Суп из отважного сердца

     Суп из отважного сердца

***


     Про петуха...
     Тёща, Ривва Захаровна, – похвал всяких выше, любила сына моего экстатически (да простит добрая женщина мне эдакую помпезность).

     Учительница младших классов отбывала наказание пенсией и радёшенька была принять растущее сокровище на подержание и удержание. Из прежде многочисленной труппы хозяйства при сцене остался на выпасе кордебалет курочек без солирующей собаки, но при козе, кошке и его величестве петухе, ну, конечно же, Пете. Самая же большая рогатая как пошла на нашу свадьбу... так в котлетах и пропала.

     Тёщин дом возвышался в центре при громаднейшей груше. Возвышался не по поводу высоты, а по поводу стати. По этому достоинству немцы во время оккупации его выбрали и приспособили под столовую. Те дубовые панели были дому украшением и пользой до самого его развала: не от усердия времён всесильных или человека безалаберности. Место под грушей отдали под аптеку. Которая «под той грушей» и называться стала.

             От царя и до войны местечко Толочино по–малу и по–многу разбавляли белорусы и другие лица нееврейской внешности. Но больше славных местечковых хлопцев ушли в Красную Армию, отличая русский от других языков земли лишь по мату. Белорусы же стали называть местечко Талачы;н и пристегнули к имени титул города.

             Итак. Со щепетильно–топонимическим – я закончил. Хотя ни единая здешняя душа не ведала такого коварства, как топонимика, но обзывать концентрацию населения, от которой всего в восьми км была ж.–д. станция, не городом. Помилуйте. За что?

***

             Про петуха опять...
     Женечке было 4. И пружинок в нём было не меньше, чем у всякого и любого мужика в таком возрасте.
Ну а куры. И хрен его знает, чего они его так манили. Но они так и заманивали. Балетоманы сказали бы, что кордебалет при театре сельского хозяйства был единственным поголовьем, которое его боялось.
Ривва Захаровна плакала по–еврейски: улыбка сквозь слёзы: от налётов громилы рябушки у бабушки перестали нестись. По двору они таки неслись, но не яйцами же. Если бы не петух – львиное сердце, результатом беготни хохлатки породнились бы с Филиппидом. Тот, прибыв из Марафона в Афины на 11 номере, выкрикнул «Радуйтесь, афиняне, мы победили!» и пал замертво от изнеможения.

     Дедушка Илья, кузнец – железного дела творец, брал с собой свежие три яйца. Два дня ему пришлось идти на работу только с двумя – уже яичками. На третий, почесав штаны там и опять там же, он выслушал оправдание жены и... глянув на мальца с укоризной, качнул плечами – что поделаешь...

     Немногословный, ну и на ухо, конечно же, как наковальня, он уже четыре года кузнечным шёпотом орал во весь машинный двор, как этот  необрезанный нахал написал деду прямо в рот. Шоферы, трактористы и начальники с инженерами слушали и выслушивали. А куда денешься: старик сам не знал, чего он не умеет.

     После работы забегала Фирка, сестра бабушки, главбух сельпо: волосы бровей, ресниц, головы и ног цвета шифоньера красного дерева; рост, ширина, вес и толщина – тот же шифоньер. Фирка учила пацана мату и науськивала его на курей. Как только на защиту дам вылетал из–за кулис Петя, она визгливым визгом визжала: "ой мамочки, щас сдохну".

     А чего тут? Природа. Женщины, хотя и куриные, они и есть пол слабый. Одни мадамы протискивались через заборные щели в огород, а которые фрау пофигуристее кудахтали вдоль штакетин, выискивая просвет пошире. Четырёхлетний бомбила и налётчик под азартный вопль Фирки и бабушкино омерзение матюгал сановитых матрон и фасонистых мамзелей. На крики пола женского на осквернённый двор слетал ангелом мести петух Петя. Он распускал и впрямь орлиные крылья и атаковал агрессора. Как он атаковал! О боже–боже. Гладиатор, и всё тут. Оробевший тать пускал сопли, слёзы и мчался в кулисы зарыться в бабушкин передник.

