я буду теперь вспоминать всех баб которые

я буду теперь вспоминать всех баб которые хотели
но я их не взял дурак

вот девочка тринадцати лет
Ленка кажется звали ее Ленкой
с русой челкой
и мне тоже - тринадцать
и мы - в пионерском лагере
ах почему ж я отверг её?
она ведь такая клевая была
русая в клетчатой рубашонке
с уже наметившейся грудью
и довольно нехило наметившейся надо сказать грудью
ах почему ж я отверг ее дурак ведь она меня жутко любила
эта крохотная нежная Ленка

а вот та девчонка в плисовой юбчонке
тоже - в пионерском лагере
брюнетка миниатюрная с прической каре
снилась она мне довольно долго
так как же я болван утратил ее
такую всю гармоничную стройную
и с красной помадой на юных губах
болван я утратил её

этот список можно продолжить
много их было девчонок и женщин
любивших меня но которых я не любил
а теперь их люблю я
русых рыжих чернявых
кудрявых и стриженых
толстеньких тощих грудастых
плоскогрудых и длинных
всех

**
Дабы лишний раз не напрягаться, запендюрю-ка я сюда прицепом то, что не верлибр совсем:

**
На толкучке антикварщик продавал пачку сигарет Elita за 5 евро. Культовая марка - Рижской табачной фабрики, которой уж давно нет. Произносилось пацанами слово Элита почему-то с ударением на Э.

А потому что латышское имя Элита - с ударением на Э, то есть сигареты носили имя девушки, а не элиты какой-то там буржуйской

Но пачка у антикварщика белая, а особо ценились черные пачки (limited edition).

Еще тот антикварщик продавал за 50 евро сувенирные нунчаки из хрусталя, с позолоченной цепкой. Уверял, что позолота и хрусталь настоящие! Пацанва сие поймет и оценит

**

я вообще-то великий я вообще-то классный
я мужчина опасный
а что главное для мужика?
чтоб тверда была его рука!
а моя рука тверда и опасна
мужик я значит того этого классный
одним словом - прекрасный

**

В преступном мире, конечно, нет никакой романтики. Но люди такие люди - мы склонны всё романтизировать!

Вот, например, французский шансон - это ведь тоже блатняк. Шансон родился в дешевых парижских кабаках, где собирались уголовники, проститутки, ну и богема. Ее представители, у которых творческая карьера сложилась удачно, и вывели постепенно шансон в мейнстрим. Как бы облагородили, сделали частью высокой культуры. Но тексты многих песен - люмпенская лирика. Например, Эдит Пиаф пела (все переводы взяты мной из Интернета):

Я знаю, вы, Милорд,
Никогда не видели меня,
Я всего лишь портовая девка,
Лишь только уличная тень



Или вот:

Он носил короткие штаны, мотоциклетные сапоги,
Черную кожаную куртку с орлом на спине.
Его мотоцикл отправлялся в путь, как ядро, вылетевшее из пушки,
Сея ужас по всей округе.
На бицепсах у него
Была татуировка в виде голубого сердца.


А вот, о чем пел другой кумир интеллектуалов и эстетов, Жак Брель:


В Амстердаме, в порту
Они пустятся в пляс
К брюху женскому тесно
И плотно прижавшись
И закружатся в танце,

А потом станет важной
Их поступь и взгляд
И с девицей вальяжно
Уходит моряк...

В Амстердаме, в порту
Моряки пьют вино,
Пьют еще и еще,
И еще по одной
Пьют за здравие всех
Амстердамских путан,
И за Гамбургских, и -
Вообще за всех дам,
Что и тело свое,
И невинности дар
Им за пару монет
Продают, как товар...

Задерут до небес
Они спьяну свой нос,
И на звезды сморкнут....

Ну и так далее.


Ник Кейв, когда сочинял песни для альбома Murder Ballads, вдохновлялся австралийским каторжным фольклором (в Австралии, оказывается, очень богатая уголовная субкультура).

А русский блатняк чем хуже-то