объяснения

отчаянный танец на обломках косоглазых дрезин, с колотящим стуком бегущих по рельсам ввысь, где рубин и сладость восхода в каждом вдохе, где меткая яркость моих собственных пламенных вер, где едва ли правда гладка, беспочвенна, как слепота ладоней
скулы сводит от безнадежности. уксус моих мыслей травит углы и рамки, надежда распадается в гранулы и всполохом летит мне на колени, смешивая безукоризненную белизну брюк с кровавым пепелом
ты не вслушался, а промолчал; обесточенная тишина иглой вонзилась мне в щиколотку, но больно стало только через несколько лет
я говорю не для того, чтобы вы меня слушали. я говорю потому, что могу. я есть и меня нет одновременно — суть скользка, как переваренные макароны, и истиной считать первый пришедший в голову довод — высшая степень глумливого страха. слова имеют вес тогда, когда их шелушащаяся обертка принимает форму воды: каплями в сосудах, замерзшим льдом. аллегории и отштампованный протоколизм.
беда в том, что образное мышление ложится на бумагу куда более искаженно, чем логическое, и если вам когда-либо доводилось видеть, как я прокусываю себе губу, в кровяном сгустке между оборванных клочков кожи свет разливался в миллион альвеол, то в них было куда больше объяснений, чем в этих путанных строчках
почему-то я считаю своим долгом предаваться метафизическим дебатам с самим собой и пишу все это только для того, чтобы понять, для чего, собственно говоря, занимаюсь подобным.

этот лабиринт похлеще таинственных закутков кносского дворца, но и я не сын посейдона, чтобы мне поддавались замки, которые суждено открыть лишь осененным божественным провидением курчавоголовым гонцам.