жажда

в стране, где горизонт о взгляды изношен
как сустав лошади под вьючною ношей,
сед как площадь; площе ношеной вещи;
где, выдирая гвоздь, сузились клещи

земли и неба, и шаг застревает в толще
даже воздуха, в видимой траектории -
умирая, нужно родиться больше,
чем окрылённым: сверхзвуковой иглой, апорией

острия, прошивающего окружности
наперерез времени, сводя бесконечность к точке
разрыва света и тьмы, к возможности
слова, взрывающего свои оболочки.
а что осветится, каким раскроется -
прошепчет кровь, прошелестит сукровица,
начертят под куполом черепа зодиаки
шорохом трав, целящихся во мраке

вертикальными иглами свозь кору суглинка
в световые дорожки ночи – и запоют пластинки
космоса в зеркалах атмосферы, бездомной
для человечьей пыльцы; провоют стихий градирни
над полыхающей жаждой сердечной домной,
что чем легче руда - тем отвал огромней.
но чем теснее путь – тем разрыв надмирней