданным письмо –
Столь принудительным был шаг!
Но получить наследство – не клеймо,
А любящий отец – совсем не враг!
И, философской нотой обуздан,
Я навсегда Болонью покидал,
Друзей, товарищей, и ехал в Арледан,
«Сто лет который не видал»!



ГЛАВА 2. ИЗОБРЕТАТЕЛЬ

Как мать дитя питает молоком,
Жизнь наполняя нашу поиском и знаньем,
Творец растит –  а мы, дух сотворенья в ком,
Как Он хотим быть нашим подсознаньем!
•••
Бурлящей молодостью я кипел,
Италии впитавши страсть,
За долгий срок я много преуспел,
Свободой насладившись всласть!
Ученье, дружба, вольность и любовь –
Всё позади, и новый выбор дан!
Но сердце «ёкнуло», когда я вновь
Въезжал в родной свой Арледан,
Где лье* за пять встречал меня эскорт,
Всё, от чего давно отвык –
Фанфары – до «вибрации аорт»,
И милой родины язык!
В карете я, с четвёркой лошадей,
С гербом на флаге впереди,
Приблизился к скоплению людей
С прямой дорогой посреди,
В конце которой у открытых врат
Стен замка – города лица,
Я увидал того, кто так был рад –
Седого постаревшего отца!
И, искренне ликующий народ
(В честь гостя предвкушая пир),
Орал безудержно – и знатные и сброд,
И лишь отец жалел эфир!
Его впервые видел я слезу
И с болью в сердце ощущал
В объятьях хилых старости грозу –
Остаток жизни, что так мал!
И позднее раскаяние вдруг
Мне сжало сердце, обожгло,
Ведь столько лет мой самый важный друг
Не получал моё тепло…!
А через месяц на большом пиру,
Восьмой десяток разменяв,
Отец, всем приглашённым ко двору,
Помпезно представлял меня!


* лье – французская сухопутная мера длины, равная 4.5 км




В фамильном замке в зале для гостей
На правом троне я сидел
И слушал долго, «до нытья костей»,
Похвальный «шлейф», что не редел!
И вдруг мой сон как будто ветер сдул,
Отец слегка напрягся весь
И, еле слышно, только мне шепнул:
– Персона, что случайна здесь!
С её отцом мы давние враги,
Ведь он, мой кровный младший брат,
За то готов на подлые шаги,
Что я – наследник и богат!
Хотя не был отец наш скуп к нему
И земли поровну делил,
Всё ж замок мне достался одному –
И брат мой злобу затаил!
Но дочь его, ты видишь, так мила,
И доброю душой вся в мать,
Которая с ним много слёз лила
И не хотела понимать!
И тайной остаётся для меня,
Как дочь Патрисию он смог
Вдруг отпустить! –
И, грацией пьяня,
Хвалебный изрекая слог,
Богиня юная склонилась к нам
И, чуть зардев, без лишних фраз,
С иронией игривой светских дам
Мне подарила взгляд лишь раз...
И «уплыла», а мне – невмоготу,
Сквозь грудь в лицо ударил жар! 
Я лишь искал средь лиц глазами ту,
Чей чёрный взгляд мне был как дар!
И вот, дождавшись шествия конца,
Мы перешли в банкетный зал,
Где будет всё, что, по словам отца,
Вителий* в Риме заказал!
Но прежде, чем различных яств вкусить
И сблизить за столом гостей,
Отец решил всех к танцу пригласить,
Для церемоний без страстей.



* римский император (15-69 г.г.), печально прославившийся своим обжорством, что в конечном итоге привело к полному разорению императорской казны



В паване* чинно шествовали все,
Сменяя женщин и мужчин,
И я, уже измучившись совсем,
Вдруг вышел с нею «на - один»!
Я в ней почувствовал скрываемую страсть
И притяжение в ответ!
Но как сказать ей и в глазах не пасть,
Что я приёмный сын! Но нет!
Об этом знают все наверняка,
И страсть её тому ответ!
Жан-Жак, ну не «валяй же дурака»,
Скажи хоть слово ей! Так нет!
И вдруг она спросила: – Монсеньор,
Мы не общались много лет
С младенчества, хоть может это вздор,
Вы помните меня, иль нет?! –
Но в этот миг персоны перешли,
Едва лишь я открыл свой рот.
С тем побужденьем, что в себе нашли,
В тот миг расстались мы. И вот
Отец уже гальярду** объявил,
И музыка пошла бодрей,
И со двора, резвясь, народ вопил,
А я всё думал лишь о ней!
На вид я ей семнадцати не дам –
Толь память детства в ней жила,
Или, имея ум не по годам,
Изящный повод мне дала?!
Теперь я в танце смог её спросить
Писать позволить, чувств не скрыв,
И та не стала весь мой пыл гасить,
Глаза ресницами прикрыв!
Я думал сердце разорвёт мне грудь!
И позже, сидя за столом,
Искал я миг, чтоб на неё взглянуть,
Но есть не мог сквозь горла ком!
И, мысля о счастливейшем из дней,
Её я тоже взгляд встречал!
Как вдруг отец шепнул: – Забудь о ней! –
И головою покачал.



* медленный торжественный танец средневековья
** весёлый танец средневековья, популярный как среди народа, так и среди людей высокого сословия



Но в тот момент дурман мне ум кружил –
Лишь бушевал пожар в груди!
Кто был влюблён и с мудростью дружил,
И думал, что там впереди?!
Не помню я, как мы расстались с ней
И чем закончился весь пир,
Но в тусклости последующих дней
Она лишь свет лила в мой мир!
Как я хотел увидеть вновь её    
И грел надеждою себя,
И как пылало всё нутро моё,
Впервые в жизни так любя!
С именьем, где Патрисия жила,
Нас разделяли двадцать лье,
И, чтобы страсть мне сердце не сожгла,
Я шёл к подвалам сомелье*!
И там, под факелом зажав фужер,
Я всё письмо ей сочинял,
Но в вихре мыслей слышал лишь «Мон шер»**–
И больше ничего не внял…!
Я тысячами чувств терзаем был,
И непонятен был отец –
Он про покой свой тоже позабыл,
Расспросам всем кладя конец!
Так постепенно утихала страсть,
Но чувство зрело и росло,
Желанье к ней на рандеву*** попасть 
Уже мой страх переросло.
А с ним в себе уверенность росла
И жизни появился вкус,
Где, скинув роль влюблённого «осла»,
Я вспомнил вновь наук искус!
Так, обходя забытые места,
Вблизи сожжённого Арни****,
Коня сдержав, с горбатого моста
Я видел странные огни!
В лучах заката взвилась карусель
Над недожатым полем ржи,
И рожь под ней дрожала, как кисель,
И в круг склонялась, как ожив!



* хозяин, или ответственное лицо, винного погреба
** «Моя милая…» (франц.)
*** встреча (франц.)
**** вымышленный посёлок




Но, присмотревшись сквозь слепящий свет,
Я поражён был во сто крат,
Над рожью Диск (хвоста и крыльев нет!)
Парит – задумался б Сократ!
А Диск держал невидимую ось
Тех каруселей и кругов,
Чью тайну мне увидеть довелось
Как игрище полубогов!
Их странных действий не ясна мне цель,
Кто шутит, скрыв своё лицо
Со взглядом хитрым сквозь глазную щель,
И то Небесное Кольцо!
Переливаясь по своим краям
И с круглым глазом посреди
Тот диск-кольцо к невиданным краям
Земную тайну нёс в груди!
Я понимал всё это и не знал –
Откуда, как и почему?
И как исчез он, я не осознал,
Мгновенно так – и не пойму!
Один лишь раз я видел, чтоб огонь
Не жёг, но лишь, клубясь, светил
В Воскресный День – на Пасху*! Даже конь
Себя с испуга осадил!
Его пришлось тянуть за стремена, 
Но всё ж пришёл я к тем кругам,
Чтоб стебли рассмотреть и семена, 
И дать исследовать рукам!
Но, вспоминая университет,
Природы божьей знанья курс,
Тому, что видел, объясненья нет –
Я понял под височный пульс!
И тайна словно разум унесла –
Не верил я своим глазам,
Что эта рожь лежащей не росла,
Иль не согнулась под «Сезам**»!



* благодатный огонь, не опаляющий первые 15-20 минут после вынесения его православным патриархом из кувуклии – усыпальницы Иисуса Христа в Иерусалиме
** имеется в виду волшебное слово, произносимое Али-Бабой из сказки «Тысяча и одна ночь»



Волокна стеблей гнуты, но целы –
Ни трещин, ни разрывов нет!
С зерном налитым, как брюшко пчелы,
И цвета золотых монет!
И, аккуратно стеблей взяв пучок,
Спешил в свой замок до темна,
Чтоб ночью на пергамента клочок
Все мысли нанести сполна!
Уединенью благодатна ночь,
Влюблённый с гением в родстве –
Всё, кроме цели, исчезает прочь
В надежды сладком волшебстве!
И я, пытаясь страстью страсть глушить,
Все ночи в башне проводил,
В которой стал изобретать и жить,
А вечером к Арни ходил!
Учёный мир алхимиков не чтил,
Но вряд ли будет хоть один
(Как тот бурсак, который не кутил),
Чтоб ртуть  не тронул до седин!
А я давно не исключеньем был,
В Восточных странах всё видал,
Но вот алхимию я позабыл – 
Теперь с механикой «страдал»!
Я, с философским камнем* пыл уняв,
Над тайн всех тайною корпел,
В её разгадке, опыт переняв,
Пока никто не преуспел.
Прекрасна цель облегчить труд людей
И путь страданий завершить,
Но может это всё без лошадей
Лишь вечный двигатель свершить!
И тут я снова вспомнил тот костёр –
Болонской площади кошмар,
Тот взгляд, что срок из памяти не стёр,
Что сам сжигает, как пожар!
Изобретатель, что в огне кричал,
Последний взгляд направил мне!
Огонь от дров его не отличал –
Я видел всё, как в жутком сне!



* мистический камень, который упорно искали алхимики средневековья в своих опытах с целью превращения от его прикосновения в золото любой другой металл



Не мог понять я, в чём его вина,
Ведь было ж очевидно всем
(Пусть даже только грамотным сполна)
В том богохульства нет совсем,
Что лошадей он заменил на пар!
Ведь люди видели вокруг,
Как крышка чана, где кипел отвар,
На спор с ним поднималась вдруг!
Но в той забаве понял только он,
Что кроме ветра и воды
Заставить можно также флогистон*
Работать средь мирской среды!
И он решил использовать тогда, 
(В чём гениальность простоты!)
То, что мы знали и не знали никогда –
Эффект упругой пустоты!
На самом деле – пара из воды,
Взбешённой силою огня!
И он решил, не чувствуя беды,
Создать карету без коня!
К двум чанам он приделал два мешка
Из кожи буйвола и жил,
Скрепив их намертво посредством ремешка,
Он хитрый смысл во всё вложил!
Вода из чанов, дав кипенья пар,
Мешки вздувая даст подпор,
Толкая механизм колёсных пар,
Известный миру с давних пор!
Взяв лучшее, что сделал Архимед –
Станки, рули и тормоза,
Осуществил похожее на бред,
Что умному понять нельзя!
Ещё пол года он полировал
Взаимодействие осей,
Пока в конце концов сформировал
Тот результат затеи всей,
Который люди ждали не дыша
И обступили путь вокруг,
Где парень всё готовил не спеша,
«Взбивая»** печь, ремнём сцепляя круг,



* огонь, который алхимики и учёные в эпоху средневековья и вплоть до открытия строения атома принимали за некий всепроникающий энергетический элемент
** перетряхивая угли кочергой для лучшего горения (народный жаргон)




Пока из чанов не пошла струя!
И, наконец, под общий гул,
В карету сев и ступнями руля,
Он рамой пробку в чан воткнул!
И чудо! Правый вдруг рычаг
Пошёл послушно на подъём,
И шестерни, ожив, свели очаг
Той силы колесу ремнём!
От древних лет придуман был союз
Конь тянет воз – другого нет,
Но колесо, что тянет воз и груз,
Пока ещё не видел свет!
И вот впервые, дрогнув, вдруг оно
Карету повело собой,
А парень, зная каждое звено,
Вёл, устраняя ритма сбой!
В конце подъёма с чана пар спустил
И левый пробкой вновь заткнул,
Тем самым весь процесс он повторил
И цикл в движение замкнул!
Под свист и крик карета всё быстрей
Катилась, ускоряя ход,               
А там, где нет домов и фонарей,
Неслась с холма толпы в обход!
В тот день, как в чанах выдохся весь пар
И угли он залил водой,
Его с каретой рук десятки пар
С восторгом отнесли домой!
Всё длилось только несколько недель
К началу страшного конца –
Случайный камень, как галере* мель, 
Дал срыв колёсного кольца!
И за жильём, средь золота хлебов,
К дороге скинув ездока,
Карета жгла углями всю любовь,
Взращённую трудами едока!
Пока тот парень без сознанья был,
Того, кто всё же подоспел,
Внезапный взрыв чуть паром не убил,
Который вздуть мешок успел!



* гребной военный корабль с парусами



Весь ужас было трудно описать,
Но Сам Господь тогда помог  –
Вдруг ливень, хлынув, стал тот хлеб спасать,
Пока все мокли у дорог!
А «правосудию» лишь повод дай,
Уже на следующий день,
О счастье позабудь и не гадай –
Стоял он пред судьёй, как тень!
Сам инквизитор вёл тогда допрос
И два монаха с двух сторон,
Где в долгом списке первым был вопрос –
Когда Нечистому продался он?!
«Ведь не Господь же вдохновлял его
То злое средство сотворить
И представлять угрозу от того,
Что люди могут подтвердить!
Гордыня и тщеславие – два зла
В том преступлении одном
В подобии Гордиева узла*,
Который надо жечь огнём!»
И много казуистики лилось
Из мудрых и искусных уст,
И столько пунктов выслушать пришлось,
Что он «раздавлен» был и «пуст»!
И, наконец, последним шёл вопрос –
Что ждёт живущих после нас,
Когда на зло такое будет спрос,
Что обернётся горем масс?!
Пергамент стерпит – протокол готов,
В котором разночтенья нет
Свидетелей и судей тех трудов,
Что он творил в расцвете лет!
«Бесспорно» доказательство вины,
Которую не принял он,
За что из веры был «отпущен», и «иным
Путём идти» был обречён!
…Про казематы городских властей
Шептали:  – Это ад земной,
И где от дыб и ломанных костей
Всё примут – лишь бы в мир иной! –



* не развязываемый узел, завязанный Фригийским царём Гордием, разрубленный Александром Македонским, в переносном смысле – неразделимое не разрешаемое явление




И вот «вину признавший еретик»
В огне найдёт последний путь,
А те кляли: – Как в душу к нам проник
И смог слепцов нас обмануть! –
В мою же подступает пустота,
И сердце ноет за людей,
Но вечный ход – вот мысли чистота,
Для процветания их дней!
Я с новой силой принялся за труд,
И в сотнях схем одну искать!
Перековав железа много груд
Кузнец мне формы стал плескать,
А я их подгонял одна в одну,
Боролся с трением осей,
Но все идеи сразу «шли ко дну»
При запуске системы всей!
Всё ж в неудачах смог я уяснить –
В пробеге цикл играет роль,
Лишь надо в нём пол силы накопить
И передать, но в этом «соль»!
И, наконец, я в тайну заглянул –
Нет схемы проще колеса,
Лишь только спицы я в лотки загнул,
Где мчались ядер телеса!
Сначала медленно катясь к оси,
А в новом цикле – на разгон
Бежали, чтоб энергию носить
И в круг отдать под громкий звон!
Доселе ничему не довелось
Движенье  столько сохранять,
И я уверен, что сменивши ось,
Решенье тайн смогу принять,
Вот только б подобрать материал
И смазку понежней найти,
А это значит – я не зря страдал,
Идя по верному пути!
Пусть иллюзорен в мире поиск наш,
Где даже золото не цель,
Но жажда нового нам вводит души в раж
И опьяняет, словно хмель!




ГЛАВА 3. ВЕЧНЫЙ ДВИГАТЕЛЬ

Творение всегда творцу – дитя!
И, если сможем мы, как Бог, творить живое,
С душой и разумом – по жизни с ним идя
Обязаны спасать его собою!
•••
Как тот охотник, чуя рядом дичь
И предвкушения озноб,
Готовый гончим дать атаки клич,
На выстрел зверя гнали чтоб,
Я мысленно уже держал трофей
И, как наивно полагал,
Безвредный чистый, как дыханье фей,
Не зная, как себе я лгал!
И днём, и ночью в эйфории той
Без передышки и еды
Я с тайной вёл «уже последний» бой,
Совсем не чувствуя беды!
И так, уставший я к отцу зашёл,
Чтоб вместе съездить с ним в Арни,
В то место, где я в этот мир вошёл
И был спасён в былые дни.
Но в кабинете, не застав отца,
Я обнаружил на столе
Письмо, случайно прочитав с конца
Вдруг имя лучшей на Земле!
Не в силах дальше сдерживать себя
Я текст «глотал», держа пакет,
В котором, уважая и любя,
И, соблюдая этикет,
Патрисия благодарит отца
За приглашенье и приём
На юбилей Достойного Лица,
И…сына, что воссел при нём!
А это значит, данный документ,
«Взломав формальности печать»,
Даёт мне шанс (вот важности момент!)
Официально отвечать!
Но поразительным являлось то,
Что срок письму уже семь дней
(Пять, без курьерских – в замке) и при том
Отец умалчивал о ней!