     Вот и вся история.
     А чего вы ещё–то ждали?

             Ах да. Про петуха...
     Жили ли вы в еврейском дворе? Я так и знал. Вы ничего таки не потеряли. Но я вам должен рассказать, что вы потеряли.
             Вы знаете радость еврейской мамы? Все знают. Здоровье бебеле? Гезунт – правильно, но не всё. Здоровье – это аппетит, вот это точно.
             Вот со дрожанием стёкол распахивается окно.
– Мотик, чтоб ты головой наложил, сволочь моя родная. Я тебя уже сто раз звала: иди кушать. Этот изверг, выпьёт всю мою кровь: Я ему сварила свеженький куриный супчик с мацовый галками, а он уже остыл. Представляете, как это можно кушать холодный суп с галками. Мотик, меня уже тошнит от твоего «бегу, мама». Люди, только посмотрите на эти котлетки. Чтобы нашим врагам отравиться от них. А этот душегуб маму родную продаст за эту компанию. Я сказала в последний раз, зараза. Если не придёшь сейчас же, будешь спать на улице.)
         
             И наконец... про петуха
       – Бабушка Рита, свари петуха.
     – Любимочка мой, проголодался. Супчика куриного захотел.
     – Вот уже дедушка идёт с работы, он зарубит курочку. Я тебе свеженького сварю. Ты хочешь с галочками или кнедликами из мацы?
     – Бабушка, свари петуха.
     – Женечка, мой маленький, петуха нельзя. Без него куры нестись не будут.
     – Бабушка, свари петуха.
     – Что за глупость, петуха?
     – Свари петуха.
     – Илья, это ты? Послушай, не раздевайся. Я топор оставила у печки, заруби петуха.
     – ? ? ? (Тот ещё взгляд без слов.)
     – Ты русского языка не понимаешь? Я же не могу тысячу раз повторять: зарежь петуха. Женечка просит.
     – Ну таки и свари ему куру. Я сейчас.
     – Он петуха хочет.
     – Мало чего он хочет. Он ещё марципаны захочет.
     – Я спрашивала. Бедная деточка не хочет марципаны. Ты же не хочешь, чтоб ребёнок плакал. Иди, мой бебеле, погуляй. Я тебя позову, сядешь ужинать с дедушкой Ильёй.

             Про петуха. Последний раз
       – Ах и что за прелесть свежий куриный супчик!
     – Ну чего ты не ешь, моё ласковое солнышко? Ты же хотел супчик куриный.
     – Я суп не просил.
       – Как это не просил. Я, может, и дурная, но я же не глухая. Вот и дедушка сердится.
       – Я хотел, чтоб ты петуха поварила. Он меня клюнул.
       – Как клюнул?
     – Догнал и клюнул. Сзади. Кровь пошла.
       – Ой, вейз мир, что это делается в мире! Где кровь. Иди сюда. Повернись. Дай сниму штанишки. Никакой крови я не вижу.
       – Он в ногу клюнул.
       – Иди на стол. Илья, что ты расселся. Подвинь тарелки. Принеси йод и вату. И бинт с ножницами. Всё в ящике, а ножницы в швейной машине. Дай я тебя совсем раздену. Илья, помоги мне. Ребёнка всё равно сегодня купать надо. Женечка в какую ножку он тебя ударил. Я ничего не вижу.
       – Не ударил, а клюнул. Вот эту.
     – Где?
       – Там.
       – Где там, горе моё?
     – Внизу.
     – Подними ножку. Ой, и в самом деле кровь. И ранка большая. Как это он тебя в пятку клюнул. Ты лежал?
     – Не. Я бежал, а он как полетит, как клюнет и ещё засмеялся.
       – Ну раз засмеялся, то мы его съедим. Идём купаться. Илья, суп не ставь в холодильник. Женечка, может, ещё поест после бани.

     Еврейский куриный суп из отважного сердца с кнедликами из мацы.

***