4. Страсть весенняя в зимней тайге. Сказ сибирский

    (предыдущий фрагмент "3. Сначала волки, ветер и тайга"
       http://www.stihi.ru/2017/03/07/8863)

…Ей лес в ответ не мекал и не бекал,
а Насте впору верить даже в бред.
Не множиться мурашкам под шубейкой,
хотя шубейка ветхая от лет.
Отколь весна примчалась быстрой белкой,
получит ли тут Настенька ответ?

Не щуриться от холода глазастой,
хотя буран недавно взор ей застил.
Пощады дай, Мороз! Мороз и дал…
…Лес Настю встретил мраком лишь отчасти,
а снег таёжный зримо оседал.

От чувства одиночества у Насти
средь сосен не осталось и следа:
«Направь, лесной хозяин, свой     кураж    ты
на доброе лишь дело! С боку – страсти,
а в спину ветер – встрече не чета»!..

...Шуршанье лапок заячьих, писк белок
Настёну умиляли, ну а страх
и грусть умчались – не до посиделок.
Сугробы-великаны спать в постелях
вольны теперь лишь в ёлочных шатрах.

Грибы Настёна трогала: не     врозь     ли
увиденное с явью? Лес не хмур
и с ветром в поле полон дивной розни.
«Что видишь, то и явь, никак не грёзы», –
как будто рядом в ухо кто вдохнул…

…Сугробы отступали, в их утробах
как будто вспять прошла зима по дням.
Девчушка, перестав тонуть в сугробах,
пришла в восторг, смотря по сторонам.
Январь ворчал, сквозь    зубы    вздор ронял…

…Проталинок, робеющих лоскутно,
всё больше возникало для  ходьбы.
Полянки обнажались безрассудно
не в   образе    таёжной голытьбы.
   
Полезли вдоль тропы, вначале скудно,
подснежники. Январские ли дни?!
Корзина наполнялась. И откуда
зимой в таком количестве грибы?!

У Насти дух захватывало с частым
желанием проснуться: «Верь глазам,
но явно и друзьям, и домочадцам
поведать об увиденном нельзя»!

Тайга преображалась постадийно,
но быстро, не оставив шанс зиме.
«Да кто же ворожит-то этак дивно?
Кто щедро помогает снова мне?

Весна проснулась, а зима поникла.
Цветение на сердце и вовне.
Я славлю Богородицу вдвойне,
но тут… как будто кто весну заныкал
и средь зимы вдруг выпустил столь лихо!
Ну, хоть бы голоса чьи, хоть бы лики
предстали откровеньем, не темня! –
у Насти ощущения былинки,
от ветра устоявшей в ходе дня. –

Ужели без сугробов, без заминки
так дальше и пойду? Мольба сильна.
Кто тут живёт? В какой лесной заимке?
Поможет? Какова тому цена»?

Вновь славя Богородицу на пике
смятенья своего – всё как из сна! –
в пути прочесть молитвы без запинки
успела Настя, страх в душе тесня…

Проталину окрасили крупинки…
Не горицвет ли? Что за желтизна?
…Стремглав ручьи помчались вдоль тропинки,
свернуть не позволяя гостье пылкой.

Дышала тропка Чудом, славясь на
весь путь призывом: «Приходи, Весна!
Ты птичьего достойна переклика.
Все ждут тебя от мала до велика»!

Пока Мороз причину выяснял,
земля прощалась с холодом. Приспело
платок на плечи сбросить, словно спела:
«Прости-прощай, Январь, мерзляв! Весна»…

…Сошёл снег под ногами и… приз первый –
подснежник – Насте бросился в глаза.
Лишившись снежной шубы, topless древо
сосны тряхнуло кроной: «Крась, Заря,
не ведая, где крона, где кора».

Мелькали зайцы, белки каруселью
откликнулись на весь весенний всплеск.
О горести к чудесному везенью
привёл Настёну путь спасенья в лес.

Поток грибов возрос. Не    перетечь    как
поверх корзины – вот для них вопрос!
Девчушка на подъёме сил: сердечко
стучало ликованьем и без грёз.

Запыхались ли зайцы в сотом рейде,
у белок ли убавилось в дупле –
второй в корзине пуд грибов иль третий,
но Настеньке ли хныкать при добре?!
 