И полный дав воображенью ход
Пол ночи я не мог уснуть –
Как с громом дождь в смертельно знойный год
Письмо смогло мне жизнь вернуть!
Но только лишь подумал я о том,
Как вспышка разорвала ночь,
И слух разрезав, как кинжалом, гром
С раскатом укатился прочь!
Под утро я, измучившись совсем,
Решил «развеяться» в Арни,
О, память, данная живущим всем –
Ушедший город сохрани!
Лишь одинокий каменный костёл
Пустым надгробием стоит
И ждёт, что снова закипит котёл
В жилье, что строить предстоит!
Печален образ срезанных хлебов,
Отдавших жизнь и красоту,
Но мать-земля, что дарит нам любовь,
Вновь возродит природу ту!
Застыв, щетина жёсткая стерни
Как лава золотила дол –
Предвестник возрождения Арни,
Где будет смех и пышный стол!
Но всё ж мне странным показалось то,
Что нет нигде следов дождя,
Ведь гром был рядом, а не лье за сто,
А я здесь – мало погодя!
Сухое поле, ветерок, но вдруг
Мой взгляд мгновенно приковал
На золотистом фоне тёмный круг,
Но не такой, как я видал!
И, только лишь приблизившись к нему,
В земле воронку угадал,
Что взрыву лишь под силу одному,
Каких в Китае повидал!
Подобного не видел я досель
В пределах родины своей –
В душе крутилась мыслей карусель,
Как сотня вихрей в суховей!
Одни загадки мне от тех кругов!
В оплавленное глядя дно
Внезапно, как издёвку для мозгов,
Я увидал кольцо одно,
Такое ж гладкое, как там стекло!
Тот круг, с отверстием внутри –
Как будто что-то жидкое стекло
И с джинном слилось, лишь потри!
А «джинн» всё время рвался изнутри
И тихо молнии метал,
Ну, а отверстие я гладил раза три –
Скользило лучше, чем металл!
По крайней мере, думал я тогда,
Деталь прибору подойдёт,
Ну, а проверить, дело – ерунда,
Как только ось в кольцо войдёт!
И всё ж оно приковывало взор
Таинственною красотой –
Как будто краски рвались на простор
И вновь пленились чернотой,
Которая в нём тоже не проста –
С жемчужным переливом блеск
Сменялся тусклым светом неспроста
И издавал чуть слышный треск!
В сплошном противоречии идей,
Уже Патрисию забыв
(Лишь иногда вкрапляя мысль о ней),
Трудился я, домой прибыв!
И вот уже кольцо закреплено,
А ось находится внутри,
Всё, что судьбою определено –
Лишь только тронь и посмотри!
И, как всегда, волнуясь всякий раз,
Я вновь прибор тот запускал,
Но ось, что подошла кольцу как раз,
Тот странный круг не «отпускал»!
«Держал», как будто спаянный, металл,
Пока я с силой не налёг –
И круг сопротивляться перестал,
Но лишь чуть-чуть крутиться смог!
Когда ж я вновь то колесо крутнул –
Оно пошло уже быстрей,
А дальше я почти перевернул
(в чём ситуация острей!)
Тот механизм и стол, и даже сам,
Едва «держа себя в руках»,
Чуть не упал – но ядер телесам
Всё ж сохранил я путь в лотках!
Невероятно странным было нём
Сопротивление и бег –
Как будто круг из сплава льда с огнём!
Но всё ж каков его пробег?
Я на часы настенные взглянул
И стал за колесом следить,
Но от недосыпания уснул,
А звон не смог меня будить!
И лишь под утро я разбужен был,
И, сразу на часы взглянув,
В которых  мерно пятый час пробил,
Оцепенел, слегка вздрогнув!
Как трудно нам бывает лишь принять,
Всё то, к чему шли долго так,
Ещё труднее истину объять,
Кто получил её «за так»!
Прибор за ночь ничуть не сбавил ход,
Лишь ядра гнал, а те – его!
И, чтоб проверить колеса завод
И чёткость опыта всего,
Решил я всё сначала повторить
(В чём Бога помощи просил!)
Но, чтобы замысел тот предварить,
Я вновь потратил много сил!
Как оказалось, круг остановить –
Не меньший труд, чем ходу дать,
И столько ж, чтобы снова запустить!
Но не сумел я рассчитать
(А может с любопытством, взявшим верх)
Но колесо я дёрнул так,
Что ядра все, разумной меры сверх
Вскочив, слетели под верстак!
…И с этого момента жизнь моя
Переросла в кошмар сплошной,
Поскольку то, что дальше видел я,
Мечом повисло надо мной!
Уже без ядер – просто колесо
Катилось, не сбавляя бег,
Как по бескрайней плоскости косой,
Волной, не знающей, где брег!
А вместе с ним катился в пропасть я
И свой покой не находил,
Поскольку даже лучшие друзья
Мне скажут: – Бес тебя водил! –
И вновь я вспомнил чёрные глаза,
И стало на душе темно,
Ведь надо мной такая же гроза,
А жить рискуя – не умно!
В том, что случилось не было греха,
Но инквизиции плевать:
«Уж лучше прежней мудрости труха,
Чем с непонятным воевать!»
Тем более, что по закону треть
Лишь инквизитору пойдёт,
И все сумеют что-то присмотреть,
Кто грабить герцогство придёт!
Как хорошо, что я ещё пока,
В права наследства не вступил
(Что оградит отца наверняка!)
И индульгенцию* купил!
И я прибор тогда остановил,
На дверь навесивши замок
В полях скакал, ища прилива сил,
Покуда сам с конём не взмок!
С вином и сыром в роще я дышал
На позолоченной листве –
И мир мне радость жизни возвращал,
Напоминая о родстве!
И так в беспечности прошло три дня,
Но сверху голос вдруг позвал
Опять в лабораторию маня –
И снова я открыл тот зал!
Прибор на месте – всё, как и тогда,
Но вдруг мне бросилось в глаза,
Кольцо недвижно (что не ерунда!)
Сточило стержень, как фреза!
Причём опилок я не увидал,
А стержень с блеском пожелтел
И, накренивши обод, тоньше стал,
Как будто вдвое «похудел»!
Я, на предчувствие ища ответ,
Кусочек стержня отрубил,
И толстый гвоздь, имевший серый цвет,
В кольцо найдённое забил



* индульгенция (милость – лат.) выкупаемый католический документ, подтверждающий частичное или полное отпущение грехов, как прошлых, так и будущих



И к ювелирной лавке поскакал!
А через час имел ответ,
Который подсознательно искал –
Да, золото! Сомнений нет!
И я, высокий титул свой забыв,
Назад не мчался, а летел
И двери отрывал, домой прибыв –
Так посмотреть на гвоздь хотел!
И вот уж я его одной рукой
Свободно вынул из кольца,
И гвоздь, который серый был такой,
Покрыла жёлтая пыльца!
И в миг всё стало на свои места,
И всплыл из тьмы античный свет –
А значит, я учился неспроста,
Коль дать могу себе ответ:
«Вселенная – круг четырёх стихий:
Огня, земли, воды, небес!
Но флогистон «из прозы вьёт стихи» –
С ним мир и умер, и воскрес!
Весь мир с живой бескрайнею Землёй
И всем, что здравствует на ней,
Собой питает он, борясь со мглой,
Поскольку он всего сильней!
Так Зевс* влюблённый семенем огня,
Что в страсти он Земле предал,
Вдруг за старанья наградил меня
И…философский камень дал!»
И камень тот, напитанный огнём,
Собою чудеса творит –
И будет двигатель (ведь сила есть при нём),
И золото – что сотворит!
Пусть я не изобрёл, но лишь открыл
Секрет невиданный Земли,
Всё ж не случайно камень я отрыл,
Чтоб люди знать о нём могли!
А в будущем, узнав его секрет,
И вечный двигатель создать,
Но мой готов уже, прорвав запрет,
Лишь ось ему надёжно дать!



* верховный греческий бог, повелитель огня, молний и стихий



Ведь золото железа тяжелей,
И сталь сжимается вдвойне,
Но золотую ось ты лишь отлей –
Она устойчива вполне!
Perpetuum, я, mobile* создал,
А философский камень – в нём,
Забыв, какой наказ отец мне дал,
Тайком играючи с огнём!
Тот страх мне спать ночами не даёт
Среди миганья жутких дней,
А в сновиденьях – пламя обдаёт
Меня сильней, сильней, сильней…!
И плоть трепещет с мыслью о костре,
Забыв, что надо есть и пить!
И вот стою в предутренней поре,
Не зная как мне поступить!
А может плюнуть мне на всё, забыть,
И только золото рождать,
А кто-то, кто на свете будет жить,
Вновь сможет mobile создать…?!
Сейчас погибнет хрупкий аппарат –
Венец энергий и страстей!
– Прости меня, моих терзаний брат
И сын моих былых затей! –
Но слышу: – Стой…!!! –
Повелевает глас!
Как лёд воды в палящий зной!
И призрак тьмы с гореньем чёрных глаз
Вдруг возникает предо мной!
И стынет кровь в горячих жилах,
И на пол падает топор,
И с места сдвинуться не в силах
К нему я руки распростёр!
И чуя, как  гудят колени,
Я вижу глаз его укор –
Будь проклят вихрь моих сомнений,
Что стал душе наперекор!
Нет, не от страха – от томленья,
Мной пережитого всего,
В ознобе ждал я разрешенья
Терзаний сердца своего!



* вечный двигатель (лат.)




– Так дай ответ мне, призрак ночи,
Увидит ли творенье свет
С признаньем прав и полномочий? –
Но глас пророчит твёрдо: – Нет! –
– Так что ж останется в награду
За мой предсмертный дикий крик,
Какую получу отраду
За мнимый грех, что так велик!
Безгрешный грех, принят который
Мной для людей и их добра?!
Костёр и ненависти взоры! 
Так что ж останется тогда?! –
– Лишь только память о творенье
Оставит смерть твоя в сердцах!
Века развеют душ сомненье,
Чтоб воскресить идеи прах!
Идеи временем сверяют,
И сквозь рутину труден путь,
Но те сердца, что их рождают
Не в праве с истины свернуть!
Идеи временем сверяют,
И примет сын, что дал отец,
Не вечна жизнь, но вдохновляет
Нас вечный двигатель сердец!
Идеи временем сверяют,
Но как жестоко первым быть,
Когда идею воскрешают,
А ты – забыт! Забыт! Забыт…
Здесь, на Земле, но не на небе –
Там слава высшая грядёт!
И кто не думал лишь о хлебе,
Тот пир духовный обретёт! –
– Но ты ведь не с небес явился,
К тому ж средь ночи, а не дня!
Ты на земле в огне дымился –
Но тень! А что же ждёт меня?! –
– Да то же, что и астронома –
Касались мы к плечу плечом,
Но у чистилища проема
Мне Ангел путь закрыл мечом!
Не за моё изобретенье –
А нетерпение и страсть,
И за мирское преступленье
Я никуда не смог попасть!
Мне славы быстрой захотелось,
Так, что про заповедь забыв,
Ограбить храм нашёл я смелость,
На опыт золото добыв!
Огнём лишь часть я отработал
Греха великого, и вот
Я не в аду, но жжёт забота –
Меня и небо не берёт!
В него мой брат по эшафоту,
Входя тщедушным стариком,
Вошёл юнцом и, взявши ноту,
Пел, и понятно же, о Ком!
Но, спохватившись, повернулся,
Лицом сияя, и любя
Мне крикнул: – я к Отцу вернулся,
И ты вернёшься! Жду тебя!
И лишь Архангел величаво,
Сверкая огненным мечём,
Мне в мысль сошёл и дал начало
Надежд, «сказав» мне вот о чём:
– Коль страстно жаждешь ты прощенья,
Найди такого же, как ты
И без вранья и обольщенья,
Без зла и хитрой суеты
Во благо светлых поколений
Пред злой судьбой не отступить
Заставь! И в этом, без сомнений,
Твой шанс прощенье получить! –
– И ты ко мне теперь явился,
Чтобы судьбу свою решить? –
– По правде – да! Но долго длился
Твой страх, чтоб дело завершить!
Я всё же дух, и обновлённым
Сознаньем чувствую весь мир!
Никто не будет вдохновлённым
Без Духа Божьего! Эфир,
А также звёздные скопленья
Есть суть энергий от Творца!
Он – Вечный Двигатель творенья,
И нет искусней мудреца!
Но наш удел – найти решенье,
Подобно мельниц на реке,
Создав к Вселенной подключенье,
А с ней – к Божественной руке!
Твоя ж идея, как обманка,
Что перед золотом идёт,
И на грядущее приманка
Тому, кто истину найдёт!
Что движет твой прибор доселе
Не должен я тебе сказать,
Но суть – чтоб ты на самом деле
Его мог людям показать!
И я, века мгновеньем зная,
В грядущем вижу наконец –
Твоя идея, мысль пронзая,
Получит царственный венец!
И дети внуков, все потомки,
Приняв могущество небес,
Земные выбросив обломки,
Небесным сделают прогресс!
Ты у порога процветанья
На человечества пути,
И силу части мирозданья
Ты всем поможешь обрести!
Но о судьбе твоей дальнейшей
Могу лишь я о том сказать –
Ты под защитою сильнейшей
Небес! И всё, что должен знать!
И не носи в себе ту тайну,
Что не вмещается в груди! –
И призрак, в темень свода канув,
Шепнул прощально мне: – Иди-и-и…–
И в сердце нет уже сомнений –
Мой дух над страхом восстаёт!
Блажен, кто, выпрямив колени,
Навстречу истине идёт!
Огонь сердец костра сильнее,
И манит тайн земных простор!
Пусть трус окажется «умнее»,
А я – иду на свой костёр!
…Но утром я в себя вернулся
И с облегчением вздохнул –
Как хорошо, что я проснулся
И лампы не перевернул!
Хотя, накрыв её рукою,
Ожог серьёзный получил –
Был рад душевному покою,
И час проспаться улучил!
Но также рад, что лишь ожогом
Закончился смертельный риск,
И кровь, пульсируя прожогом,
В ушах рождала звон и писк!
Рвалась энергия наружу,
И жизнь звала меня к себе,
В наш мир, чудесный даже в стужу,
Где место и моей судьбе,
А также той, что так прекрасна,
Но так таинственна во всём,
И я в дальнейшем вижу ясно,
Как слить, что в сердце мы несём!
Как редко открывал я душу
Отцу, любимому навек,
Теперь скажу ему, не струшу –
Чтоб он счастливо дожил век!
Ему на радость я обстрою,
Что возвеличит Арледан,
Фамильный замок, и устрою               
Цветник! Отец мне Богом дан!               
Не знаю я, что ночью было,
То ли виденье, то ли сон,
Моё же время не пробило –
С ним сердце бьётся в унисон!
Жизнь, Богом данную, не стоит
Из-за прибора убивать –
Самоубийца мир не строит,
А лишь поможет убывать!
Но и догмат, идя от Бога,
Держа стабильность бытия,
Чей путь – развития дорога,
Сам в обновлении – как я!
И, провидению вверяя
Судьбы таинственную нить,
По Богу жизнь свою сверяя,
Я созидая буду жить!
И верю – рано или поздно,
На всё есть воля у Творца,
Умы не встретятся так грозно
У Божьей истины лица,
Решая спор не убивая,
Как завещал нам всем Христос –
В любви лишь новое рождая!
Вот – Человеческий Вопрос!

               
ГЛАВА 4. СКАЗАНИЕ О ЕДИНСТВЕ

На звёздных небесах среди планет
Всё та же жизнь, как наша и иная,
Лишь Небеса, что дарят Божий Свет,
Нас любят, после смерти принимая!
Я верю – мир становится добрей,
Хоть сквозь жестокость видеть это трудно,
И знаю – первым было всех трудней
Без старших, что спасают нас подспудно!
•••
Кто не спасал себе подобных –
Терял сторонников своих!
А равнодушных, злу удобных,
Расплата ждёт за чёрствость их!
Так в жизни нашей и сказаньях
Единством ратным мы сильны –
На бранном поле мирозданья
Нам Злом объявленной Войны!
Легенды, притчи и былины
Нам выявляют жизни суть,          
Времён смыкая путь к нам длинный
И украшая этот путь,
Людьми меняясь понемногу
И формируя облик свой,
С капризом лет шагая в ногу,
Сливаясь с каждою судьбой!
Но сколь точна сказаний правда?
А лжи я в них не угляжу,
Коль смысл их – светлых сил отрада!
И я одно вам расскажу…
•••
Когда Творец изгнал Адама
Из Рая в наш пустынный мир –
Вселенная была как мама,
Даря и звёзды и эфир!
Был этот мир горяч и ярок,
И в нём Земля была звездой,
Но Солнце стало как подарок
В сравнении с «песчинкой» той!



Одетый в огненные кожи
Он с Евой жил внутри светил,
Не став от времени моложе,
Ведь всё тусклее луч светил!
Так звёздной силою питаясь,
По повелению Творца
Адам и Ева, размножаясь,
Имели радость без конца!
Их дети-факелы лучились
Во мгле межзвёздной пустоты,
А то, играя, чуть искрились,
Став воплощеньем темноты!
Они кружили хороводы
Вокруг и Солнца, и планет –
Почти, что вечные народы,
Ведь им казалось – смерти нет!
Мечты их радостные слились,
Тех светлых женщин и мужчин,
Что смело в космос уносились,
Увлёкшись тайною глубин!
Мужи ярили красно-жёлтым,
А девы – сине-голубым,
Но речь была их светом полным
И сочетанием любым!
А главным чудом были песни,
Стихов и музыки лучей –
Немного рая в мир окрестный,
В их мир лишь только, и ничей!
Но звёздный мир не бесконечен –
Число ж Адамово росло,
И звёздный век совсем не вечен,
Планеты ж – гасли в шар «без слов»!
Но первой страшною тревогой
Явилась Чёрная Звезда,
Что всех вела своей дорогой,
И пожирала иногда!
И были б жертвой лишь светила –
Ведь чада стали исчезать!
Она не только не светила,
Но не давала ускользать!
А притяженье вновь рождало
Звёзд каннибалов средь сестёр,
И мир от этого не мало
Редел, лишь порождая спор!
Так лучезарному народу
Вдруг стало тесно среди звёзд,
А Ангел Зла, себе в угоду,
Язык от лжи о зубы свёз:
«Того светило лучше греет,
А тот и вовсе без звезды –
То там, то сям по бездне реет
И ищет «райские сады»!
Вы, люди, тоже, как светила –
Твой брат слабее, ну и что?
Кто силой взял – того и сила,
Лишь брата преврати в ничто!»
И вот когда в союзе звёздном
Возникла тайная вражда,
Впервые Каин в гневе грозном
Свёл брата в темень без следа!
А вслед за Авелем другие
Средь братьев стали исчезать –
И вот война меж звёзд! Впервые!
Ни описать, ни рассказать!
Так, Злом подсказанное средство,
Взрываясь внутрь, глотая свет,
Отняв людей лучистых детство
Терзало мир в расцвете лет!
И вот они со звёзд шагнули
Во мглу расплавленных планет,
Что как светила хоть «уснули» –
Но всё ж «шептали» в красный свет!
Их магма – жалкое сравненье
С теплом уютным звёзд сердец,
И те, кто полнил поколенье, 
Не жили, как Адам-отец,
Но век за веком приживались
И создавали свой уют,
Душой такими ж оставались,
Надеясь всё ж, что не убьют!
Война ж Вселенной продолжалась
Без всякой мысли угасать,
Ведь звёзд всё меньше оставалось,
И продолжали исчезать,
На этот раз уже сгорая
И распыляясь в чёрной мгле,
Накал раздоров порождая
Всех, кто нуждался в их тепле!
Ну, а планетные пришельцы,
Собрав из магмы сгустки тел,
Уже совсем не новопоселенцы –
Лишь обновляли свой удел!
Так, управляя жидким телом,
Они воспели звук и плоть,
Наполнив жизнь полезным делом
До сотворенья храмов вплоть,
Чьи купола до поднебесья
Держали арки магмы струй,
Храня тот мир от мракобесья
С призывом «Всем любовь даруй»!
Но и планеты остывали,
Покрывшись плотною корой,
И много горя доставляли,
Кто всплыл к поверхности порой,
Чей организм, не остывая,
Мог красотой огня пленять,
Но мог погибнуть, застывая,
И камня облик лишь принять!
И вот они, теплом согреты,
Уже в пещерах под землёй
Живут, храня свои секреты
И сохраняя облик свой!
Лье сорок пять – никак не ближе,
А ближе – холод лишь да смерть
В жилища огненного крыше,
К местам, где в космос лишь смотреть!
Они надеялись, что скрылись
От старших братьев и войны,
А те по-прежнему «бесились»,
Ведь были прежним злом полны!
И вот в конце концов кому-то
Зла Ангел мысль подкинул в ум:
«Планетным сладко почему-то,
А вы ж – без звёзд под гнётом дум!
Нет пищи лучше, чем планеты,
Для угасающей звезды,
Ну, а «планетных» «песни спеты»,
И им не избежать беды!
Мир обретёте вы, и младших –
Изменников сожжёте вы!
Так Ангел говорил, из падших,
И светоносный люд «завыл»:
– Да, да! Конечно сжечь планеты
С невзрачным населеньем их,
Сжечь все осколки и кометы  –
И звёзды возродятся в миг! –
И содрогнулся мир планетный –
Коварства большего не знать!
А ведь один у них, всесветный,
Адам-отец, а Ева – мать!
Так мир, расколотый на части,
Готовый сам себя съедать,
Над злом уже не ведал власти –
Собрался бой последний дать!
…И вдруг пронизан мир Вселенной
Был тихим голосом отца
Адама – речью откровенной,
Проникшей в гневные сердца:
– Когда сорвал я плод познанья,
Перешагнув запрет Творца –
От беззаботного сознанья
На путь стал вашего отца.
Для нас всё в этом мире ново,
И вы такие же, как я,
Но я даю вам чести слово –
Есть Райский Мир, где нет вранья!
Весь этот бой не вами начат,
И в нём не ваше зло кипит,
И каждый лишь любовью зачат,
А сердце ваше просто спит!
Я провинился перед Богом,
Но знаю, всех Он любит нас,
И, знаю, спросит очень строго,
Коль мы себя убьём сейчас
По наущенью с преисподней,
Где все лишь ненавидят нас
И ждут, но мукою Господней
(Ещё не наступил тот час!)
Мой грех и ваш искуплен будет
(Но не убийц и не воров!),
Спасать же нас Господь прибудет
На мир планет среди миров!
Без них прощенья нам не будет,
А значит ждёт всех только ад,
И кто слова мои забудет –
Не сын он мне, а вам – не брат!
Я чую тела угасанье –
Подходит мой последний миг,
И это Божье прорицанье
Я, уходя уже, постиг!
Вы не единственные дети –
Что в жизнь войдут желать всего,
И будет каждый мир на свете
Иметь Адама своего!
Забудьте распри и раздоры,
Забудьте ненависть и страх,
Спасайте младших, а просторы
Хранят светил сгоревших прах,
Что собирается кругами
Для возрожденья новых звёзд,
И будут обживаться вами –
Птенцами Мира новых гнёзд… –
Отец Адам, навек исчезнув,
Оставил голос свой звучать,
И к женской верности прибегнув,
За ним ушла и Ева-мать!
…Мне говорил об этом странник,
С кем плыли мы на корабле,
Глубокой мудрости избранник,
Видавший много на Земле.
Толи монах, а толи дервиш*,
Лицом – араб, но речью чист,
Что говорил он – не проверишь,
Ведь жизнь – не с грамотою лист!
И всё же, что-то убеждало
В его рассказе и глазах –
Не то, чтоб прожил он немало –
Он просто жил во всех веках!
– А дальше, дети вдруг «очнувшись»,
Прорвав затмение веков –
Продолжил странник: – Оглянувшись
На их лжеца (что был таков!),
И, оценив совет последний,
Детьми быть верными отца
Клялись, что всякий люд наследный
Жить должен долго – без конца!



