Эдв. Томас. Ручей The Brook

Эдвард Томас (1878-1917).
Ручей The Brook, с англ.

Я сидел у ручья, посматривая на ребёнка,
что плескался, шалил, и смеялся звонко.
В орешнике сладко пела капелла беспечных птах,
кустарник увядшей полыни пах
мёдом; на камень  по'середи' дороги,
о который себе без конца расшибает ноги
упряжная кобылка -- сел мотылёк. И он,
обогретый на жаркой глыбе со всех сторон,
разомлел, как будто повозкам не ездить уж тут вовек,
как будто бы я -- последний оставшийся человек,
а сам он -- первый из всех мотыльков земных,
узнавший цену земли и солнца, понявший их.
Я был в этот миг и с разнеженным мотыльком,
и будто бы вдаль потоком ручья влеком,
струей журчащей по гальке живой воды,
крутящейся, чтоб замести следы.
Молчаливая мухоловка, взлетевшая на забор,
подсказала мне: всё здесь застыло с тех самых пор,
как по склону мчался под сенью еловых лап
в гуще вереска всадник, чей конь, издавая храп,
бил подковами чистого серебра. Мой бог,
я давно уже всё потерял, что мог.
Только звонкий дискант наивного малыша
разбудил тех мёртвых, что помнит моя душа.
"Здесь никто никогда ещё не бывал"--
он сказал, и я понял: я тоже об этом знал,
хотя мне отыскать было не дано
слов, где образ и голос слились в одно.


---------------------------------------------------------

Об авторе:

Эдвард Томас (англ. Edward Thomas 1878 - 1917): англо-валлийский критик и поэт. 
Учился в Оксфорде. Обратился к поэзии в 1914 г., когда уже был состоявшимся
журналистом.  Вступил в армию в 1915 г. и погиб в битве при Аррасе во время
Первой мировой войны, вскоре после прибытия во Францию.

---------------------------------------------------------


Edward Thomas.
The Brook

Seated once by a brook, watching a child
Chiefly that paddled, I was thus beguiled.
Mellow the blackbird sang and sharp the thrush
Not far off in oak and hazel brush,
Unseen. There was a scent like honeycomb
From mugwort dull. And down upon the dome
Of the stone the cart-horse kicks against so oft
A butterfly alighted. From aloft
He took the heat of the sun, and from below.
On the hot stone he perched contented so,
As if never a cart would pass again
That way; as if I were the last of men
And he the first of insects to have earth
And sun together and to know their worth.
I was divided between him and the gleam,
The motion, and the voices, of the stream,
The waters running frizzled over gravel,
That never vanish and for ever travel.
A grey flycatcher silent on a fence
And I sat as if we had been there since
The horseman and the horse lying beneath
The fir-tree-covered barrow on the heath,
The horseman and the horse with silver shoes,
Galloped the downs last. All that I could lose
I lost. And then the child's voice raised the dead.
'No one's been here before' was what she said
And what I felt, yet never should have found
A word for, while I gathered sight and sound.