Для девочки, по-зимнему одетой,
пришла пора тулупчик снять в тепле.
«Да кто ж ты, мой помощник-благодетель?
Сердечно благодарна я тебе! –
дивилась Настя – всех чудес свидетель. –
Насколько день весенний резвый светел!
Сугробы были тут уж в ноябре,
а ныне тут цветочки аж на пне!

Где снежный край, там слышу запах летний».
«Открыл я для  тебя  край заповедный –
настолько ты по нраву мне пришлась.
Есть и грибы, и ягодная сласть»…
«Но ты мне тут дороже всех соцветий!
Друг добрый, покажись на радость мне
и я тебе любовью беззаветной
отвечу пылко-пылко… иль скромней.

В какой же край январский заповедный
проникла я по    стёжке    незаметной?
Тайге цвести?! Какая ж    искра    в ней»?
«Пытлива    ты. Веди себя ровней».
«Не зябко телу от    весны    победной.

Озноб от пролетевших быстро дней!
Да как бы всё познать, чего не вижу»?
«Запомни всё, как есть, да шёлком вышей.
И нитью     золотой    пройди плотней».

«Тянусь к твоей душе, добро явившей»!
«Да я еловой лапою, нависшей
над головой твоей, прижмусь родней,
чем грозной явью     истинной     своей!

Пока я – слева, ты держись правей».
«Своей наградой, самой наивысшей,
тебя приму»…                «Да я ж не муравей.
В     сомненьях     своих к тебе бы вышел.

Тревожусь я: а ты не     забоишься    ль,
меня увидев»?                «Сразу страх развей,
ведь я желанной гостьею твоей
блаженствую под елью, как под крышей».
«Тревожится ли за тебя родня»?
«Лишь ты моим походом в лес встревожен.
Грибов вновь отчим ждёт день ото дня.
Куда добрее     отчима     ты. Он же
на гибель шлёт в который раз меня:
дух жалости в нём алчностью стреножен.

Жадюге лишь грибы из    недр    одни
по-прежнему нужны. Не отвязаться!
По мне-то кто заплачет?! Нет родни.
А отчиму по мне век не терзаться.

Когда б твоей боялась доброты,
тебя бы не просила показаться».
На голос Насте вздумалось пройти.
Откуда ни возьмись – медведь. «Кранты
теперь мне, дуре»! – Настя в дрожь, а зайцы

сидят себе бестрепетно у ног,
как будто не медведь, а паренёк
шагает к Насте. Белки без смущенья
к корзине по чьему-то наущенью
таскают в суете к грибку грибок.

Испуг прошёл по лику Насти тенью:
кто б крошку от медведя уберёг?!
Во власти ли тайги, во власти терний,
девчушка, коль медведь плоть скрутит в рог?

В корзине гриб, но мстительна грибница:
наслала на девчушку зверя – жуть!
Огромен зверь и шкура серебрится:
на шкуре искры словно бы растут.

На зверя кто бы стал глазеть беспечно?!
Восторга всплеск, конечно б, был нелеп…
…«Нисколько не грозят тебе увечья.
Ты для меня не мясо и не хлеб, –
медведь заговорил по-человечьи. –
Не бойся ты меня. Я не свиреп.
Не будь мои века без тела вечны,
я в образе ходил бы человечьем.
А в теле человека озвереть
я вовсе не способен. Убедись-ка»! –
к девчушке подошёл медведь так близко,

что в путь вокруг сосны её увлёк.
Ходя медведь не маленький зверёк,
Настёна рядом с ним пошла, как с равным,
а зверь, внезапно сделав кувырок,
предстал пред Настей молодцем кудрявым:

«Ты, девушка, по нраву мне давно.
Захочешь – приходи ко мне невестой
и будет круглый год тебе дано
со мною лето. Станешь рядом веждой
всех дел лесных. Я буду ждать с надеждой, –

глаза у парня добрые, свои;
всю нежность в них раскрыл, обнять не смея. –
Грибной суп этим вечером свари,
поешь и в ночь приснюсь тебе во    сне    я», –

так ласково он с нею говорил,
как не сумел   ещё никто бы с нею.
На парня Настя глянула несмело
(далёк он ликом от звериных рыл),
а тот, кого уж обожала, влил
в ушко её поток красноречивый.
Давненько так у Насти соловьи
не пели на душе. Жених учтивый –
видать, знаток тайги, знаток любви,
а не какой-то дикий неуч  льстивый.