* странствующий мусульманин-аскет



Планеты ж дальше остывали,
Как и предсказывал Адам,
И всю поверхность оставляли
Для тех, кто вновь родится там!
Средь звёзд тех первых поколений
Всё было также, как у нас,
Рожденье солнц и их владений –
Наш мир родился в третий раз!
Пройдя весь звездный путь сначала
До остывания планет,
Природа всех людей сличала
По доброте, по злобе – нет!
А новый мир богат и сложен –
Сияет он, но красотой,
На много уровней разложен
И многосложен жизнью той!
Среди природных катаклизмов
В перерождении планет,
Рукой Творца из организмов
Был создан современный свет!
Сначала люди – из драконов,
За миллионы лет до нас,
С печатью принятых канонов
Иного мира, что угас
От павшей к нам с небес кометы,
Несущей смерть, огонь и дым,
Но их спасли – и не советы,
А помощь старших молодым!
На много тысяч лет укрыли
В земле, где гаснет Солнца свет,
Людей-драконов, что открыли
Мир параллельный, выйдя в свет,
В котором матушка-природа
Была уютна и тепла,
И жизнь спасённого народа
Спокойно с временем текла!
Но лишь потом они узнали,
Что тот, открытый ими мир,
Их братья-сгустки создавали,
Раздвоив Землю и эфир!
Когда же мир наш возродился,
С природой новой и зверьём –
Драконий мир не проявился,
Чтоб мирно жили мы в своём!
Русалки, домовые, йети –
Предтечи нынешних людей,
«Немного» старше нас на свете,
Нас – самих юных из детей!
И пусть не всё у нас в порядке
(Наш мир не развит и жесток) –
Живём по той же мы раскладке,
Что жизни общей дал исток!
Драконы-люди научили
Детей природы «исчезать»,
Являясь в мир, где сами жили,
Где та ж у них природа-мать!
А те, табу не нарушая,
По белу свету – тут и там
Средь нас, младенцев, обитая
Не причиняют горя нам!
Они освоили все недра
И океанов дивный мир,
Срослись с планетою до Центра
Храня над ней всеобщий мир! –
…Рассказом странник тот увлёкшись,
Всю ночь легенду излагал…
Но что-то вспомнив, и осёкшись, 
Он о грядущем продолжал:
– Оно, грядущее, как древо,
Что разрастается с людьми,
Растёт ли вправо, или влево,
Но только вверх – всегда, пойми!
Оно не может ни усохнуть,
Ни повернуться ростом вспять,
Вернувшись в корень, соком взмокнуть
И тем же вырасти опять!
Растёт оно не всевозможно –
Есть ствол, направленный Творцом,
Его же дети осторожно
Растят всю крону за Отцом!
И, что пророки предрекают –
Бесспорно в данный только век,
Но жизнь навек не обрекают –
Ведь созидатель Человек!
И в том грядущем всех волнует
Вопрос Вселенского Конца,
Всего, что с именем бытует
Христа – посланника Отца!
Род человечий – не пчелиный,
Но есть подобие Творца!
Свобода, разум, взлёт орлиный
Есть даже в выборе Конца!
Конец же – снова лишь начало
Грядущей ветви впереди,
И проще б, коль не отвечало
Оно за то, что позади!
Один конец, печально-страшный,
Святой увидел Иоанн,
Где люд его, слепой и страстный,
Был Страшному Суду предан!
Но, ужаснувшись, люди зреют
От предсказания того,
И с даром выбора сумеют
Уйти от горя своего!
И вот второй Конец – Всемирный,
Что может Богом принят быть,
Коль люд единый, дружный, мирный
Сумеет ненависть забыть!
Любить других, а значит – Бога,
Сверять свои сердца с Его,
За Ним шагать одной дорогой,
Искать в Нём счастья своего!
Наш мир отторгнут Небесами,
И их же царству здесь не быть,
Пока мы не постигнем сами,
Как нам бессмертье заслужить!
С духовным ростом всё длиннее
Господь воздаст нам жизни путь,
И люди будут всё сильнее,
Желая Небеса вернуть!
Освоив силу совершенства
«Лучистых», «Сгустков» и «Телес»
Вселенский люд из мира  детства,
Постигнет Дух Самих Небес!
Любую форму проявлений
Познают люди, и при том
Главнейшим в сонме изъявлений
Всегда наследник был и дом!
И вот представим: мы – бессмертны,
А это значит – мёртвых нет,
Погибших тоже! Мы – несметны,
Лавиной заполняя свет!
Отцовство в нас и материнство
Ещё с адамовых времён,
Нет! – Бог и Сын, и Дух Единства  –
Всегда пример для всех племён!               
Весь мир – энергия от Бога,
В её основе – Дух Святой,
И безграничная дорога –
Эфир, из струй её свитой!
Тогда же люди, размножаясь               
В тисках вселенской суеты,
Уйдут в пространство, умножаясь,
Рождая мир из пустоты!
Так, с постоянным удвоеньем,
Не успевая убежать
В бескрайний мир своим твореньем,
Они решили…не рожать!
Верней, рожать, но не активно,
Любовь ведь делят на двоих –
Одно дитя (и так пассивно
Снижали размноженье их)!
По крайней мере, успевая
От уплотненья убежать,
И стали, Богу подражая –
Навеки раз – отец и мать!
Одной же тысячи хватило
Лет, чтоб остался лишь один,
Любимый всеми жрец-светило –
Отец Бессмертия и Сын!
В четыре раза лишь умножен
За это время был наш мир,
И он стал мудр и осторожен,
В нём славен Бог, а не кумир!
А мир наш – грешное подполье,               
Стал Божьим светом озарён,
Преображён и влит в раздолье
Небес навечно, вне времён!
В него ни бранью, ни намёком
Злой мир не сможет проникать,
Но Ад останется упрёком,
Ведь в нём и сын, и чья-то мать!
Но Бог-Отец наш, Дух Всесильный,
Всем право выбора даёт,
И кто в Аду совсем бессильный,
И самый сильный – в Рай придёт,
Коль от злобы своей устанет
За миллиарды тысяч лет
И Лучезарным снова станет,
Приняв с раскаянием Свет!...
И Царство Божие к нам придет,
И воля нашего Творца –
И мир наш Небеса увидит,
Лишь процветая без конца!
…Такое было предсказанье
В одном из будущих времён,
Я ж передал тебе сказанье… –
Монах поправил капюшон
Над лбом, несущим знаний бремя.
Меня же мучил лишь вопрос:
– Скажи, мудрец, а как же время,
Иль ствол его назад пророс?! –
Он, улыбнувшись, мне ответил:
– Нет, ствол лишь вверх его растёт,
Но древа сок (ты не приметил?)
И вверх, и вниз всегда идёт,
Струясь с корней и возвращаясь!
Так и преданья средь людей,
В стволах времён они, вращаясь,
Несут нам свет своих идей!
Но сок времен не всем доступен!
Лишь прорицатель и пророк
(Их дар – проклятье, путь их труден)
Грядущих дат укажут срок! –
Не помню, сколько размышлял я
При свете утренней зари,
Как вдруг она, сначала алая,
И синим вспыхнула внутри,
А следом кто-то крикнул с мачты:
– Братва, спирали и круги
На глади вод! –
– О, коль не враг ты –
Не тронь и плыть нам помоги! – 
Молясь команда вопрошала 
На свет, идущий из глубин!
Был перепуган люд немало,
Лишь я спокоен был один!



Теперь я знал – они не тронут!
Не важно, кто там в глубине,
И корабли, конечно, тонут,
Но только не по их вине!
И вот волнение утихло,
Круги остались позади,
Но где же странник? Как-то тихо
Он растворился…! Впереди
Уже лишь солнышко ярило!
И весь корабль, при свете, днём,
Обшарил я, а он ветрило
Расправив, мчал над бездны дном!
Тогда в Индийском океане
Мы плыли долго на восток,
О, странник! Я с вином в стакане
С ним делал мысленный глоток!
Волна в тот штиль его не смыла,
Уж это точно знаю я,
Команда в колокол не била –
Он не был в списках корабля!
В тот день волнительный над нами,
О чём я вспомнил лишь в Арни,
Какой-то диск под облаками
Висел до этого все дни!
Но мы его «не замечали»,
Не зная с чем его сравнить,
И потому о нём молчали,
Чтоб ненормальными не слыть!
Ещё я вспомнил, странник этот
Мне о животных говорил:
– Ты мясо любишь, только это
Не средство пополненья сил!
Наступит время – из эфира
Всю мощь вы будете черпать,
Не звери все же! Словно мира,
Тела сумеют возникать!
Вы поменяетесь и вкусы,
И ощущения, и страсть,
И только творчества искусы –
Шанс с Божьим промыслом совпасть!




ГЛАВА 5. БЛАГОРОДНЫЙ ТРОФЕЙ

Что совесть нам? Ведь нет же у зверей!
Какую ношу Бог взвалил на душу –
Вот плата наша, над природою царей,
Схвативших небеса, моря и сушу!
И сколько бы ни длился взлёта путь,
Всегда мы будем с ней в себе сверяться,
Но, кто сумел в судьбе с Голгофы не  свернуть –
Подобным Богу может называться!
•••
Об этом знать не мог гонимый
Охотой дикою олень –
Гордец лесов! Но страх не мнимый
Преследовал его, как тень!
На этот раз всё было круто –
И псы, и всадники, и горн,
И передышки ни минуты
В лесу могучем среди гор!
И он, стрелой из арбалета,
Храпя выталкивал себя
Из этой неги среди лета,
Где жил он, солнышко любя!
В смиренной мудрости деревьев
В тени зелёных юных крон
Зверь просыпался. Сон развеяв
И свой земле отдав поклон
Прикладывался он губами
К добрейшей в мире сквозь траву
И не спеша жевал зубами,
Что та дарила наяву.
Какая смена обстановки
Всего лишь за последний час!
И свора мчит без остановки –
Вот-вот покажется сейчас!
Какие к лешему красоты –
Он бьёт копытами цветы!
А сзади горн вез смены ноты
Со стоном накаляет тыл!
И из тени зеленотравья
И рванных-ломанных ветвей –
Взрыв насекомых! Ну, а травля
Уже всё ближе и резвей!
А тут и птицы не зеваки –
Как молнии хватают мух!
Галдят, мелькают! И собаки
Берут его на нюх и слух!
Но то была лишь часть погони –
Сюрпризы мчались позади!
Под драгоценной сбруей кони
Несли стрелков, а впереди
Шёл главный гончий* Джорж Отважный –
Краса и вожделенье дам!
Умелый воин, чин сей важный
Был герцогом ему воздан!
И наконец тех бед виною
Лесного зверя и крестьян
И необъявленной войною
Хлебам и живности полян
Скакал сам герцог Арледанский –
Пэр Франции, чей сводный брат
По матери был гранд** испанский,
Король которому был рад!
Он жил не ведая отказа
Ни в чём, нигде и никогда,
Пока холерная зараза
Не стала горем навсегда!
Двух дочерей родив супруга,
Не дав наследника ему,
Ушла, оставив жизни друга
Решать вопросы одному!
Но это в прошлом, ныне – гонка!
Он, средних лет и полон сил,
Не станет обходить сторонкой
Ни сельских улиц, ни могил…!
А дальше – красочная свита
(Баронов подвассальных*** сбор)
Чья честь знатна и родовита
И те, кто вхожи в высший двор!



* почётная должность, даримая королём или герцогом особо отличившимся и доверенным вассалам
** титул, дающий особые привилегии и полномочия вплоть до освобождения от налогов и права вести войну с самим испанским королём за свои права, также дающий право в присутствии короля сидеть, не снимая головного убора
*** дворяне , получившие в подарок феоды – землю и недвижимость от своего суверена, и находящиеся в его зависимости




Да, кроме всех в конце той свиты
Ещё был слуг великий хвост –
Так, что олень, пусть не убитый
Пока ещё, но вывод прост!
Но зверь придумывает хитрость
С отчаянием бунтаря!
В зубах у псов какая милость? 
А жизнь подарена не зря!
Три лье оставив за собою,
Отметив след просекой трав,
Олень уверенно, без сбоя,
Замкнул кольцо! И так сыграв,
Развилкой бросился в надежде
На сей, раздвоенный им путь,
Чтоб свора мчалась бы как прежде –
А он мог в сторону свернуть!
Но пёс-вожак там был «не промах»!
Просека уже, птичий крик –
И нет оленю мест укромных,
Где он так сладко жить привык!
Вот если б два кольца замкнулось,
Пробитых сотнями копыт,
Тогда б удача улыбнулась –
И он всем лесом был бы скрыт!
Свою предчувствуя кончину
Олень выходит на поля,
Рогам зацепов снять причину,
Где ветка каждая – петля!
И с новой силой жизнь спасая
По морю золотистой ржи
Он мчал, погоню увлекая –
Комок из мускулов и жил!
Поля заканчивались скоро,
И вдруг – скопление дымов,
Туман и гарь! А вот и свора –
Теснит к пожарищу домов!
Как молния промчав равнину
Зверь будто в стену страха вмёрз!
Тупик! А свора дышит в спину –
Нет ни спасения, ни грёз!
Но вдруг весь мир остановился!
И видит он перед собой
Царицу-фею, взгляд чей слился
С его – и был он голубой,
Как глубь небес или сапфира!
А златокудрые власы
Пьянили сладостью эфира
От аромата и красы!
Она была тонка и нежна,
И излучала дивный свет
Её корона и одежда,
Которая была и нет!
На ней серебряная дымка
Не выявляла наготы –
Она была и невидимка,
И воплощенье красоты!
Олень гармонии пропорций
Не мог, конечно, оценить,
Но зверь на уровне эмоций
Любви почувствовал вдруг нить!
Слегка паривши над травою
Она приблизилась к нему
И зверя лоб прикрыв рукою
Придала ясности уму!
И ей всего себя вверяя       
Он вдруг увидел с высоты
Весь дол от края и до края,
Пожар, который вдруг застыл,
А с ним погоня и собаки,
И даже птицы в небесах!
И тайные он видит знаки
Как жизнь спасти ему в лесах!
Ему на ум ещё так много
В застывшем времени пришло…!
Вдруг стала ясною дорога,
И всё мгновенно ожило…!
Как сон царица растворилась,
А зверь «рванул» через пожар
Сквозь всю деревню, что дымилась –
Он получил той феи дар!
Совсем чуть-чуть ему осталось
До чёрных топей и трясин,
Пусть нелегко ему досталось,
Но знал он тайну лишь один!
Тот скрытый путь незримых кочек,
Покрытых жижею болот
С небес он видел в виде точек
И знал, куда он приведёт!
И также знал, что ни малейшей
Ошибки он не совершит,
И жизнью всей своей дальнейшей
Как даром свыше дорожит!
…А гордый герцог в это время,
Гоня арабского коня,
Пытался сбросить грусти бремя,
Всю свиту бешено гоня!
Всё остывает в этом мире, 
Но жизнь есть обновленья жар!
Давным-давно, в двадцать четыре,
В его душе возник пожар,
Который жжёт, но не вредит
И страстью мучает всего,
К прелестной девственной Эдит,
Что стала суженой его!
Он с ней познал всю сладость жизни
За краткий миг в пятнадцать лет,
Но смерть! Сочувствия на тризне –
И вот её три года нет!
Он так любил к ней возвращаться
С охоты, свой неся трофей,
И с похвалой её стараться
Играть на лютне, как Орфей!
Нет дочерей обеих рядом,
Венец пройдя маркиз и принц
Их увезли большим отрядом
С добром за линию границ!
Как одиночество сжимает
Холодной хваткою сердца,
Но в нём лишь сильный обретает
Свой титул Доброго Отца!
Он боль терпел все эти годы!
Чтоб не озлобиться совсем
Любовью тайною невзгоды
Он подавил, но сердцем всем
Остался с памятью супруги.
И, доброту её храня,
Старался, чтобы даже слуги
Плетей не знали и ремня!
Но страсть к охоте не утихла,
Где он преображался весь –
Он гнал! И вдруг вокруг всё стихло –
Пришла трагическая весть!
Он мчал протоптанной дорогой
По полю полуспелой ржи,
Но запах гари стал тревогой
С тех мест, где вороньё кружит!
Гонец из дыма и тумана,
Как привидение возник –
Там, за холмом, как от дурмана
Весь пыл ловцов мгновенно сник!
Чуть не убив гонца с притопа
И силой всей держа коня,
Вскричал: – Как смел ты, недотёпа! –
– О, господин, прости меня!
Там смерть смердит горелым мясом,
И всё селение Арни
Огонь съедает час за часом! –
– А люди?! –
                – Все мертвы они! –
– Как все мертвы?! – Как Зевс исторгнул,
Лицом бледнея, как мука!
– Ты хочешь, чтоб тебя я вздёрнул,
Забыв про титул добряка?! –
Но тут же, дёрнув за поводья,
Вскричал: – Мой лекарь, все – за мной!
И через хлебные угодья
Летел! А свита – за спиной!
Но то, что он увидел позже
Не мог он разумом принять,
А вместе с ним и свита тоже
Не в силах дрожь была унять!
Так, на плацу, ему знакомом,
Его любимого Арни
Он, с подкатившим к горлу комом,
Взамен каштанов видел пни!
А дальше – больше: в центре плаца
Ещё чудовищнее вид!
Конь, что ему зубами клацал
И не давался, был убит!
Он, горделиво вскинув шею
Над переломанным хребтом,
Лежал, крича фигурой всею,
Что вольным был, а не скотом!



