Из переписки Плиния Младшего с Траяном

I

Он целый день расследовал донос.
Вернулся из претория под вечер.
Ковер небесный пламенел от звезд —
Загадочен, торжественен и вечен …

«Как мало боги дали нам ума!..
Ведь даже ты, Цецилий Секунд Плиний,
В делах земных невежествен весьма.
А быть судьей поставлен тут над ними.

Взять вот, хотя бы, этих дьяконисс,
Которых нынче долго так пытали.
Ну, что плохого в суеверье их?..
От нашего отлично — лишь в деталях.

Ты отпустил их, не найдя вины,
Прервав солдат жестокое усердье,
К ним проявив простое милосердье.
Но так ли власти поступать должны?..

А как их встретили их темные друзья!..
Как бережно им омывали раны!
Как будто, все они — единая семья.
Нет, что-то доброе есть даже в христианах ...

«В несчастье обретете вы друзей», —
Писал когда-то ветреный Овидий …
Заполнен до краев наш каждый день,
Но все сложи их, — что же мы увидим?..

Увидим, — до чего они пусты!..».
В саду трещали звонкие цикады.
Легат достал папируса листы,
И засветил еще одну лампаду ...

II

«Мой Цезарь! Раз Вифинию и Понт
Доверил моему ты попеченью,
Поддерживать я должен тут закон,
Преследовать зловредные ученья.

Нашел я, что народ тут развращен,
Что на пути он к злому заблужденью, —
Не чтит богов, обряды и закон
К великому, конечно, сожаленью!..

Пустеют храмы. Статуи богов
Покрылись пылью, патиною плотной.
Не возжигают жертвенных костров.
Не покупают жертвенных животных ...

Конечно, я был этому не рад.
Предпринял я решительные меры.
Дела теперь пошли уже на лад —
Повсюду вижу возрожденье веры.

Мой Цезарь, я давно уже привык
Писать к тебе при всяком затрудненье.
Мудрее ты и самых умных книг.
И вот опять мне нужно наставленье.

Ты знаешь о заразе христиан.
Зловреднейшее это суеверье
Проникло к нам из самых диких стран
И поразило грады и селенья.

В великом множестве принял его народ —
Всех возрастов, доходов и сословий! —
Судебных дел у нас — невпроворот.
Толпа их всюду гонит и злословит.

И не проходит, кажется, ни дня,
Чтоб мне на них не сыпались доносы.
Какие меры должен я принять?
И применять ли пытки на допросах?

И как я должен с ними поступать?
Казнить ли их за самое лишь имя?
Раскаявшихся можно ль отпускать,
Иль нет различия меж теми и другими?..

Обыкновенно поступаю так:
Я спрашиваю дважды их и трижды.
Упорных распинаю на крестах,
Отрекшимся тотчас дарую жизни.

Тех, кто прочтет воззвание к богам,
Свершит им возлиянье и куренье,
Кто проклянет торжественно Христа,
Почтив при том твое изображенье,

Я отпускаю, ибо это все
Не может он свершить христианином.
Тем более, что если тот осел
Окажется и римским гражданином.

Но с остальными как, скажи мне, быть, —
Которые ушли от этой веры,
И навсегда смогли уже забыть
Христа ученье, сказки и химеры?..

Они поведали, что прежде тут и там
Сходились тайно в ночь перед рассветом,
И, словно бога, славили Христа,
Давали клятвы разные, обеты …

Но клятвы те невинные вполне —
Не для преступного какого-то деянья.
И как себя вести с такими мне?
Какое назначать им наказанье?..

Храним мы веру предков испокон —
Не им же нас учить еще, бродягам!..
Закон наш римский, может, и суров,
Но он закон!.. И дан же им во благо!

Мой Цезарь!.. Прикажи своим гонцам,
Чтоб те с твоим не медлили посланьем.
Хвала Юпитеру, что нам тебя послал!
Я жду твоих дальнейших указаний».

III

Письмо с гонцом от Плиния ушло.
И долго ожидание не длилось.
Три месяца еще и не прошло,
Как он прочел от Цезаря папирус.

«Любезный Секунд! Вот что я нашел,
Обдумав твое спешное посланье.
Ты, в целом, поступаешь хорошо,
Казня за принадлежность к христианам.

Но общих правил никаких тут нет.
Так, если кто отрекся без сомненья,
Не принуждай ты их держать ответ
За прошлое от веры отступленье.

К их розыску не принимай ты мер.
И не внимай доносам анонимным.
Не стоит подавать дурной пример.
И духу времени уж все это противно.

Будь здравым, Секунд! Помни обо мне.
Мы воевать теперь идем к парфянам.
И если что случится на войне, —
Власть перейдет, должно быть, к Адриану».

17-18 апреля 2017