«Пусть я благодаря тебе жива
и нынче ночью спать мне без просыпа,
но Бог решит, чья буду я жена.
За всё тебе, спаситель мой, спасибо!
Пора мне к дому, – Настя, смущена,
корзину сдвинуть силилась до всхлипа. –
Слаба      я. Гоношись не гоношись –
такой не потяну я груз ни в жизнь!
Как кости уберечь от хруста-скрипа»?!
«Я грозный или щедрый. Либо-либо, –
тут парень спохватился. – Не страшись!
Сейчас я всё    поправлю,   неулыба.

Увидишь вновь чудес моих азы, –
Корзинка вдруг уменьшилась в разы,
и Насте малый груз вручил кудесник. –
Не меньше тут грибов в ужимках тесных,
но отчима обманкой не дразни.
Когда опустишь вновь корзину наземь,
она вернёт свой истинный вид разом».

Девчушка, ухватив чудесный дар,
пошла прочь из таинственного бора.
Жених-то новоявленный не стар,
красив, но… жутко ей от разговора.
А тут опять метель, мороз, вся свора,
которой в поле силу дал январь.
На выходе из лесу ветер, яр,
по-зимнему права взял вновь проворно…

…Всё сладилось у Насти, как во снах.
Пока изображать ей горесть рано.
Корзину Настя шлёпнула в сенях…
…Совсем отвисла челюсть у Крысана.

Свою-то алчность не перехитришь.
Ещё не распродав грибов два пуда,
он в мыслях уж потратил весь барыш.
Ох, Настька! Сверх    краёв    грибы! Откуда?!

На следующий день с утра Крысан
впряг в сани лошадь, а в корзину – Настю.
«Сегодня обыщу с тобой лес сам.
По дуплам ли ты лазаешь, под    наст   ли,
меня ты проведи по всем местам.
А может, у тебя грибной там стан?!
…Сколь в городе обжор! А Бог    подаст    им
моею лишь рукой! – мечтал Крысан,
бездушный, как заморский коммерсант. –

В делах мне не перечь! И, между прочим,
стал барин до грибов весьма охочим.
Нажарив, запивает их вином.
От них он очень даже     резвый    днём»…

…Как Настя ни артачилась, к ней отчим
(лишь жаждою наживы в лес ведом,
хотя пункт назначения неточен)
нашёл подход безжалостный – с кнутом:

«Побоям, вижу, рада ты не очень.
Не вынуждай же смертным бить битьём!
Надеюсь, что задолго мы до ночи
к согласию друг дружку приведём.
Вестимо, что я нравом – не тело'чек…
…Уж лучше к ночи взять всё, что есть мочи,
чем стать слезливей и сопливей днём»…
Дрожала как листочек и весть молча
она впитала двойственно в одном:

в снегах – погибель слева, ну а справа –
Крысан. Неподчиненья не прощал!
Где отчим, там и злобная расправа.
Взросленье – к синякам, а не к прыщам…

У Настеньки глаза в слезах, но здраво
не этим озаботился Крысан.
Втянув на поле сани, лошадь встала:
хозяин, на сугроб, мол, прыгай сам.

«Слазь, Настька! Никакому пассажиру
в санях нет нынче места. В снежный ком
желаешь поиграть – тащись ползком»! –
Крысану не впервой беситься с жиру.

Шагать по головам иль хоть гуськом.
Настроен отчим только на наживу –
в лес выехал с корзиной и мешком:
«Послал ведь Бог столь снежную нам зиму!

Не вычесать и   ветру    гребешком!
Ну, девка! Тут сугроб в сажень с вершком!
Да как же неподъемную корзину
вчера до дому пёрла ты пешком»?!

 (продолжение в "5. Глаза в глаза я рад тебе смотреть. Сказ сибирский"
     http://www.stihi.ru/2017/04/22/4704)