Он, на боку в посмертной гонке,
Сомкнулся в белое кольцо,
И люди, рядом и в сторонке,
А в центре – детское лицо!
Средь ног того коня крутого,
Блондин на белом растворяясь –
Младенец-мальчик, и нагого
Его не осквернила грязь!
А рядом также белокура,
Возможно мать того мальца –
Застыла вся её фигура,
Прервав движенье до конца!
Второй рукой она пыталась
Спасти такого ж близнеца,
Но не смогла, как ни старалась,
Протиснуть внутрь того «кольца»!
Те люди все обратным взрывом
Тянулись к мёртвому коню,
Держа детей! И так, с надрывом,
Все полегли на горе дню!
Их вид был жалок и ужасен
С кровотечением из ртов,
Телами с язвами! Напрасен
Был бой средь крови и потов!
– О; Божья Мать! Да что же это?! –
Промолвил герцог наконец.
– Bubonic Plaque* средь лета!
Чума – живущему конец!
К тому ж за всю мою карьеру
Я не видал такого зла
И быстроты! Зажечь бы серу –
И уничтожить всё дотла! –
И смысл не сразу был угадан
Слов лекаря: – Держись коней!
Вше конский пот – как чёрту ладан,
А та чума бытует в ней! –
Тут свита словно вдруг очнулась,
Забыв оленя и хортов,
Вся кавалькада развернулась –
И каждый к бегству был готов!



* бубонная чума (бубонис плагуе, лат.), самое страшное заболевание за всю историю человечества со стопроцентным летальным исходом, прозванная в народе как «чёрная смерть»




Но тот младенец одинокий
Вдруг шевельнулся и привстал!
И плача глас такой высокий
Упрёком в каждом сердце встал!
– Что медлишь Джорж, мой гончий главный,
Где храбрость твёрдого бойца,
Ведь ждёт карьеры крах бесславный
Тебя без чести и лица?! –
И Джорж, уж не отважный боле,
Потупив взор смиренно сник: 
Честь восстановит он на поле  –
К самоубийству не привык!
– Последний раз ко всем взываю,
Экю* не жалко и наград,
Дитя спасти вас призываю,
Смельчак же будет мне как брат! –
Как век молчания минута!
И, изумляя весь эскорт,
Сам герцог спешился! Кому-то
Вдруг стало муторно до рвот!
– Эй, слуги, что как пни стоите,
Ваш страх бездушнее камней!
В поту две скатерти смочите,
Горячих взмыленных коней! –
И молча вынув из кармана
Душистый вышитый платок,
Он коньяком из Арледана
Полил и выпил сам глоток.
А после не без отвращенья
Окутал скатертью себя
И, нос платком закрыв, прощенья
Просил он, Господа любя!
И так во всём нелепом виде
Он в смерти логово пошёл!
В густом дыму он плохо видел,
Но всё ж на слух дитя нашёл,
И груды тел переступая
Его он вынес на руках,
Но трусов явно презирая,
Сам испытал немалый страх!




* золотые и серебряные монеты средневековой Франции



Сев на коня, дрожа рукою,
К груди младенца он прижал.
– Вот мой трофей, что дан судьбою!
А вы ни с чем теперь! – Сказал.
– Он сыном будет мне по праву,
Впитав всю силу у Арни
Наследник вырастет на славу,
Святая Мать его храни! –
И, не роняя больше слова,
Помчал в родной свой Арледан,
Где им же после дня крутого
Указ был следующий дан:
«С предосторожностью великой
Предать селение Арни
Огню до крайности безликой,
А также выкорчевать пни
И известь там рассыпать всюду,
А после серой обкурить
И наказать честному люду
В то место боле не входить!»
А устно он добавил тоже:
– Дитя и матерь близнеца
Отдельно сжечь! И да поможет
Вам Бог всё сделать до конца!
А в урнах пепел их доставьте –
И, гладя деньги на ремне,
Сказал: – Их в стены замка вставьте
На память сыну…да и мне! –
•••
Как те кораллы обрастая
На затонувшем корабле,
Легенд и притчей сеть густая
Цвела на герцогской земле.
Немало тайн для всех осталось
С того трагического дня,
Но правда в руки не давалась,
Сокрытой истиной маня.
Никто не знал, куда девались
Олень и злобные хорты!
Одни решили: «Псы остались
На дне болотной темноты,



А тот олень был Сам Нечистый!
Но как же вся его краса?
Скорее Ангел он лучистый,
Что взял тех псов на небеса!»
А на полях круги свалялись
Вокруг сожжённого Арни:
«Видать покойники поднялись
И людям мстят теперь они?!»
И много разной небылицы
С тех пор в народе повелось:
«То над Арни вдруг стонут птицы,
То три звезды в одну слилось!»
Но гордый герцог, как обычно,
Носил всю тайну при себе,
В Париж заглядывал привычно
И благодарен был судьбе,
Что сына юного на старость
Он на охоте приобрёл,
Ну, а к самой охоте слабость
С тех пор навек переборол.
Архиепископ с Ватикана
В самом соборе Нотр-Дам *
Благословил во блеске сана
Отцовство герцога. Судам
Всех претендентов на наследство
Положен чёткий был конец!
Счастливым было сына детство,
Но трижды счастлив был отец!
А пересуды продолжались,
Под смену тем на злобу дня,
И в злобе той не унимались,
Уже охотников кляня!
А подрастающему сыну
Тот герцог скажет как-то раз:
– Сынок, Арни свою кончину
Не ждал и встретил без прикрас,
А жил он весело и видно,
Я сам устраивал там пир,
Но вот за что мне так обидно –
Арни напомнил мне наш мир!



* Собор Парижской Богоматери



Такой же радостный, но хрупкий,
И беззащитный перед злом,
Который может без уступки
Пойти в мгновение на слом!
Но, Бог-Отец наш, Дух Всесильный,
Нам грех при жизни отпусти!
И пусть всегда найдётся сильный,
Чтобы бессильного спасти! –




ГЛАВА 6. МАРИЯ

Возможно меньше было бы проблем
В послушном однополом мире,
Адам остался б обживать Эдем,
Не зная смерти, сам с собою в мире,
Но Бог Всезнающий создал Её,
Контрастов полную и тайной страсти,
Чтоб Евы род падение своё
Наукой сделал побеждать напасти!
•••
Лишь герцог Генрих Арледанский
В Париж не рвался на престол,
Хоть знал английский и испанский,
И короля затмить мог стол –
Фамильный замок был дороже,
Да и спокойней на душе,
Без лилий с леопарда рожей,
Где в политическом туше
Двух королевств судьба решалась
И затяжная шла война* –
Знать Капетингов** не сдавалась
Во Франции, зато сполна
Король был Эдуард обижен
(Английский всё ж, но «де Труа»***)
Что трон его не так престижен,
И он в Париж через Руан
Войдёт, чтоб сесть на оба трона,
«В чём право дал ему Вильгельм
Завоеватель****» и корона
Всех превзошедшего из шельм!



* «столетняя война», начавшаяся между Англией и Францией в 1337 году
** патриотически настроенная династия, боровшаяся за экономическую независимость Франции, обильно пополнявшей королевскую казну Англии
*** английский король французских кровей Эдуард Третий (де Труа – франц.) в желании закрепить свой политический и экономический плацдарм на территории Франции, пожелал включить в свой  герб с традиционно английскими леопардами эмблему дома династии Капетингов – королевские лилии, тем самым провоцируя конфликт с Францией. Когда король Франции Филипп Шестой, желая освободить страну от экономической зависимости, объявил о конфискации французских земель Эдуарда Третьего, последний объявил Франции войну
**** герцог Нормандии, завоевавший Англию и ставший её королём в 1066 году, предок по крови  Эдуарда Третьего, унаследовавшего ряд французских земель




Всего лишь сутки отделяли,
Плывя по Сене, Арледан
С Парижем, столько же скакали
С Парижа в замок, что был дан
Семь лет назад ему в наследство
Как старшему из сыновей,
Где он в любви прожил всё детство,
А взрослым – и в любви своей!
Фамильный замок был прекрасен
Как в свете утренних лучей,
А также ночью, но ужасен
Гостям незваным без ключей!
Гранитным розовым драконом
Тот замок воду Сены «пил»,
Обнесен рвом по всем канонам,
Что крепость с юга обступил.
По мосту в южные ворота
Прямой дорогой Арледан
В тот замок вёз всегда кого-то,
Или товар, что Богом дан.
Ну, а назад вела брусчатка
Стрелой в двух-башенный костёл,
Напоминавший два початка,
А площадь – из гранита стол!
Там жили знатные вельможи
В домах из арок и колонн
Из камня, розового тоже,
В тени дубовых пышных крон.
А в центре площади – фонтаны
Водой из Сены били вверх
От ветряков – те ж великаны
Ловили воздух, словно стерх*!
Гранитный трон, который крепость
Осела вровень каравелл,
Прочней был замка, и на крепость
Был по-английски: «very well»!
В подвалах замка кроме пива,
Вина и вяленой еды
Была осад альтернатива –
Родник и тайные ходы,



* разновидность аистов



Что выходили лье, не меньше,
От Сены, в зарослях лесов,
Для жён, юнцов и кто поменьше,
И двери – снова на засов!
Когда ж нуждались в обороне –
Обратно шли по тем ходам,
Дружина герцога при троне
И, кто не был похож на дам!
В броне кирас, под алебардой,
С мечами, в шлемах шли бойцы,
Расставшись с домом под мансардой –
Отрядов местных удальцы!
И каждый знал, что не напрасно
Он жизнь за герцога отдаст –
А тот одарит род прекрасно
И их фамилий не предаст!
Средь общепринятых отрядов
Шли арбалетные стрелки –
Вне гордых рыцарских обрядов,
Но бить осадные полки!
С высоких стен на дальность вдвое
Стрелки разили наповал
И ужасали всё живое,
Как смерть, придя через подвал!
Так, что баллисты* с расстоянья
Не меньше тысячи шагов
Могли достичь лишь основанья
Стен, без ущерба для врагов!
Тот замок не был взят ни разу
За всю историю войны,
Следил лишь лекарь, чтоб заразу
Никто не внёс из-за стены!
Чтоб каравеллы и каракки**,
Везя товар с заморских стран,
Степенно торг вели, без драки,
Без хвори разной и без ран!
Мост, словно челюсть замка пасти
(Проёма северной стены),
Чтоб погасить баталий страсти,
Закрыт был в жаркий час войны,



* осадная машина в виде большого лафета с огромным луком с тетивой из скрученных верёвок, кожи или волос, метавшая камни весом до 500 кг
** суда универсального назначения и большие торговые суда средневековой Европы соответственно




Но в мирный – сразу возвращался,
Со вздохом открывая пасть,
И тут же в пристань превращался,
Чтоб вровень с палубой попасть!
Живя, не зарясь на чужое,
Тот герцог мог своё держать,
Не смог лишь самое большое –
Жены потери избежать!
Нет вдохновенья без любимой,
И не с кем радость разделить,
Опять же с болью разделимой
Лишь можно жизнь свою продлить!
Корона, власть, богатства мира –
Ничто пред силою любви,
Хоть в сердце Бог, и нет кумира,
Земная страсть у нас в крови!
Но страстью-страсть, а воля к жизни
У нас от Бога всех сильней,
Есть честь и долг, любовь к отчизне
И…радость развлечений в ней!
Одной из них была охота,
Что погашала в сердце грусть,
Лишь рано встать была б охота,
А, что невзгоды – ну и пусть!
Ещё за сутки до погони
Кольцо сжимали егеря
Вокруг оленьих троп, и кони
Шли тихо по лесу не зря!
А герцог с ловчими стрелками
На зорьке мост переходил,
Встречая знать, ну, а руками
Лишь самых верных бередил!
Леса в округе Арледана
Щедры и таинства полны
Между холмов, что из тумана
Глядят, как стражи-колдуны!
С любимцем Джоржем, главным гончим,
Эскорт возглавил суверен*,
Ведя беседу между прочим
Достигнул дуба, что дал крен.



* в буквальном смысле – свободный. В 14 веке, до установления абсолютной власти монархии, герцоги являлись суверенами подвластных им (и свободных от королевской власти) территорий страны



Здесь обозначилось начало
Оленьей лёжки со вчера,
Вдруг птица в дебрях прокричала,
И герцог выдохнул: – Пора! –
И, тишину прорвав, собаки
Вонзились в чащу меж стволов,
Рыча от предвкушенья драки,
Тесня оленя меж холмов!
Весь лес гигантскою короной
В кольцо сомкнулся среди гор –
Как крышей слит единой кроной
Над жизнью средь стволов-опор!
Ну, а внутри лесной короны –
Поля гигантские хлебов,
Где ждут парящие вороны,
Кто пал от хищника зубов.
Но грызуны – хорькам и лисам,
Для человека ж – зверь крупней,
Но в панике, подобно крысам,
Зверь в поле мчится из теней
И увлекает за собою
Собак, ловцов и лошадей,
Навстречу жёлтому прибою
Из ржи – кормилицы людей!
И пол беды, когда лишь злаки
Падут под сотнями копыт,
Гораздо хуже, коль собаки
Порвут ребёнка, что забыт!
Средь колосящегося моря
Посёлок-остров был – Арни,
Где он бы жил не зная горя
И проводил счастливо дни,
Когда б ни горн, что отзывался
Могучим эхом среди гор
И постепенно превращался
В страх, что грозил через забор!
Когда охота с диким рёвом
За обезумевшим зверьём
Неслась – дрожало всё под кровом,
И каждый миг равнялся трём!
Когда ж то лихо проносилась,
Минуя улицы Арни,
Селенье радостно крестилось
И веселилось в эти дни!
Но в этот раз стряслось такое,
Что всех повергло в дикий шок,
Уж не охотников – мужское
Достоинство «свелось в мешок»!
Лишь только герцог с окруженьем
Сквозь поле стал входить в Арни –
Столкнулся с яростным скопленьем
Своих стрелков, но не одних!
Вокруг чего-то и кого-то,
Они, с испуганным лицом,
Теснили круг, и звонко кто-то
Назвал вдруг Джорджа подлецом!
…Барон-любимец Джордж Отважный,
Честнейший рыцарь и гордец,
Носитель суверена важный
Достоинства, и вдруг – подлец?!!
У герцога дыханье спёрло,
А кровь ударила в глаза,
И он взревел набухшим горлом:
– Всем расступиться, я сказал! –
И в распахнувшемся проёме
Он гневным взором увидал
Кровавый след на сером доме,
Что ужас своры порождал!
Поджав хвосты в скулящей куче
Хорты* имели жалкий вид,
А их вожак (что было круче!) –
Насквозь был вилами пробит!
И рядом женская фигура,
Собой закрывши малыша,
Держала плеть рукой, где шкура
Со сталью били, всё круша!
Хоть рукоять была у Джорджа,
Он был не в силах вырвать плеть,
Но та крестьянка, злобу множа,
Готова с тем же умереть!
И вдруг, заметив суверена,
Она склонилась головой
(не преклонившая колена)
Кулак не разжимая свой!



* охотничьи псы, специально обученные для травли животных




– Немедля всем остановиться!
Мой Джорж, прошу тебя молчать,
Тебе же, дерзкая девица,
Повелеваю отвечать,
Но знай, за то, что ты свершила,
Одно возмездие – петля!
Ровнять достоинства решила,
Но ты в сравнении с ним – «тля»!
Коль убедительного смысла
Не будет содержать ответ,
При той обиде, что повисла,
Последний раз ты видишь свет! –
И только тут она решилась
Вновь вскинуть синие глаза,
Но сколь судьба её вершилась –
В зрачках забрезжила гроза!
– Коль мне позволит Ваша Светлость
Всё по порядку изложить,
Я благодарна Вам, но смелость
Имею с честью дальше жить! –
Столь неожиданным вступленьем,
Одетой в сельское бельё,
Речь излагалась с наступленьем –
И Генрих…принимал её!
– Вы, суверен, глава феодов,
Владелец замка и земель,
Как командор* – гроза народов,
Что крепость жалят, словно шмель!
Подвластны Вам леса и воды
Со всем, что обитает там,
Но Божьи дети –  все народы,
Чья жизнь принадлежит не Вам!
Спасая жизнь дитя чужого,
Тем самым Вашу я спасла,
Что ж до «достоинства большого»,
И здесь ответ я припасла!
Супруг мой, вольный горожанин,
В кровавой битве при Креси**
Стрелой смертельно был поранен
(Героя душу, Бог, спаси!),



* правитель крупного замка-города
** битва, в которой Франция потерпела очень серьёзное поражение с огромными потерями



Ведь во спасенье государства,
Летящий в сердце королю
Болт*, что прослыл стрелой коварства,
Перехватил он! И молю
Отца Всевышнего о муже
И с горем в трауре хожу,
Но было б мне гораздо хуже,
Когда б ни честь, что дорожу!
Мой муж судьбой забытым не был,
И наш верховный суверен
Издал указ, отвергнув небыль,
О славе родовых колен!
В числе героев, пусть посмертно,
Муж – рыцарь-шевалье**, и я
Есть дама, честная всемерно
С подарком франков короля!
Имея светские наряды,
Я всё ж крестьянский труд люблю,
Но все дворянские обряды
Я, зная, людям не грублю!
Коль монсеньёр повесит даму,
Что оскорбил его вассал,
Король решит, отметив драму,
Что герцог с вызовом восстал!
Но, что ж касается барона,
Пусть титул выше у него,
Но к высшей знати, что у трона,
Сословия мы одного***!
А по сему жду извинений
За применение плети,
Иначе Ваша без сомнений
Мужская гордость не в чести!
– Чтоб ты сгорела, оборванка,
В своём замурзанном Арни! –
Вскричал барон, что спозаранку 
Был «взвинчен» и «метал огни»!
Но герцог, что уже «очнулся»,
Дворянки юной ум ценя,
Который с красотой сомкнулся,
Решился «выйти из огня»!



