Ночь откупорит снова священный сосуд

Ночь откупорит снова священный сосуд,
разольёт по бокалам крепкое пойло.
Потеряемся где-то в урбано-лесу,
на рассвете: впору всадить в себя всю обойму.
Ночь бросается крышами многоэтажек.
Я снова покоряю чужие пороги.
И если без чести, то мне, в общем, неважно,
куда и зачем приходить, лишь бы к сроку.
Разбивая об стену свои вечные истины,
о мраморный пол - колени и сердце.
Револьвер у виска - попробуй не выстрелить,
когда мораль съедена с перцем.
Ночь зальёт в глотку священный сок,
разольётся по венам заменитель жизни.
Ты говорил о вечном, стреляя в висок
словами, похожими на афоризмы.
На балконах прокуренных, безутешных
льётся истина, но к утру
останется кучка таких же грешных,
таких же мёртвых уже не true.
И мы знаем, что не сцепимся вовсе,
лишь пара встреч останется без прощаний.
И мы расходимся максимум в восемь,
оставив романтикам обещания.
Ты можешь противиться этой ночи,
и правде, и не гнуться под жизнь.
Но ты - давно забытый тамагочи.
И дополняешь общий механизм.
Ты можешь мне не верить, но однажды
под одеялом лёжа в темноте
поймёшь, что уже не так уж важно
чьи руки прогулялись по тебе.
И будешь ты искать среди безликих
того, кто утолит хотя бы пустоту.
Но каждый встреченный - уже убитый.

(- Эй, жизнь, верни смерти косу!)

Ночь, налей ещё нам этой дряни,
что истину в наши головы сыпет,
а утром отчаянно шепчет: "Стреляй."
Но с наступлением ночи её снова выпьем.

И ты говоришь об этом замкнутом круге,
стоя у окна, цепляясь за мысли.
А я уже знаю, что дальше; что в сумме
мы сами идём на это убийство.
И летят твои принципы ветхими листьями
на дно, задушив по пути разум и сердце.
Револьвер у виска - попробуй не выстрелить,
когда мораль съедена с перцем.