Реквием

Когда бы лёд растаял поскорей!
Наполовину братская могила
заполнена. И партитура - в ней
ещё царит, колдует Амадей,
но смерть, что иней, на стекле застыла.

Лишь кулаки до боли сжатых нот
цепляются за эту явь. И гулок
с пера стекает звук, как чёрный пот.
А музыка всё льёт, и льёт, и льёт
в окно, под снег, на скучный переулок.

Аккорды рвутся к свету, время - вспять,
в начало дней, к рукам, к первопричинам.
Который час? Четыре или пять?
Сплошную тьму и взору не разъять -
здесь ночь ли, ад? А, впрочем, всё едино!

Погас камин. В ушах ещё упруг
в агонии прожилок и артерий
пульсирует, неистовствует звук -
то мчится вдаль за освещённый круг,
то льнёт к свече, пугаясь суеверий.

В кругу - один. Да ворохи страниц.
Причудливо чернильница из бронзы
плывёт линялым опереньем птиц,
как будто ангел кем-то брошен ниц.
Как будто ангелов уже не держит воздух!

Как призрачен! Но странно - почерк твёрд.
И клавиши тверды - рядами бивней
осклабился из тени клавикорд.
Резной ковчег, прими ж Его на борт,
Он жаждет жить, Он ждёт весенних ливней!

Ему открылось: "Кто бы ни был Ты,
но золотом на сгорбленные спины,
ссудив ценой безделицы - мечты -
капель чернил взаймы у темноты,
разбрызгивай поющие цехины".

И торопясь, спеша, теряя след,
гирлянды бусин в ожерелье нижет.
Есть только ночь. Но сколько долгих лет
прологом к ней?... И вот уже рассвет
ручным волчонком лоб остывший лижет...