* мощная арбалетная стрела с утолщённым древком и массивным наконечником
** почётное звание рыцаря присваивалось королём за особые заслуги независимо от сословия героя без передачи по наследству, а титул шевалье являлся низшей ступенью дворянского сословия и передавался по наследству
*** бароны и шевалье не входили в состав высшей знати



– Мадам, позвольте, мы не знали…,
А Джордж, пусть вспыльчив, всё ж мой друг,
За грубость ту, что Вы познали,
Прошу простить! – И, спрыгнув в круг,
Он к сильной маленькой ручонке
Примкнул губами сквозь усы.
– И сколько ж этой лет, девчонке,
Что как у ангела власы?!
От Бога красота – духовна,
Хотя в любви бывает крах,
Власть красоты для тем безусловна,
Чьи души в родственных мирах!
Какие разные творенья
Она с ушедшею Эдит,
Нет дна гармоний сотворенья,
Прекрасных тайн, что Бог творит! –
Ловя себя на этих мыслях
И, испытав невольный стыд,
Два кошелька с экю, обвислых,
Чтоб дальше не было обид,
Он, срезав, Джорджу дал и даме,
Уставший скачкой от зари:
– Я – Генрих, так хотелось маме  –
Шутливо вставил он. – Мари… –
Она ответила, смутившись,
В слегка «зависшей» тишине,
Но мать ребёнка, возвратившись,
Вскричала птицей в вышине!
И все на том в тот день расстались
И облегчённо шли домой,
Один лишь Джордж, как ни старались
Развеселить – был сам не свой!
– Земная женщина не может
Такою силой обладать,
И верю я, что Бог поможет,
Сей ведьме поделом воздать! –
А герцог так, на всякий случай,
Дал фогту* местному запрос:
– Что за цветок такой колючий,
Как роза, вдруг в Арни пророс?! –



* правитель маленького города




И в тот же день, после обеда,
Держал подробнейший отчёт
От управленца-краеведа,
Арни ведущего учёт:
– Славян восточного народа,
Точнее, Киевской Руси,
Переяславльский воевода
И капитан Иван Русин
Во время страшного набега
Тьмы* Чингиз-ханской злой орды,
Что было хуже летом снега,
Лишь чудом выжил средь беды.
В боях жестоких и кровавых,
В неравных схватках налицо,
Он бил захватчиков неправых
И видел смерть не раз в лицо.
Но было княжество разбито,
И он на левом берегу
Днепра, уже стрелой пробитой
Рукой, давал отпор врагу!
Всё ж на корабль каким-то чудом
С остатком воинства успел
Он дочь Марию с мирным людом
Принять, пока петух не спел!
Под улюлюканье монголов,
Успев от берега отплыть,
В кромешной тьме среди порогов
Он невидимкой мог лишь быть!
А утром тихо по теченью
Он Чёрным морем был объят
Уже без шансов к возвращенью
С отрядом раненых ребят!
Идти назад теченья против
Меж половецких берегов**
 (А их отряд уже напротив!)
Он был, конечно, не готов!



* в следствие ограниченности знаний монголы вели счёт до тысячи, а свыше все числа обобщённо назывались «тьма». События подразумевают нашествие Чингиз-хана на Киевскую Русь в 1223 году
** вся нынешняя территория Украины вдоль Чёрного и Азовского морей (т.н. Северное Причерноморье, принадлежавшее ранее скифам) с 13 века принадлежала половцам




И он, на Бога уповая,
Константинополя* достиг,
Что Византию забывая,
Дал отдохнуть им только миг!
А дальше Средиземным морем
Он плыл на запад наугад –
Был путь сопровождаем горем,
Чинимым множеством преград!
Уже под Корсикой корсары
Вдруг взяли их «на абордаж»,
Но смерть познавших и пожары
Не запугать вошедшим в раж!
И тот агрессор, жертвой ставши,
Что в трюмах золото хранил,
Ценою многих русских павших
Живым надежду сохранил!
И вот, богатые в Марселе,
Продав те оба корабля,
Они во Франции осели
С флоринами* взамен рубля!
Ну, а Русин, геройский, всё же,
В боях здоровье подорвав,
Богатым жизнь свою итожа,
Ушёл, добром её прервав!
Но Поль, свободный горожанин,
Что сердцем овладел Мари,
Происхожденьем не южанин,
С собой привёз её в Арни.
И, чтобы быть его супругой,
(Ведь Бог-Христос у нас един!)
Стать католичкою с натугой
Пришлось ей, и не без седин!
Мари в Арни – Мари той внучка
(В колене, с русскими – шестом)
И, хоть она не белоручка –
Всё ж высока своим родством!
Ну, а дальнейшая известна
История Вам,  суверен! –
– Вот почему она прелестна –
Она же русская, Ален!



* Константинополь, называемый на Руси Царьградом и Вторым Римом, передавшим Руси вместе с православным христианством статус империи, в 14 веке принадлежал крестоносцам, исповедовавшим католицизм, и захватившим его в 1204 году
** устаревшая денежная единица большинства европейских государств




Да, кстати я повелеваю
Закрыть все выходы Арни
Шлагбаумом! Насколько знаю,
С Германии пришли они!
А за побитые угодья
Я заплачу всем по уму
И пир устрою, но поводья
С Арни совсем я не сниму! –
– Как странно борются в нас чувства –
Подумал Генрих: – Что ж сильней,
Азарт на грани безрассудства
Со страстью бешенных коней,
Или смиренье от прозренья,
Что льёт тепло из наших душ?
– Родство вселенского сраженья
Где длань судьбы срывает куш…!




ГЛАВА 7. АРНИ

Но кто сказал, что жизнь в любви ясней?!
Мужская страсть взрывная – импульсивна!
А женщина?! Как всё ранимо в ней…!
Но вместе всё ж душа их не пассивна!
В рождении скрывается конец –
И ад вошел в наш мир от Люцифера,
Но лишь Любовь – Она ведь Сам Творец,
Всегда жива – и лучше нет примера! 
••• 
Охотясь также, но всё чаще
Сеньор селенье навещал,
Его визит с погони в чаще
Теперь всем радость предвещал!
Аббат Франциск, глава костёла,
Обычно сдержанный такой
У алтаря или престола,
Его приветствовал рукой!
Понять аббата было можно,
Ведь прихожанин – суверен
(К тому ж заботлив всевозможно!),
А тут дала ограда крен,
Над кельями дыра на крыше,
Фасады – просто стыд и срам!
И с ним престиж аббатства выше,
Чем держит Арледанский храм!
Толь по душе аббат пришёлся,
Толь монастырь серьёзней всё ж –
Нет повода, или нашёлся,
Но герцога в Арни найдёшь!
Пусть неприятным был тот случай
С охотой, прерванной тогда –
Он вовлечён стезёй кипучей
Свои обстроить города,
С Арни, естественно, всё начав,
Грехов прощения моля,
В душевных муках, но без плача,
За все побитые поля!
В душе мужской бушуют страсти,
И стоит взять лишь зверя след,
Как вновь спешат к нему напасти
И повторяются, как бред!
Охота, исповедь и стройка
Чередовались через день,
И раз в неделю шла попойка,
Где каждый пил, кому не лень!
И как-то раз в разгар той пьянки,
Надев не траурный наряд,
Но в одеянии дворянки
Мари пришла, лаская взгляд!
А Джорж, красавец-соблазнитель,
Вином обиду утопив,
Вдруг женской красоты ценитель,
С трудом на гордость наступив,
Решился спьяну изъясняться,
Но резкий получив отказ,
Забыв, что надо извиняться,
Повержен был и в этот раз!
Привыкший к залповым победам
Герой фиаско потерпел,
Но новый штурм приводит к бедам
И умножает беспредел!
В судьбой разбалованных душах
Гордыня отнимает ум,
И Джордж, к тому ж «сполна откушав»,
Далёкий от глубоких дум,
Вдруг заявляет ей прилюдно:
– Я знаю – ведьма ты, Мари!
Но будешь ты, хоть это трудно,
Моей, или в огне гори! –
Но герцогу, что шёл с цветами,
Сказала дама без прикрас:
– Вы, монсеньор, всегда с хортами,
Но я же здесь в последний раз! –
С тех пор никто её не видел,
По крайней мере на пиру,
Но тот, кто вновь её обидел,
С ней злую продолжал игру,
В толпе рождая наговоры!
А герцог занят был другим –
С Парижским зодчим разговоры
Он вёл, как сделать храм другим!




Костёл довольно заурядный
Всего лишь за год «заблестел»:
Был поднят неф его трёхрядный*,
И ряд химер **крылатых тел,
Пилястры*** вышли в аркбутаны****,
В скульптуры резанный гранит
Заполнил ниши, что как раны
 Костёл от войн былых хранит!
Два шпиля вверх в четыре крабба*****
Цветком люпина расцвели,
А аркбутаны – «ноги краба»,
Что храм в реальный мир ввели!
От фантастического света,
Что в зал стекал сквозь витражи,
Рождалась мысль: – Господь не где-то,
А рядом здесь, и вечно жив! –
И вот уж новость разлетелась
О храме, выстроенном вновь,
А в Арледане захотелось
Такую ж получить любовь!
И предприимчивый епископ,
Уже от Господа Лица,
Отметив герцога с изыском,
Дал титул Доброго Отца!
А герцог, без того не против,
Вновь погрузился в Арледан,
И Джордж, что был всегда напротив,
Мари оставил как тиран!
И так прошло ещё пол года,
Как ветер слух с Арни донёс
От возмущённого народа,
Чей тонкий нюх имеет нос!



* внутреннее пространство храма, состоящее из трёх, объединённых в один, залов, перекрытых арочными конструкциями с опорами в пределах центрального нефа на колонны, а боковых нефов – на колонны и на внешние  стены
** скульптуры мистических существ в готической архитектуре католических храмов, предназначенных, наподобие сфинксов, наблюдающих с кровли, следить и уничтожать тёмные силы, пытающиеся проникнуть в святой храм
*** вертикальные рёбра наружных стен для повышения их устойчивости
**** полуарки, примыкающие торцом к наружным стенам для погашения распорных усилий от арочных перекрытий сооружения
***** декоративные элементы шпилей в готической архитектуре в виде каменных лепестков, размещаемых на (четырёх, в данном случае) гранях скатов шпилей и, напоминающие в целом экзотический цветок




– Да, Джордж-барон провидец всё же,
Пусть не воздержан, но умён!
Ведь только он увидеть может,
Кто Сатаной приобретён! –
– Подумать только лишь, «дворянка»,
Придя из варварской страны!
Небось прабабушка – крестьянка,
Что приплыла среди волны! –
– Спасти ребёнка не терпелось,
Где смерть грозит со всех сторон?
Ей просто крови захотелось,
Поскольку ведьма, прав барон! –
– Не станет женщина средь ночи
В лес одиноко уходить,
И исчезать, да так, что мочи
Нет, чтоб за нею уследить!
Ведя за нею наблюденье
Мы не смыкали зорких глаз –
Она ж в лесу, как привидение,
Вдруг исчезала всякий раз!
Потом три дня не объявлялась,
А появилась, словно смерть,
Никак с чертями нагулялась
И истощала, словно жердь! –
– И уж совсем, что сверх терпенья,
Есть незаконной жизни акт
Со дня людского сотворенья –
Её беременности факт! –
А через время слух доносит:
– Мари уж двойню родила! –
– Рогатых?! –
 – Нет! В пелёнках носит
Таких же, как она бела,
Двух синеглазых ангелочков,
Розовощёких и тугих,
Как отраженье, двух сыночков,
Но не похожих на других! –
– Ты говоришь не объективно,
Она дитя твоё спасла,
И слушать нам тебя противно –
Ты к ней душою приросла!



Изыди, нечисть, и подальше,
И фогт рассудит пусть народ,
Как быть нам с этой ведьмой дальше,
И чей она продолжит род?! –
Но фогт степенный был и мудрый:
– Состава преступленья нет!
Растить двоих есть выбор трудный,
Аббату от меня привет! –
И все к костёлу устремились –
Теперь уже, Мари, держись!
Вокруг аббата так сгрудились,
Как будто их решалась жизнь!
Монах внимал не прерывая,
А каждый хором говорил,
С натуги горло надрывая,
Пока себя не «уморил»!
И вот, когда все стихли страсти,
Он начал тихо, не спеша:
– Пусть у неё свои напасти –
Мари всё ж Божия душа!
Нет скверны уз священных брака –
Я исповедовал её,
Прелюбодеянье, однако,
Есть грех, но мнение моё,
Чтоб смерти избежать угрозы
И жизнь чужую сохранить,
Она заведомо на грозы
Пошла, любви спасая нить!
И вы любовью окружайтесь,
Ведь к детям наш Творец не строг,
«В любви плодитесь, размножайтесь» –
Сказал однажды людям Бог!
Так с миром вы домой ступайте,
Гоните злобу из сердец,
Живя под Богом поступайте,
Как нас тому учил Творец! –
И люд, «не солоно хлебавши»,
Про «беззаконный произвол»
Всей правды так и не узнавши,
Разочарован был и зол!
Ну, а Мари того и надо –
Чтоб был подарен ей покой!
Как мать она безумно рада –
Ведь сын под каждою рукой!
И не могла она представить,
Что сможет снова полюбить,
Но лишь придётся ей отставить
На время шанс супругой быть!
И не в замужестве ведь дело,
А сердце ноет от тоски,
И вместе с ним душа и тело
Почти, что рвутся на куски!
Безумно хочется увидеть
Его, отца её детей,
Но также ей легко предвидеть
Цепь заготовленных смертей!
Нет! Лучше таинства обитель,
Терпенье в жизни – Божий свет!
Так небеса и небожитель
Франциск давали ей совет!
Ну, а пока, что всё сначала
Ей остаётся вспоминать,
Готовить воду и мочало
И двух любимцев пеленать!
Её избранник – мудрый воин,
Владелец тайн и мастерства,
И стал любви её достоин,
Что не лишён был озорства!
В нём, как в ребёнке уживалось
И тонкий такт, и резкий жест,
Ведь сердце чуткое скрывалось,
Страданья пряча, в грудь под крест!
Одной и тою же рукою
Умел он нежно приласкать
И ущипнуть, но булавою
Врагу мог панцирь расплескать!
Всё в нём спонтанно или строго,
Но за людей неся ответ,
Он закрывал врагам дорогу
И выводил своих на свет!
Ходы все тайные в округе
Он досконально изучил
И ей, любимой и подруге,
Секретов знание вручил!
Ещё прапрадед суверена
Знал тайну карстовых пещер,
И все потомки в три колена
Творили, младшему в пример!
Сто лет рождалось это чудо,
Где из Египта мастера
Замысловато и не худо
Создали таинство двора!
Как будто вены Арледана
Ходы все в крепости сошлись,
Но входы в них согласно плана
Со всей округою слились
Так, что найти их невозможно,
А уж тем более врагу –
Своих вводили осторожно
С повязкой глаз, и ни гу-гу!
В холмах вдруг скалы разъезжались,
Лишь знай, где прячется рычаг,
В лесных сторожках открывались
В подвалах люки – думай, враг!
А коль зашёл, ещё не ясно,
Чем обернётся твой визит –
Шагаешь день – и всё напрасно,
И всюду смерть тебе грозит!
Так исчезая из-под носа
У наседающих сельчан,
Взяв факел бережно с подноса,
Мари со мхом совала в чан,
А дальше с кремния кресалом
Осталось выбить лишь искру,
И, проходя подземным залом,
Ловушек смертных знать игру!
Одна из эдаких сторожек,
Примкнувших к скалам средь лесов,
Прикрывши дверкой лишь порожек,
Стальные двери и засов
В подвале тщательно скрывала,
Что открывали сложный зал
Внутри скалы, где покрывала,
Резная мебель и металл,
Скульптур керамика и фрески
Напоминали Кипра храм*,
Резцы в котором и стамески
Узоров скальных свили «шрам»!



* Храм богини любви Афродиты




Под скальным выступом вне взоров
На  недоступной  высоте
Сквозь щели трещинных узоров
Свет проходил по пустоте,
Что вертикальные каналы
Вели системою зеркал –
И вот уж луч, врываясь в залы,
На гладких стенах засверкал!
Как нереально, фантастично
И романтично было там!
Как нам естественно прилично
Любовь всё ставит по местам!
– Не нужен рай – пусть будет милый,
Я растворю его в себе
Души открывшейся вдруг силой,
Что с телом цельна по судьбе! –
Мелькали дни, как крылья птицы,
Сливаясь в дивный чудный сон –
То было счастье без границы
Души и тела в унисон!
В ней воплотившийся любимый
Вдруг начал снова оживать,
Даря восторг неодолимый
Себя почувствовать как мать!
Она несла в себе две жизни,
Обнятых Божьею рукой,
Подобно всей её отчизне,
В которой жизнь текла рекой!
Но жизнь дарить, а, значит – силы,
Что риска стоило троим
Остаться там, внутри могилы,
Врагам готовившейся им!
Однажды вдруг ей стало плохо,
И, потеряв ориентир,
С погасшим факелом, без моха,
Её пленил подземный мир!
Два дня по тёмным подземельям
Ей колесить пришлось без сил,
Где по преданьям и поверьям
Нечистый Дух людей «косил»!
И вот, почти теряя разум,
Мари Марию позвала,
И Божья Мать явилась сразу,
Как света луч – белым-бела!
Свет, разливаясь по пещере,
Теплом три сердца согревал –
И воздаянием по вере
Злых сил деяние сорвал!
Как красота и совершенство
Мари с Мариею сошлись,
Но не как грех и духовенство
Их души мыслями слились!
– Спаси, Мария Пресвятая,
Меня и будущих детей! –
– Спасу, но я всего простая
Посланница Её вестей!
Я только часть Её сиянья
И отраженья красоты,
А помогаю с расстоянья,
Поскольку в том нуждалась ты! –
– Ты с расстояния – какого,
Но что ж тогда я вижу здесь…?!
И не понять с ума любого,
Кто ты на самом деле есть?! –
– Ну, скажем, имя мне Присвета,
А родом я из той страны,
Где соткан мир лучами света,
И где навечно нет войны!
Там люди – ангелы по духу,
С пренебрежением к летам,
Давно забыв про смерть-старуху,
Умеют быть и тут, и там!
Мы миллионы лет доселе
Здесь обитали, как и вы,
Но там, где мы сейчас осели,
Не сможешь ты понять, увы!
Духовный облик наш подобен,
Но не телесный – не беда!
Ведь к небесам нам вход свободен,
А власть над телом – ерунда!
С небесным миром наш сомкнулся
И ваш сомкнётся навсегда,
Лишь только б разум ваш проснулся!
Но полно, ведь с тобой – беда! –
И от её прикосновенья
Над лбом Мари забрезжил свет,
Стал ясен путь для возвращенья!
Но где ж Присвета? – Больше нет!
Всего лишь час прошёл со встречи,
И ей в лицо ударил свет!
Не в грёзах ли те были речи?
О, Солнца мир, тебе привет!
С тех пор с любимым не видались
Уж слишком риск тот был велик,
И опасенья оправдались –
Их враг был очень многолик!
…В прекрасный мир воспоминаний
Мари вошла, как в сладкий сон,
К груди двух ангельских созданий
Прижав, как будто это он!
Она письмо с любовью друга
Прочесть сквозь слёзы не могла –
Лишь строчку «Милая подруга…!»,
И сон детишек берегла!
…Внезапно гарь, а вскоре крики
Её вернули в жёсткий мир –
То смерти демон многоликий
Устроил триумфальный пир!
– Мари, Мари! Открой скорее,
Спаси повторно мне дитя,
Чума, стрелы любой острее,
Пронзила сына, не летя! –
Но, открывая ей поспешно,
Мари пробил холодный пот –
Сквозь дверь спасенье безуспешно,
А в щель дышал кровавый рот!
– Прости, Иветта, я не в силах,
К тому ж я двух младенцев мать,
Чума – не псы, чья смерть на вилах,
Но как ребёнка мне спасать! –
Не долгой их была разлука,
Как оказалось чуть спустя,
Но в ту минуту сердца мука
Мари терзала за дитя!
Селенье всё покрылось дымом,
Стихийно вспыхнувший пожар
Арни рассёк багряным клином
И замыкался в полу-шар!
Аббатский храм, борясь с Нечистым,
Звонил во все колокола,
А сам аббат Франциск речистый
Молчал, недвижен, как скала!
Он наблюдал за исполненьем
Монахов действия в огне
С весьма скрываемым волненьем,
Но знал опасность ту извне!
С курящей серой обходили
Они все улицы Арни,
Больных и слабых выводили
И шли на новые огни!
Никто не знал, взялось откуда,
Под ликом лёгочной чумы
Проклятье это! Словно груда
Безумств расплющила умы!
И снова вспомнили барона,
Что их селенье проклинал!
– Так пусть падёт его корона,
А род его добра не знал…! –
И вместе с тем, харкая кровью,
Народ вдруг падал тут и там,
Терзаем слабостью и болью,
И смертью, шедшей по пятам!
Душевной пытки нет страшнее,
Чем мать и мёртвое дитя!
И может матери важнее
Не жить, вослед ему идя?!
Так дом Мари, огнём объятый,
Спасал хозяйку сколько мог,
Но рок судьбы её, проклятый,
Толкнул на смерть среди дорог!
И там, на площади посёлка,
Она нашла средь тел коня,
Любимца герцога, чья холка
Звала, надеждою маня!
Славян дружины и татары,
Что приросли к коням своим,
Не знали этой Божьей кары,
Как и не знали серный дым!
И, лихорадочно спасая
Двух беззащитных сыновей
Она, собою увлекая,
Звала людей и их детей!
…Но вдруг ей словно сжали горло,
Наружу выступила кровь,
А сердце – как ножом подпёрло
И болью искривило бровь!
И сжалось сердце, понимая,
Всю преждевременность конца,
И эту смерть не принимая,
Душой звала детей отца!
Но ноги резко подкосились,
И ровный плац в глазах поплыл,
Над дымом вороны носились,
И конь внезапно снизу всплыл!
Уже в падении рукою
Дитя направила к коню,
Но смерть, зовущая к покою,
Секла, как древо на корню!
Дитя второе оставалось
В опасной зоне пред конём,
Ну, а Мари, как ни старалась –
Но сын был всё же не на нём!
Она одна лишь в целом мире
Могла понять, где Жан и Жак,
И с криком мысленным в эфире
Всё оставляла с тайной так!
– Прощай, прощай, навек любимый!
Надеюсь, примешь ты дитя,
Мы ж входим в путь необратимый,
К Отцу Всевышнему летя!
Прими, Всевышний, наши души,
Прости мой грех в земной любви,
Любви ж к Тебе я не нарушив
Уже иду, лишь призови! –
•••
Давно Арни исчез, но всё же
Остались хлебные поля
И с ними храм аббатства тоже,
Да обгорелая земля!
Блуждают ветерки над полем,
Лишь помня вихрь былых погонь
И жизнь людей с добром и горем,
И тот невиданный огонь!
С тех пор в округе Арледана
Пошли легенды об Арни,
Хоть много разного «тумана»
И тайн осталось в наши дни!




