Нью-йоркский марафон

  Выстрел стартового пистолета привел в замешательство 35 тысяч пар ног. Резина «Рибока», «Найки» и «Одесской пастушки» ритмично зажевала мягкий асфальт. Женщины бежали в обувке «Сони Лорен». 
  Зрелище обещало быть как всегда.
  Рядом со мной неслись немец, венгр, англичанин, Моня, типичный шахматист, что работает напротив меня в киоске и четверо везде(ссущих) кенийцев. Плавно назад уходили изгибаясь повороты. Солнце присело на крыши небоскребов. Становилось душно. Я поддерживал свой дух сочиненной к 15-му км. песенкой «Быть гуцулом хорошо, а кенийцем лучше». Но черт с ними, с кенийцами, еврей, вот кто вызывал у меня подозрения. Он как-то странно бежал, радостно подпрыгивая и разбрасывая пятки в разные стороны. Каждые 13 км. его фундаментально притягивало к обочине. Там он буквально валился с ног, жадно вливал в себя с десяток стаканчиков воды и, как ни в чем не бывало, догонял нашу группу. Я не выпускал его из поля подозрения. До финиша оставалось каких-то 2-3 км. Открылось четвертое дыхание. Квадрицепсы заработали с полной отдачей. Мускулусы глютеусы максимусы налились яблочками ягодиц. Моня рванулся вперед, обходя четырех кенийцев. А, скотина, подумал я, на целый год лишает бедных африканцев куска хлеба. С этой мыслью я сделал рывок. На левой ноге подвернулся «Рибок», и я основательно упал. Премию в 50 тысяч долларов получил, сами понимаете, кто. – Поздравляю, – прошипел я ему на финише, – все ничего, кенийцев жалко. – Не расстраивайся, – подбодрил меня Моня, – я куплю им по бутылке кока-колы, честное пионерское. На следующий день выглядываю из своей палатки, что находится напротив его киоска и обомлеваю. Стоит Моня и еще двое, как 3 капли похожие друг на друга. Подхожу к ним, отзываю Моню в сторону и говорю:
  – Моня, вы же не хотите, шобы я стал антисемитом и раскрыл дикий обман с тройняшками, тем, кто вами определенно заинтересуется. – Нет, отвечает. – В таком случае вы должны мне 10 тысяч. Моня вздрогнул и отошел к братьям. Три  минуты они кричали и спорили, вознося руки к небу. Я терпеливо ждал, пока Моня отделится от толпы, которую они уже успели собрать.
  – Вот тебе 10 тысяч за наблюдательность, – протянул он деньги чуть не плача. Так я полюбил евреев. А какой-то дурак сказал, что с ними нельзя иметь дело.