Так, Джордж-барон попал в немилость,
Хоть не виновен был в том зле,
И с сердцем гордым, что в нём билось,
Погиб под городом Кале*!
А герцог с той поры замкнулся,
И на охоту ни ногой!
Спор с Эдуардом затянулся,
И в целом мир уже другой!
Но главной тайною осталась
Любовь всесильная Мари
(Марии всё ж, как оказалось!) –
Как солнце утренней зари!
Такие чувства предвещают
Нам светлый путь средь серых дней
И также Богу обещают,
Что станем мы похожи с ней!
А в тайне что-то есть от Бога,
Мир – океаны, тайн полны,
И человечества дорога –
Суда со шлейфами волны!



* город почти год мужественно удерживал оборону в осадном положении, но в конце концов был взят англичанами в 1338 году, через год после трагической битвы при городе Креси, хотя в целом сражения продолжались, как в районе г.Кале, так и в пределах северо-западной части Франции, ещё 9 лет до наступления восьмилетнего перемирия. Всего эта изнурительная война длилась 116 лет и закончилась только в 1453 году



ГЛАВА 8. ПАТРИСИЯ

Бог-Все-отец, Бог-Сын, и Он же – Дух Святой –
Мужское «Альфа» бесконечности порога!
Адам – подобие Трёх-Ипостаси той,
Но Женщина – изобретенье Бога!
•••
Свой первый в жизни подводя итог
Сверяю возраст свой с Христом:
– Что сделал я с того, что сделать мог –
И что отвечу я потом?! –
Не зависть пусть – досада за себя
На фоне чьих-то славных дел
Терзает души в нас (что создал Бог любя)
Ещё до покидания тел!
К примеру взять, Карл Пятый Валуа* –
Король, к тому ж ровесник мой,
Но прозван Мудрым, и не за слова –
За тихий нрав и разум свой!
Поруганная Франция давно
Ждала достойного отца,
Чтоб он нутро ей укрепил умно,
И блеск вернул её лица!
Мы думаем – ведь «каждому – своё!»,
Кто наделён – с того и спрос!
Но Бог лишь знает, что же здесь моё –
Не сверх того, чтобы я нёс!
В трудах мы выживаем и творим,
Чтоб в людях свой оставить след,
Но знаем ли, что зла не сотворим
Всем тем, идущим нам вослед?!
А может быть пассивности стезя
Ту ветвь, где гений и святой,
По правилу, «что можно, что нельзя!»,
Нам сохранит…создав застой,
Который общества рождает смерть
С тем гением, что не творит?!
И мы живём, рискуя пусть на треть,
С душой, что поиском горит!



* король Франции с 1364 по 1380 г.г., прославившийся своим гуманным правлением, автор многих удачных реформ внутри страны и реорганизатор армии, что позволило укрепить Францию и вернуть с 1369 по 1374 г.г. территории, отвоёванные у неё Англией



И вот, терзаем тысячами дум,
Себе я душу изъедал:
Что всё-таки мне дали труд и ум,
В сравнении, что Бог мне дал?!
Маркиз* Жан-Жак – наследующий сын,
Один у герцога-отца,
А самый главный титул** лишь один,
Что с риском связан без конца!
Усыновленье, власть и Арледан,
Богатство, ширь земель и вод –
Вот дар судьбы, что щедро Богом дан,
Притом на жизнь, а не на год!
И вот мои заслуги пред Творцом:
Двух факультетов знаний сбор
(опять же «позолоченных» отцом),
Да лишь сомнительный прибор,
Что страшный риск привносит в жизнь мою
И в состояние отца,
Но я пред тем прибором вновь стою,
Не в силах отвернуть лица!
В одну из башен замка я тайком
В лабораторию вхожу,
Хотя тому, кто с тайной не знаком,
И пусть наивно я сужу –
Нет ничего, что остановит взгляд!
Станина, рама, колесо,
А дальше там таких же целый ряд –
Как ветка в зарослях лесов!
Но если, зная, присмотреться вновь,
Заметив золотую ось,
Кольцо живое, словно бьёт в нём кровь….–
Нет!! Только б это не сбылось…!
Опять тайком, наверно в сотый раз,
Я с силою кручу тот круг –
Сначала медленно, и вот как раз
Он обороты взял! Ни вдруг,
Ни постепенно, в общем, никогда
(Ну разве, что сотрётся ось –
Что может быть в ближайшие года)
Ему стоять бы не пришлось!



* наследующий сын до вступления в свои права носил дворянский титул на ранг ниже своего отца
** Имеется в виду титул короля



Часами безотрывно я слежу
За шлейфом движущихся спиц,
В котором иногда и угляжу
Любимой взгляд из-под ресниц!
С тех пор, как я те очи увидал
На юбилее у отца,
Контраста я никак не ожидал
Глаз с белоснежностью лица!
Их чернота манила глубиной,
И в них сгорал любой вопрос –
Огонь, покрытый тайны пеленой,
Что ранить мог, как шип у роз!
Ещё черней, почти до синевы,
Короной свиты две косы
С гранатовым венчаньем головы
И жемчугом, с игрой росы!
Чуть иронична, юна, но умна
И гордо держит профиль свой,
От матери-испанки взяв сполна
Пленила взоры за собой!
Я точно помню текст её письма,
Где с благодарностью к отцу
Мои сомненья тонкостью ума
Умело привела к концу,
Случайно так меня упомянув,
Тактично сделав первый шаг,
Сказала, как бы «камушек метнув»:
– Смелее, я тебе не враг! –
Я думал, что в Болонье всё познал    
В простой доступности девиц,
И лишь теперь впервые осознал
Всю страсть непознанных границ!
Над ней завис духовно чистый свет,
Объятый мудростью гетер,
В котором просто лишь желанья нет,
Но зов земных и высших сфер!
Она манила – чуял я нутром,
Уже не в силах устоять!
Ну, что ж, видать мне счастья пробил гром –
Всё ж, наконец, я смог понять!




Но, правду зная про ее отца,
В ком злоба зависти полна
(Ведь он маркиз, без отчего крыльца*,
Чья власть над дочерью сильна),
Я, как влюбленный сын его врага,
Вопросом мучим без конца:
Как не попасться к дяде «на рога»,
И без участия отца!
И я придумал следующий ход:
(Как будто бы не в курсе дел –
Ведь я в Болоньи учился же не год!)
Когда на троне, мол, сидел,
Сестру свою был очень видеть рад,
Но был бы также рад вдвойне
С супругой дядю (он отцу ведь брат!)
В гостях приветствовать вполне!
Письмо шнурком затянуто, печать
С соцветьем лука на гербе –
И вот посыльный начинает мчать,
Мне обновляя путь в судьбе!
Но, будучи идеей ослеплён,
Проигнорировав отца,
Что был в Париж поездкой отвлечён,
Душой был мучим без конца!
Но я, «коварный» замысел развив,
Держал в душе надежды нить,
Что дядю, приглашеньем удивив,
Прибыть к нам всё ж не убедить!
На счастье всё сбылось, и точно так!
И, получив письмо в ответ,
Отец, с лицом, как мел, читал, но такт
Держал, сказав лишь: – Что за бред?! –
Я мог поклясться – по его лицу
Читал я радость и печаль!
– Мой сын! – Спросил он: – это Вам отцу
Свинью подсунуть так не жаль?! –
– Отец, мне Ваши мысли не ясны.
Что в том преступного, что я
В пылу души открывшейся весны,
Вернувшись в родины края,




* равный титул (в данном случае, герцогу), но фамильный замок передавался по наследству от отца только старшему сыну



По просьбе Вашей, чтоб продолжить род,
Желаю счастье обрести,
Не будет в шоке церковь и народ,
Ведь нет инцеста, Бог, прости?! –
Едва лишь я закончил свой вопрос,
Как тут же подхватил отца!
Я видел – крови часть пошла сквозь нос,
А часть – сошла с его лица!
Я кликнул слуг и уложил его,
А также лекаря позвал,
Который с сумкой, где полно всего,
Собой заполонил весь зал!
И, видя, что отец порозовел,
Решился прочитать ответ,
И с радостью поверить я не смел –
Для встречи нам преграды нет!
В уведомлении маркиза-мать
И дочь Патрисия при ней,
«Дабы родства фундамент не ломать»,
К тому ж на праздник светлых дней,
А именно, на Торжество Святых*
И в честь Усопших, в день второй,
Без дяди (!), что «увяз» в делах своих,
Прибудут позднею порой!
С тех пор отец меня не замечал,
При встрече отводя свой взгляд,
И только молча головой качал –
Моей энергии не рад!
А я горел и ликовал вовсю,
Готовя замок для гостей,
От листьев убирал окрестность всю,
Гоняя слуг в пылу страстей!
И вот в последний вечер октября
Подъёмный мост над рвом лежал,
Вдруг ветер, ткани флагов теребя,
С фанфарным зовом прибежал!
О, Боже Правый, сколько же я ждал!
Весь мир, как золото горел,
И сердце я напрасно убеждал
Остыть, а сам – надеждой грел!



* Торжество Всех Святых – католический праздник, проводимый 1 ноября



Путь в Арледан натянут, как струна,
Меж храмом в центре и мостом!
Яви мне фею, таинства страна,
Под божьим праведным перстом!
Всё…! Вижу первых факелов лучи!
Как сердце мне своё  сдержать,
Что призывает, рвётся и стучит
К любимой, всё забыв, бежать!
Гостям навстречу пара кавалькад
Помчалась с радостным лицом,
А пешие жгли факелы в каскад,
К крыльцу, где ждали мы с отцом!
…И вот во двор въезжает командир
Трубят фанфары – знак вестей,
И, объявляя всем любовь и мир,
Он оглашает нам гостей!
Уже карета, описав дугу,
Подходит точно под крыльцо,
Но я пока увидеть не могу
За шторой милое лицо!
Медвежья шкура брошена к ногам,
И я под дверцею стою,
Чтоб лично взять ладонь высоких дам
И выразить любовь свою!
Но снова удивил меня отец
И, отворяя дверцу сам,
Шепнул: – Уймитесь всё же наконец –
Я встречу и представлю дам! –
И вот маркиза в пышности своей,
Пред мной предстала в первый раз –
Точь-в-точь Патрисия фигурой всей,
С пронзительностью чёрных глаз!
– Мадам, знакомьтесь, это сын Жан-Жак! –
– Сын, Ваша тётушка Инес! –
Потом любезности, доехали, мол, как,
И вот я словно вновь воскрес!
Патрисии бездонные глаза
Да я – и ничего вокруг!
Мир растворился, как в воде слеза,
Замкнувши нас в туманный круг…!
– Жан-Жак, мой сын, очнитесь наконец,
И проводите гостью в дом! –
И вслед за тётушкой, с которой был отец,
Мы шли, счастливые, вдвоём!
– Простите, дамы, двух холостяков,
Коль грубый вкус наш не для вас,
Что стиль покоев может не таков,
И нет изыска всё ж прикрас! –
– Нет, что Вы, всё отлично, монсеньёр! –
– Тогда ждём к ужину мы вас,
Под юных дев тонкоголосый хор,
Что состоится через час!
Какое счастье рядом с ней сидеть
(Я ущипнул себя – не сплю!),
В блаженстве просто на неё смотреть
С сознаньем, что её люблю!
Нет, обожаю! Нет, скорей лечу!
С ней возношусь я к небесам,
И всей душой безмолвно я кричу,
Что в этом счастье я не сам!
В томленье сладком я не сплю всю ночь
И предвкушаю путь с ней в храм,
Молить святых, чтоб мне смогли помочь,
Нас сблизить с ней без лишних драм!
Каким ничтожным видится всё то,
Что я в Болоньи познал,
Как будто в сердце пережил потоп
И мир свой пере-осознал!
Настал день первый, Праздник Всех Святых –
Я неотрывно рядом с ней!
За целый день огонь в душе не стих,
А разгорается сильней!
О, Боже мой, как не сгореть мне в нём,
Дай миг наедине с ней быть!
И я решился в башню, с ней вдвоём,
В лабораторию прибыть!
Пока отец мой с тётей Долорес
Средь роз беседовал в саду*,
Решил я с сердца снять томящий пресс
И всё сказать не на виду!
Я преклонил колено перед ней,
В безумстве ноги ей обняв,
Её ж ладонь на голове моей
Дарила ласку, всё приняв!



* имеется в виду зимний сад, организованный внутри отапливаемого помещения



– Мой милый, сердцем чувствуя тебя,
В твоих глазах мне тайны нет!
Но всё ж я женщина, и ты, любя,
Укрась признанием мой свет! –
– Патрисия, сказать, что я люблю,
Как блеск звезды и Солнца жар
С тем чувством, что во мне, и я молю
Тебя спасти мне этот дар! –
И стоя перед хрупким божеством,      
Всю нежность, что в себе держал,
Я изливал губами с волшебством,
Которым жил я и дышал!
Ладони, шею, губы и глаза
Ласкал я в сладостном бреду
С блаженством тем, что передать нельзя,
С которым, может, в рай войду!
Застыло время – вечность или час
Мы так стояли, слившись с ней!
Как вдруг шаги, вернув в реальность нас,
Остановились у дверей!
Слуга спросил:  – Мой господин Жан-Жак,
Коль здесь Вы, батюшка ждёт Вас! –
– Ступайте, всё в порядке здесь, всё так,
Вот лишь сестра здесь в первый раз!
Ещё чуть-чуть и мы вернёмся к ним,
Лишь покажу ей механизм! –
«Двойник» мой молвил языком моим,
Придав словам тем магнетизм!
– Уж не о том ли механизме речь,
Где золотая ось стоит? –
Патрисия спросила: – Столько свеч –
Работа ночью предстоит?!
Тебе, и ночью, стало быть, тайком,
Но кто, стоящий над тобой?
Кто тот, что с этой тайной не знаком,
Ведёт с изобретеньем бой?! –
Я был сражён, в прицеле чёрных глаз,
Как на ладони я пред ней!
– Зачем тебе? –
– Я не приму отказ!
Без тайны я люблю сильней! –



Как устоять при этом? Я не смог,
И плюс тщеславие взяло!               
И я открыл (спаси меня, мой Бог!)
Всё, что готовило мне зло…!
– Поверить не могу глазам своим,
Меня ты, верно, разыграл,
Смотри, чтоб ты на горе нам двоим
В игру с Нечистым не сыграл! –
Но я, скорей сменивши разговор,
Вернувшись к сладкой теме дня,
Об обручении составив уговор,
Что с подтвержденьем от меня,
С печатью гербовой, конечно же, придёт
Вслед их отъезда через день –
Спешил к отцу, что к ужину зовёт,
Где «ждал» с грибами нас олень!
…Я, окрылённый, следующий день –
Поминовения*, встречал,
За сердцу милой я скользил, как тень,
И ничего не замечал!
Нет, всё же я очнулся у стены,
Где урны с прахом – мать и брат!
И вдруг – глаза отца, что слёз полны,
И искренняя боль утрат!
Я что-то начал понимать, но что –
Не смог домыслить до конца!
В тот миг осуществляемой мечтой
Я отвлечён был от отца!
И вот мы снова с милой у меня –
Объятья, ласки и мечты!
Последний ужин – прямо из огня
Павлины в перьях, как цветы!
Пускай я утром попрощаюсь с ней,
Но неизвестности – конец!
И сердце бьётся в радости сильней,
Ведь ждёт с любимою венец!
С волненьем ночью по дворцу брожу,
Бессонный в сладости удач,
Случайно вдоль покоев прохожу
И вдруг сквозь двери слышу плач!



* День Поминовения Святых – католический праздник, отмечаемый 2 ноября



– Мой милый Генрих, Бог карает нас
За наш великий тайный грех! –
– О да, Инес, я знаю и без Вас,
Но сын и дочь несчастней всех!
Отец! Сейчас! В покоях у Инес –
Меня прошиб холодный пот!
Лишь только я надеждою воскрес,
Как снова страшный поворот!
И я, стремительно уйдя к себе,
В дурных предчувствиях всю ночь
Ходил по залу с мыслью о судьбе
И тайне, что не превозмочь!
И вот уж утро, завтрак в тишине,
Одна Патрисия светла!
Бездонных глаз улыбку дарит мне
Над пышной мрачностью стола!
Отец мой, тётушка Инес и я
Отводим в сторону лицо,
Прощанье сухо, бубенцом звеня,
Карета катит под крыльцо!
– Жан-Жак, тебя я буду вечность ждать! –
Улыбки луч в последний раз,
А дальше милой предстоит познать
Судьбы трагический окрас!
И вот их нет, молчанье, как струна!
Опять отводит взгляд отец,
Печален взор, опущена спина,
И я решаюсь наконец:
– Отец, давно назрел прозренья час,
Нам нужен тайный разговор! –
– Да, мой Жан-Жак, наверно в самый раз
Судьбы услышать приговор! –
И вот мы с ним уже наедине.
– Отец, Патрисия Вам дочь? –
– Да, умный сын, довольны Вы вполне…?!
Я был с Инес всего лишь ночь!
Тогда мы с ней свершили смертный грех,
Но во спасение её!
Мой брат, имея средь девиц успех,
Не мог ей дать дитя своё!
Но он, как муж, бесчестен и жесток –
Во всём супругу обвинял,
Грозя разводом, год лишь дал ей срок,
И всем мольбам её не внял!
Несчастная Инес не знала сна,
Но знала, что ей предстоит –
На родине ждала её война
(Брат брату противостоит)!
Энрике Трастамарский* для Инес,
По матери как сводный брат –
Он жаждал также власти позарез
Без меры силы и затрат,
Как брат его, но сводный по отцу,
Родной Кастилии король
(Жестоким Педро прозван не к лицу,
И был коварен, словно тролль)!
К тому ж мой сводный брат, испанский гранд,
Имел в Севилье перевес,
И приютить её он был бы рад,
Но честь её теряла вес!
А Педро, что супругу удавил,
Не дал бы также жить Инес –
Как брату месть, которого губил,
А он, Энрике, вновь воскрес!
Она сама пришла ко мне в ту ночь –
Я понимал её без слов!
Она красива – устоять невмочь,
И был наш рай до соловьёв!
Чуть свет мы с ней расстались навсегда,
Она ж – спасенье понесла,
И дочь-красавицу в те смутные года
Как радость в жизнь свою внесла! –
– Но, мой отец, ведь я приёмный сын!
Хотя (о Боже!) у стены
Стоял я в кровном горе не один,
Вы тоже были им полны!
Я чувствую, я знаю, где-то здесь
Есть тайна, что гнетёт всех нас!
Отец, прошу, Вы истерзались весь
И рвёте душу мне сейчас! –
– Ваш ум лишь подтверждает мне родство,
Мари была мне так верна
Душой и телом! Что за волшебство
Она дарила мне сполна!



* Энрике Трастамарский вёл затяжную борьбу за трон с переменным успехом со своим сводным братом Педро (прозванным в народе за свою жестокость, коварство и разврат Жестоким), королём Кастилии, правившим ею с 1350 года. В 1369 году ко всеобщему ликованию народа Педро Жестокий погиб в единоборстве с Энрике Трастамарским, занявшим трон Педро




Я думал, что с потерею Эдит
И сердце потерял тогда,
Но память душу вечно бередит,
С Мари их сливши навсегда,
С которой я, воскреснув и прозрев,
Готов пойти был под венец,
Но вовремя одумался, созрев,
Ведь я, к несчастью, был отец
Двух слабых дочерей, что их мужья
Душили завистью своей,
А тут и брат мой не давал житья,
А им – я сам с удачей всей!
Узнай они, чьи дети у Мари –
Не долго было бы вам жить,
У беззащитных дверь лишь отвори –
И много б мне пришлось тужить!
Мари не дали б до венца дойти!
Родство детей – не доказать!
С «блудницей» в паре верного пути
Никто не стал бы признавать!
Но горя не бывает без добра,
И в страшный час, спасённый мной –
Наследник Вы фамильного добра,
И знал лишь Бог, что Вы – родной! –
…Отец всё также тихо говорил,
А мир куда-то уплывал
Сквозь двери тайны, что я отворил,
И лик Патрисии всплывал!
Холодным сердце стало, как металл,
Мне в сумрак душу уводя,
Всю жизнь отца родного я искал,
Но как несчастлив, всё ж найдя!
Любовь у нас – от разных матерей,
Которых наш отец познал,
И рок судьбы, стоявший у дверей,
Нас изначально проклинал!
…Спустя пол дня письмо я отправлял,
Где изливал безумный бред:
Во всём Патрисию безмерно восхвалял,
Но «разность в возрасте, мол, вред,
А по сему придётся переждать
Лишь до взросления её»,
И в прочих глупостях её стал убеждать,
Сливая боль в письмо своё!
•••
Есть мера боли каждого из нас –
В терпенье, с жаждой погасить!
Есть те, кто борется, впадая в транс,
Есть те – кому уже не жить,
Но все, кто жив, над телом держат верх
Душевной силой и умом,
Чтоб избежать самоубийства грех
И с честью стать перед Творцом!
Но, если боль душевна по себе,
И разум утопает в ней,
Не в силах что-то изменить в судьбе,
Хоть будь ты в десять раз умней –
Дай, Боже, силы, принять эту боль,
Как принял небеса Атлант! –
И как ни трудно нам, но эта роль
Есть главный жизненный талант!




ГЛАВА 9. СИТЕ

Бог-Математик, Бог-Художник, Бог-Поэт!
Слова Творца есть цвет идей Его и числа!
Взрывая тьму Он дарит истин свет
И дарит алгебру всей жизни смысла!
Небытием Небытия Им создан  Мир!
А слово «Бытие» свою идею множит!
И жизни хор под звуки Божьих лир
Немая смерть никак не уничтожит!
•••
Неделю я слонялся сам не свой,
Отца не видя и персон,
И в ночь холодную под волчий вой
Увидел я тревожный сон:
Как будто Зевс мне прогремел с небес,
И грянул: – Смерть к тебе бежит!
Верни, чтобы тебя не путал бес,
Всё то, что мне принадлежит! –
Но самым странным было в этом сне,
Что, выйдя голым (!) на крыльцо,
Его я слышал ясно при луне
Сквозь то Небесное Кольцо!
Всю ночь мне снились хворост и помост,
Но будит всех фанфарный рёв!
– Веленьем короля спустите мост,
И дайте путь нам через ров! –
– Что привело вас к нам в столь ранний час
Без извещенья и даров,
Неужто враг опять терзает нас,
И вам понадобился кров?! –
– Да, враг людей бессонно среди нас,
Но, чтоб ему не повезло,
Мы командору короля указ
Вручить должны, изъявши зло! –
Тревогой сердце схвачено моё,
Отец неведеньем объят:
Он – пэр отчизны, любящий её,
Признаньем короля обнят!
Не станет он препятствовать ему,
Позором покрывая род:
– Впустите их, хоть я и не пойму,
С чем точно связан их приход! –

И вот уж два отряда во дворе
И инквизиции пять слуг!
А генерал по утренней поре,
Не приняв герцога услуг,
Лишь честь отдав, но и не подняв глаз
(Два капитана с двух сторон),
Тот королевский зачитал указ,
Что «защищал французский трон»!
В нём отмечался наш достойный род,
Ну и, конечно же, отец,
Которого он ценит, и народ,
«Но сын – обманутый слепец,
Что продал душу дьяволу свою,
Пятная этим честь отца,
Добытую по службе и в бою –
Ушёл от веры и Творца!
Как принял инквизиторский совет:
«Вне веры – против короля!»
Но, чтобы верный получить ответ,
Проверить обыском жилья!
А сына, имя чьё маркиз Жан-Жак,
Что создал дьявольский прибор
(Что есть пока неподтверждённый факт)
В Париж доставить под. надзор!
При этом знатный уважая род,
Об этом требую молчать!
Плыть с почестью теченьем Сены вод!»   
Карл Пятый Валуа! …Печать!
Отец застыл, как столп, держась за грудь,
В глазах – то генерал, то я!
– Мой сын, Жан-Жак, скажите что-нибудь!
О, как мрачна судьба моя! –
Но в том не виноват ни он, ни я,
И как сказать мне обо всём?!
Что всё – пустая церемония,
Но факт причастности – весом!
– Отец, пусть мне не верит целый мир,
Но только верен я Творцу!  –
А слуги ордена от залов и до дыр
Как псы шныряли по дворцу!
И вдруг: – Откройте башню, монсеньор! –
Сказал спокойно генерал.
Патрисия!!! Тот тайный разговор
Ведь кроме нас Господь лишь знал!
…А генерал подходит к колесу,
Где позолоченная ось,
И через час прибор уже несут!
И вот: что снилось – то сбылось!
Как ты могла, Патрисия, предать
И смерти мне желать любя?!
Ведь я ж с любовью, что не передать,
Всего отдал бы за тебя!
…Тревожно суток вечность проплыла
На каравелле среди вод,
И вот меня охрана повела,
Средь ночи, чтоб не знал народ!
Сите! Был королевским остров тот,
Его не видел я, но знал
По пышной пристани и смраду нечистот
Во мгле предутренней узнал!
Сите – зерно, родившее Париж,
Разросшийся по берегам!
Под возгласы команд, взрывая тишь,
Нас всех разводят по местам!
Покои в убранстве, паштет, вино,
И лишь решётка на окне,
Да стража, угрожая, всё равно
Внушали беспокойство мне!
И всё ж, спасибо, что не каземат,
Так думал с грустью я тогда!
Индус Саид сказал бы: – Шейх, Вам мат,
Но не сдавайтесь никогда! –
С тех пор, когда наш нынешний король
В незащищённости Сите
Узрел угрозу (в чём сыграли роль
Брожения в парижской бедноте,
А вскоре и восстание само,
Что возглавлял Этьен Марсель),
Он сил потратил столько, сколько смог,
Чтоб трон свой удалить отсель!
И с этой целью северней Сите
Отстроил три особняка
На берегу (где запахи всё ж те!)
И он решил наверняка
Построить резиденцию свою
(Где русло было, ныне – мель,
Чтоб править там и выстоять в бою) –
Дворец фамильный – Ля Турнель!
А рядом, чуть восточнее дворца,
Туазов в десять* камень встал,
Слив башни в крепость замыслом творца,
Что он Бастилией назвал!
Ну, а Сите с оставшимся дворцом
(Монархов память в шесть веков)
В Париже, с изменившимся лицом,
Стал центром силы и оков!
Палата пэров, генералитет,
Военный госпиталь и склад,
И помещения, где высший свет,
Держали без земных отрад!
Хоть содержали в целом хорошо,
(Бельё крахмально и без дыр) –
Не помнят, чтобы кто-нибудь ещё
Добром ушёл отсюда в мир!
Но самым страшным был истошный крик
Из человеческих утроб,
Особенно тому, кто не привык
Спокойно видеть кровь и гроб!
Страданий чьих-то приглушённый звук   
Над Сены поймою вставал,
И круглосуточно предвестник новых мук
Спать заключённым не давал!
На левом (южном) берегу реки
На фоне солнца в чёрный ряд
Три башни – символ боли и тоски,
Да волны пламенем горят!
На левой башне «подлые» часы
Затишья час «сжимали» в миг,
Но всем пытаемым до утренней росы
Был вечным каждый стрелок сдвиг!
«Серебряная башня», взор маня,
Как трон стояла посреди,
Короны, драгоценности храня
В гранитно-каменной груди
С полнейшим равнодушием к тому,
Что было в третьей из «сестёр»!
Душа их – камень, видно потому
Те башни крик людей не стёр!



* французская мера длины, равная 1.949 м




Но самым грандиозным был собор –
Как два архангела в Сите,
Пытливым взором зрящие в простор
Над миром, грешным в суете!
Сомкнули плечи, чтоб в соборный зал
Нечистый, шарящий окрест,
Не смел пройти! Но кто судьбу связал
С Творцом – входил под шпиль и крест!
Парижской Богоматери Собор!
Мрачна ирония судьбы:
Отсель в дворянстве выйдя на простор –
Сюда ж пришёл в конце борьбы!
Ах, да! О башнях! Правая из них
(Хоть на мгновенье смог забыть!) –
«Подарок» грешникам – «спасая их»
Ад вечный временным сменить!
Простой народ – алхимиков и «ведьм»
Пытали в нижних ярусах,
А я без кандалов (персона ведь!),
Шёл вверх, сквозь этот жуткий страх!
Безмолвно каты, в масках или без,
Совсем спокойно, как в бреду,
Людей кромсали, «коих спутал бес»,
И жгли углями, как в аду!
Сжималось сердце, стыла в жилах кровь
И уши наполнял ожог,
А лестница тянулась вновь и вновь
Наверх, к судье! Но выше – Бог!
С немыслимым кошмаром я предстал
Перед судьёй, судьбу моля:
– Его Преосвященство кардинал
Фернан – поклонник короля! –
Пытливый взгляд пронзителен и остр,
Огнём пылает красный шёлк!
Обычный человек – не монстр!
Взор беспощаден, но – не «волк»!
– Вы, монсеньор, ведь тоже без рогов,
Хоть видеть Вас я здесь не рад,
И Вы, в числе талантливых врагов,
Не ждите от меня наград! –
Как будто мысли он мои читал,
Ловя малейший взгляд и жест!
– О, тех наград, что я внизу видал –
Подальше б мне от этих мест! –
И всё ж ему я благодарен был
За уважение ко мне!
Как жаль, что час судьбы моей пробил
И смертью мне грозит в огне!
– Как жаль, что судьбы наши так сошлись! –
Как эхо вторит кардинал:
– Ведь мы в Болоньи возносились ввысь
В мечтах студенческих! Я знал
Жан-Жака, мастера турнирных битв,
Но с Алигьери слыша спор,
Я понял – этот точно будет бит,
Но мной – не знал до этих пор!
Я, к сожаленью, уничтожу Вас,
И да поможет мне закон,
И Господа звучащий в сердце глас,
Ведь мир хранить взывает Он! –
И вдруг, прервав беседу, приказал
Монахам удалиться прочь.
– Так вот, Вас обезврежу, я сказал,
Чтоб человечеству помочь!
Для Вас мы все губители идей,
Но мы лишь отсеваем зло
Среди открытий, добрых для людей,
Но с этим Вам не повезло!
Весь этот сброд, что в пыточной кричит,
Всё зло с собою унесёт,
Но Вы страшней – прибор хоть и молчит, 
Но много горя принесёт!
Враг человеческий весьма хитёр,
С благим нам видом зло даёт –
Париж над поймой крылья распростёр,
Но гадость по реке плывёт!
А что здесь будет лет через пятьсот?!
Угарный дым покроет мир,
И Дьявол много нового внесёт,
Нас всех ведя на смертный пир!
Баллисты, арбалеты, порох, яд,
Но Ваш прибор их превзойдёт –
И колесниц бронированный ряд,
Огнём рыгая сам пойдёт!
Нечистый Вас тщеславьем обольстил,
Я ж должен зло остановить! –
– Простите, что из виду упустил
И позабыл оповестить…!
Я, Ваше, в том, Святейшество, как раз
Поклясться на кресте готов,
Что я Христу молился всякий раз
Дать благо мне в конце трудов! –
– Христа молить, войдя в обитель зла
Средь алхимической пыли,
Не приняв ни наследство, ни дела?!
Вы знали всё, на что Вы шли! –
– Ну хорошо, убьёте Вы меня
И всех, кто мыслит на земле,
Оставив жить при помощи огня
Народ, подобный серой мгле! –
– Народ, как виноградная лоза,
Обрежь ростки – и вновь идут!
А гении, как в засуху гроза
С дождём, случайны там и тут!
От Бога дар – наследство ни при чём,
Тому античность всем пример:
Великие идут к плечу-плечо –
С «верхов» – Платон, с «низов» – Гомер! –
–  Но выбор с поиском нам дал Творец
С призывом совершенным стать! –
– Но как Господь, Небесный наш Отец,
Чтоб было с чем пред ним предстать!
Не всё, что ново, к нам пришло с небес,
Моя ж задача оградить
От злых открытий, что подсунет бес,
Те, что в любви помогут жить! –
– Да, но позвольте все же мне спросить,
Станок печатный – тоже зло,
Ведь книга может знание носить,
Что даст отнюдь не богослов?!
А танцы – воплощенье красоты
И граций дамских на балу,
Но страха и душевной пустоты
От трясок ведьм, как на колу?!
Добро и зло, и знанье – среди них,
А человек меж тех путей,
И нет открытий добрых или злых,
А есть лишь помыслы людей!
И жить кому – решает только Бог,
Но кое-кто вошёл в ту роль! –
– Но я лишь страж среди людских дорог
А сверху Бог мой и король! –
– Да ведь и римляне, что христиан
Травили с чувством правоты,
Подобно Вам кострами жгли мирян,
Ища «рога» в них и «хвосты»! –
– Ну, что ж, на то и бой добра и зла,
Как продолжение войны –
Борьба, что в нашу жизнь она внесла
Ещё с паденья Сатаны! –
– А может бой Ваш всё же зла с добром?
Вы косите с осотом рожь,
А Бог призвал не делать злу разгром,
Коль невиновного убьёшь! –
– Так, всё, довольно! Я устал от Вас!
Вердикт «Виновен» – справедлив!
И королю я изложу сейчас
Факт преступленья и мотив! 
Но коль решитесь двигаться Вы вспять
При добром нраве короля,
Донос я дяди не смогу замять,
Ведь слухом полниться земля! –
Так это дядя!!! Всё же – не она!!!
И это – радость для меня!
Я ощутил, как тёплая волна
Прошла впервые за два дня!
Ну, что ж, «Иуда», ждал ты денег треть*,
А душу продал ни за клок!
Я даже это смог предусмотреть,
И под конец натешусь впрок!
– Очнитесь, монсеньор, у Вас есть час,
Ведь до решения суда
У Вас свидание – и ждёт сейчас
Родня, что прибыла сюда!
Вас проведут в отдельный кабинет,
Не здесь, конечно – на Сите,
Но под конвоем! Поцелуям – нет!
Рукопожатия – и те…! –
Спасибо, Боже, мне за этот дар –
Я палача готов обнять!
Но кто же, кто?! – бушует в сердце жар,
Что так стучит во мне опять!



* Имущество осуждённого еретика подвергалось конфискации и передавалось как вознаграждение: треть – королю, треть – инквизитору и треть – доносчику



Я вне событий! Времени я вне!
Я вне себя – настолько рад!
Родня! Но кто же помнит обо мне?!
…Мелькает зданий целый ряд,
Прохожих встречных насторожен взор –
И вот я вновь внутри Сите!
Со мною вместе входит в зал дозор!
О, Боже – трое! И всё те:
Отец, Патрисия – сестра, Инес!
В их взгляде радость, грусть и боль!
А я, как будто умер и воскрес,
Будь славен, Бог мой и король!
Раскрыв объятия шагнул я к ним,
Но между нами вдруг встаёт,
Как ангел – стражник, шлем его, как нимб,
И сжать объятья не даёт!
Мы за столом! Молчанье – только взгляд!
И вдруг Патрисия, всхлипнув:
– Я трое суток не спала подряд
На то письмо твоё взглянув!
Я поняла ошибочно тогда
Что ты решил меня предать,
И ужас от сознанья «Никогда!»
Жёг сердце, что не передать!
Я думала (прибор тому виной),
Ты от меня отводишь риск!
А мой отец, что наблюдал за мной,
Коварно выпытал про диск!
Доверившись ему раскрылась я,
Ища в нём мудрость и совет,
А он лишь к брату ненависть тая,
Всех предал – вот всему ответ!
Отныне он мне больше не отец,
Ни телом-кровью, ни душой!
И тайна жизни вскрыта наконец –
Любви прекрасной и большой!
Мы по отцу родные брат с сестрой,
Но страсть от разных матерей
Противна Богу – дьявольской игрой
Любовь у адовых дверей!
И всё же у меня прекрасный брат,
Спасибо, Господи, Тебе!
Любите Бога в горе во сто крат,
Чем те, кто счастлив по судьбе! –
И подступивший к горлу вдруг комок
Её признание прервал!
Но тут Инес продолжила: – Сынок!
Вы, как родной мне! Кто же знал,
Что он дойдёт до подлости такой?!
Ему от гнева в страстный час
Я излила презрительной рекой
Всю правду, чем горда сейчас!
Мы, женщины, большие мастера
Платить сторицей подлецам,
Униженный он бродит до утра,
И с тем уйдёт он к праотцам!
В истошной злобе он не в силах мстить –
Нет доказательств у него,
Но он изгнал нас! Мы же погостить
Пришли к отцу после всего…
К родному и любимому отцу,
Развод же даст мне Ватикан! –
– Нет! Вы пришли к родимому крыльцу,
Вам замок мной от Бога дан! –
Нарушил вдруг молчание отец:
– Живите, места хватит всем!
А брат, пусть он законченный подлец,
Всё ж не опасен мне совсем!
Я дам вам всё, что в силах буду дать,
Другое дело – наш Жан-Жак!
О, сын родной, коль мог бы я отдать
Себя всего за Вас, но как?!
Улыбка Ваша! Сколько ж сил у Вас?!
Нет, Вы не сломлены отнюдь! –
– О, мой отец, скажу Вам без прикрас,
Мне очень горько – вот в чём суть!
Но я, стоящий на краю судьбы,
Смешно и трогательно рад –
Вы, жизнь проживший, полную борьбы,
И огорчений, и отрад,
Любовь познали трёх прекрасных дам,
Вам страсть даривших и детей!
И я ж сыновью Вам любовь отдам,
Кто жизнь мне спас среди смертей!
Мне жаль лишь только, что моя любовь…
О нет, боюсь сказать не то! –
И тут Патрисия очнулась вновь –
«Джинн» в горностаевом манто!:
– Не смей, мой брат, так говорить о ней!
Она прекрасна и светла!
В душе любовь моя к тебе сильней,
И не сгорит она дотла!
Чиста я телом, и мне лучше знать!
Душа проходит сквозь миры,
И, может там, на небесах, как знать
(Мы здесь условны до поры!),
Но там, в лучах божественной любви
Возможно души мы сольём,
Где я явлюсь к тебе, лишь позови –
И в вечность вместе мы пойдём!
Земная страсть – лишь приложенье к ней,
И мы её в себе растим
Род продлевать, но держим, как коней,
И, подавляя, не грустим,
Когда в том проявлении смысла нет,
Кровосмешением греша!
Страсть угасает в нас с теченьем лет,
Любовь же вечна, как душа! –
Патрисия! Так искренна она!
Но всё ж дрожат её глаза,
И боль, которой вся она полна,
Лишь выдаёт её слеза!
Какая всё же у меня сестра –
Я рад счастливым умереть!
Как мучился в сомненьях я с утра,
Как легче стал на всё смотреть!
– Мой сын, Жан-Жак! – Промолвил вновь отец:
– За Вас я жизнью рисковал!
Мечтал счастливо встретить свой конец,
Учил в Болоньи – тосковал!
Вас наставлял я честью дорожить,
И верю – Вы меня умней!
Скажите только, стоило ль так жить,
Чтобы дожить до этих дней?! –
– Как Вам сказать, отец – я не решал,
Что среди жизненных дорог
Ценней! И жил я просто, как дышал,
Вдыхая грудью, сколько мог!
Пусть грешен я, но жажда познавать
От Бога каждому дана,
И только Он способен узнавать,
Была ль душа ему верна!
Но Вам, как перед Богом, я скажу
От всей души своей и жил,
Быть может тем я Небо заслужу,
Что я неравнодушным жил! –
И сам, глотнув знакомый всем комок,
Уже спокойно продолжал:
– Отец, последней волей (близок срок!)
Я всем вам счастья пожелал!
И буду рад, смотря на вас с небес,
Коль узаконит Ватикан
Мне – сердцу милый брак отца с Инес,
Сестре же – замок-великан! –
И тут начальник стражи, словно гром:
– Всё! Время кончилось, пора…! –
И мы в реальность входим вновь с трудом,
Что давит душу, как гора!
Отец ладонями мои накрыл
И дамы накрест с двух боков:
– Бог нами, как крестом тебя укрыл,
Чтобы избавить от оков! –




ГЛАВА 10. ВОЗНЕСЕНИЕ

Логична Жизнь! Но Абсолютное Ничто
Как суть – абсурдно! Нет «Ничто» без Абсолюта!
Слова как мысль, как Логос утверждают то,
Что есть Творец, дающий жизнь кому-то!
•••
Я, вспоминая всё, не спал всю ночь
Пред окончательным судом,
Но сам король не в силах был помочь,
Ведь кардинал (с большим трудом),
Активно убеждая главный суд,
Меня анафеме предал!
Ну, что ж, Фернан, твой не напрасен труд –
Ты Богу верность не предал!
Тебя прощаю я – ты честен был,
Но душу не прочёл мою,
С ней ты о милосердии забыл –
Я ж ею Бога воспою!
Но всё ж и милосердия чуть-чуть
Карл Пятый вставил в приговор:
«Рассматривая обвиненья суть,
Не установлен договор
С Нечистым Обвиняемого в том,
Что ради славы и богатств
(Сверженья трона короля притом)
В составе сатанинских братств
Свою он  душу продал на века!
При этом уважая род,
Чья честь и знатность велика,
Которых знает весь народ,
Внимая подсудимого словам,
Что он не прекращал просить
Христа послать успех его делам
(Не ясным всё ж!) – постановить:
Итог «Подвергнуть казни» – заменить
На «Испытание огнём»!
И коль Господь захочет сохранить
Его – то благодать на нём!
А до того момента не включать
Вердикт в официальный мир,
И о самой анафеме молчать!»
– Согласны, пэры? –
– Да, О' Сир! –
– А Вам до испытанья, монсеньор
(Ведь не известен результат),
Последнее желанье, но не в спор,
Чтоб всё исполнить в аккурат! –
– Спасибо, Сир, пусть Вам воздаст Творец
За этот благородный жест!
А я ж хотел бы осмотреть дворец,
Нет, весь большой Париж окрест! –
На что король под пэров тихий гул
Ответил хитро и умно:
– В своём желании маркиз «загнул»,
Но Мы исполним всё равно!
Начальник стражи, поручаю Вам
«Взвалить на плечи этот крест» –
Взойдите на Бастилию и там
Париж откроется окрест!
Ещё, маркиз, одно свиданье Вам,
Последнее! И дай Вам Бог
Удачи!
… Видя вновь отца и дам,
Я об одном просить лишь мог –
Коль хватит мужества хоть одному
Смотреть, как я в огне горю –
Он сил придаст в тот миг, и потому
Заранее благодарю…!
…Окаменели все – они и я,
Глаза Патрисии – как крик
Отчаяния защитить меня!
Отец подавленно поник…,
Лишь тётушка Инес, скрывая боль,
Пыталась улыбнуться мне,
Сыграв прощально доброй феи роль –
Как уходящий луч в окне!
…Разняв нас тихо стража повела
Меня на город посмотреть,
Чтоб завершить судебные дела
Мои – идущего на смерть!
…Опять один – молчу… И всё же коль
Я не смогу держать уста,
То буду сквозь чудовищную боль
Кричащим оглашать Христа!



Так в мысли с Ним уйду я в мир иной!
И все увидят – я не ныл!
Забудет свет телесный облик мой,
Но скажет: – Честь он сохранил!
Пусть я не йог индийский, не святой,
И мне не устоять в огне,
Но был же вор*! И, может, с мыслью той
Вдруг благодать придёт ко мне?!
Не зря ж король от Бога дал мне шанс
И с ним надежду подарил,
Чтоб пылкой верой, иль впадая в транс,
Я смертью смерть бы победил! –
И с этой мыслью легче на душе!
И вот – Бастилия внизу,
И кажется, что я лечу уже,
И вижу город сквозь слезу!
Пусть это мой последний вечер, пусть!
Тепло родных моих – во мне!
Так пусть Париж развеет в сердце грусть
В закате дня, и при луне!
Так ангелам он видится с небес,
Такой земной и неземной!
Как будто сказочный волшебный лес
Из камня вырос подо мной!
И только Нотр-Дам – «двойной утёс»
Над всем Парижем и землёй
Со шпилем сквозь закат пророс,      
Обнятый Сеной, как петлёй,
Стоящий над людьми и сущим всем!
И вижу чуть восточнее Сите
Коров церковных, крохотных совсем,
На Сен-Луи, как на плите!
Тот остров-брат с пожухлою травой
(Мостом, как пуповиной слит
С Сите и храмом, и домов канвой)
Имел бы безобидный вид,
Когда б ни башни мрачные за ним
На дальнем, левом берегу!
Вот колокол! И ветром звук гоним
От храма слышать я могу!



* Имеется в виду, так называемый, Мудрый Вор, распятый рядом с Иисусом Христом и прощённый Богом вследствие его (вора) раскаяния в последние минуты жизни



Двуглавый Нотр-Дам и два холма
Вдали – Монруж и Монпарнас,
Как два крыла у храма, что весьма
Зимой прелестны без прикрас!
Но и направо, сзади от меня,
Такой же чудный холм – Монмартр,
И золотом залит в закате дня!
А между ними, как театр,
От поймы Сены и до склонов их
Трёх-четырёхэтажный Он –
Его Величество Париж, как стих,
Что эхом входит в каждый склон!
Жаль только, королевский Ля Турнель
Мне против солнца не видать,
Но рассмотрю и при луне отсель!
Какая Божья благодать!
А люди видятся, как муравьи!
Средь трещин уличных снуют,
Не зная всё ж, как велики они –
Бескрайний мир в себе несут!
Как относителен весь Божий мир!
Кто эти люди, что со мной?!
Они готовы мне устроить пир
На этой башне под луной,
Но утром поведут на эшафот!
Так, что ж такое Человек?!
В чём он нуждается, набив свой рот,
С добром и злом живя свой век?!
Как относителен под Богом мир,
Им созданный из Ничего!
Добро и Зло – земля в них и эфир,
И много прочего всего!
Есть наказанья разные в аду,
А, значит, след добра есть там!
В раю все тоже не в одном ряду –
Грехи всё ставят по местам!
Добро и Зло, а вместе – лишь Ничто, 
Всё относительно опять!
Господь создал борьбу стихий, но что
Ведёт нас всех вперёд и вспять?!
Не будь гордыни – не было бы Зла,
И к совершенству вёл бы спор,
Совсем иной бы та борьба была,
И мирным был бы разговор!
Идущая и Спящая Стезя –
Как Бытие с Небытием,
И битву эту проиграть нельзя –
Любовь Творца стоит над всем
И Ею наполняет весь наш мир!
Но, что же есть Любовь тогда?!
Не только нежность в сладких звуках лир –
Но то, что движет нас всегда?!
Любовь есть Разум – осознанье чувств,
А Разум – не застывший, Он!
И Дух Святой, Его питает с уст –
И вот Он в Жизнь преображён!
Так, что же есть Любовь?! Да Сам Творец!
Со всем, что будет и, что есть!
А кто же Человек тогда? – Слепец!
Чего не знает он – не счесть!
У Бога Абсолютная Любовь –
Лишь Он из Ничего творит!
Он держит Мир легко, не хмуря бровь,
И Духом пламенно горит!
Возможно Человек узнает, что
Он тайну ангелов постиг –
Сквозь бесконечность тропками Ничто
Вдруг станет проникать за миг!
А это значит, что Ничто сильней,
Чем нас лелеющий эфир!
И всё ж Любовь Творца! Мы вечно с ней,
Мы вечны в Ней, и вечен Мир!
Но кто ж ты, Человек-младенец, кто?!
Ты, вечно Бога теребя,
Предмет Любви с тревогою, и что –
Какая польза от тебя?!
Ведь мог же Бог с потребностью Любви
Других Богов Себе создать,
Но копия скучна, как ни зови,
Ну, а Иных – лишь Мир раздать!
И даже, если б изначальный Мир
Святого Инобытия
Богами наполнял бы весь эфир,
То был бы слит как Мы и Я,
А вместе – Триединый наш Творец!
Наш Мощный и Всесильный Бог!
Но Бог не в силе – в правде, наконец,
Нет ничего, чтоб Он не смог!
И, если правде посмотреть в глаза,
То мог Себе ль Он сотворить
Секрет, который разгадать нельзя,
Что будет в Нём расти и жить?!
Расти и увеличивать Любовь,
Ему даримую в ответ,
Что облик свой меняет вновь и вновь –
Ведь ничего прекрасней нет!
Всё относительно и у Творца:
Самодостаточность, и всё ж –
Любовь! Переполняет без конца –
И ты, предмет Ее, живёшь!
И коль был прав тот астроном – наш мир
Есть шар, летящий в пустоте –
Другие же несут, пронзив эфир,
Иных – и Божьи дети те!
К свободе выбора подарен мир,
И среди множества путей
Всевышний – лоцман, ты же – командир
На каждый миг судьбы своей!
Есть только выбор, но неясен путь –
Непредсказуем наш Творец,
И с выбранных ошибок не свернуть!
Опять же, Человек – слепец!
И, если суждено сгореть в огне –
В воде тому не утонуть,
Но, Боже мой, прошу, дай шанс и мне,
С тропы безжалостной свернуть!
Я так устал,  свой подавляя страх!
– Эй, стража, Вы приятны мне!
Мы все замёрзли, словно в шторм во льдах,
Идёмте ж, выпьем при луне! –
– Спасибо, монсеньёр, Сите Вас ждёт,
Король наш добр, и щедр он к Вам!
За испытание, что к Вам идёт
И приведёт Вас к Небесам
Готовы мы поднять с вином бокал,
Но лишь один, и с мыслью той,
Что Вы, как воин приняли накал
Судьбы жестокой, непростой! –
Пол ночи я кутил, но не пьянел
И близких видел пред собой!
Чем ближе утро – тем я меньше смел,
И в том поймёт меня любой!
Вторые сутки я не знаю сна!
О, если б мог я снова жить,
То каждый миг бы смаковал сполна
И никогда б не стал тужить!
Вторые сутки – и усталость всё ж
Берёт уже над телом верх…
Ну что ж, Жан-Жак, ты скоро «отдохнёшь»,
Но в том не будет твой успех…!
…Вдруг как-то странно время «поплыло»
И замерло…И в тот же миг
В застывшей мгле сиянье ожило,
Я смысл которого постиг:
Оно дышало теплотой Небес
И излучало добрый свет,
И знал я – это Ангел, а не бес,
Мне посылает свой привет!
А вот и лик его передо мной –
Да это ж мой «печальный друг»!!
Но нет…! Сиял, как солнце он весной,
Лишь озаряя всё вокруг…!
Приветствуя меня, подняв ладонь,
Он молвил:
– Здравствуй, брат Жан-Жак!
Ты спас меня, ведь я, пройдя огонь,
Прощён уже – не просто так…!
Ты, помня наставление моё,
Пусть даже неосознанно, но всё ж,
Явил для всех творение своё,
И тоже к Небесам придёшь! –
– Так это был не сон! – Воскликнул я.
– И всё ж мне легче от того,
Что в муках кончится судьба моя
Пусть ради друга моего…! –
– Жан-Жак, ведь не о нашей жизни речь –
А что оставим мы потом,
У воина глава слетает с плеч,
Но Мир спасается при том!
К тому ж Архангел строго запретил
Коварством обольщать тебя,
А в трудный час – спасать что было сил,
С душой открытой и любя!



Так помни, друг, с тобою рядом я…! –
И время снова потекло,
Ушло виденье с трелью соловья,
Оставив грустное тепло…
Очнувшись стража бдит вокруг меня,
Уж проявляется рассвет –
Предшественник жестокого огня –
И храбрость вся идёт на нет!
Но всё ж на сердце сжавшее «Пора!»
Нашёл я силы не вздрогнуть!
Вся ночь, как миг, промчалась до утра,
И вот он – мой последний путь!
…Мост, левый берег, мимо башни «злой»
Меня к окраине ведут!
И первый снег, как саван – тонкий слой,
И чёрный след – туда, где ждут!
На узкой улице среди домов
Вдруг то ли плац, то ли пустырь,
Вдали Монруж со шлейфами дымов,
И нищий воет, как упырь!
Толпа народа, гул – не спится ж им!
Мне всё знакомо наперёд!
Ступени, эшафот, сливаясь с ним
К столбу прикован – взвыл народ!
Одна старушка – добрые глаза,
Подкинув веточку в дрова,
Перекрестила – на глазах слеза,
Но «инквизиция – права»!
Какие разные глаза людей,
Но всех роднит один порыв!
И здесь: Фернан и я – борьба идей,
А люди – наш «финальный взрыв»!
А вот и сам он, мой идейный враг –
«Поправка в заповедь: «Убий!»,
Но уничтожить – не победный шаг,
Как ты в фанфары ни труби!
Он что-то произносит не спеша,
То чинно-громко, то под нос,
А я лишь слышу, как моя душа
Кричит: Христос! Христос! Христос!
И вдруг я вижу черные глаза
Меня напротив, за толпой!
И в целом мире спутать их нельзя,
И не увидит лишь слепой!
Патрисия, любимая моя!
Сестра по крови, ангел мой!
Ты всё-таки пришла – так счастлив я!
Ты боль пришла делить со мной,
Что может только женская любовь!
И я могу отца понять,
Ведь я дитя его, родная кровь,
Чью смерть не в силах он принять!
Как бесконечна боль в её глазах,
Мы словно душами слились!
А вот и пламя – флогистона взмах,
И дым столбом уходит ввысь!
Дома, как будто стали оплывать –
Через минуту я уйду,
И почему-то мне совсем плевать,
В раю я буду, иль в аду!
Моё сознанье стало уплывать –
Угарный газ идёт сквозь нос,
Мне б только сил хватило громко звать:
Христос! Христос! Христос! Христос!
Уже бушует пламя  –  скрылся мир!
Но, что такое? Не пойму!
Как будто заключил с огнём я мир –
И не горю! Но почему?!
Какая-то незримая стена
Меня закрыла от всего!
Ну, что ж, Фернан, пока ещё война
Не чтит триумфа твоего!
И вдруг я чувствую, как спала цепь,
И я взлетаю над огнём –
Оцепенел народ! Долой зацеп!
Огонь внизу, а я – на нём!
Патрисии живой прекрасный лик –
Испуг в нём, радость и восторг!
И, возносясь, в земной последний миг,
Что было силы я исторг:
– Прощай, Патрисия! Прощай, Земля!
Будь славен, Бог наш – Иисус! –
И вот – внизу дубы и тополя, 
И ветер пробую на вкус!
Я чую – небеса меня влекут,
Хоть я не птица и не дух,
Но я лечу и знаю – сверху ждут,
И слышу голос не на слух!
Кричала с телом вся душа моя:
– Спасибо, Господи, я жив!!
И жажда жить неодолимая
Явилась, ужас пережив!
Взлетая выше, поднял я лицо
(Как будто кто предупредил!)
Ах, вот оно, Небесное Кольцо –
Широкий нимб, в который я входил…!!!

КОНЕЦ ПЕРВОЙ ЧАСТИ




СОДЕРЖАНИЕ
Стр.

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ..……………………………………………………………….1

Предисловие……………………………………………………………………..2

Глава 1. Искатель……………………………………….….……………..……..5

Глава 2. Изобретатель…….…………………………………….……….……..16

Глава 3. Вечный двигатель………………………………….…….……………26

Глава 4. Сказание о единстве…………………………………….…..…….…..37

Глава 5. Благородный трофей………………………………….….…………...49

Глава 6. Мария…………………………….…………………………………….60

Глава 7. Арни………………………………………….………………….……..72

Глава 8. Патрисия…………………………………………………….………….85

Глава 9. Сите……………………….……………………………….……………98

Глава 10. Вознесение………………………………………………….………..110


Содержание……………………………………………………………………..120