Дыхание войны

          Тема выборов в США необычайно взволновало наше общество. Мы снова ощутили каким-то пятым или шестым чувством дыхание  войны… Что ждать от нового президента Америки? Окажемся  ли мы вновь на той грани отношений, которая ярко запомнилась моему поколению?  11 августа  1984 года  тогдашний президент США Рональд Рейган «в шутку» объявил о начале нового мирового побоища. Готовясь к традиционному субботнему радиообращению к своим соотечественникам, он, не зная о том, что микрофон уже включён и началась прямая трансляция, решил «позабавиться» и заявил на всю страну: «Мои соотечественники американцы!  Я рад сообщить вам сегодня, что подписал указ об объявлении России вне закона на вечные времена. Бомбардировка начнётся через пять минут!» В Америке началась паника, многие бросились искать бомбоубежища.   В СССР реакция была достаточно резкой и последовала в виде заявления ТАСС о несовместимости подобных «шуток» с ответственностью, которую несут главы государств, обладающих ядерным оружием .  ( по материалам интернет издания «Российский миротворец» 10.08.2015)
          Мне было семнадцать лет, когда я сломал позвоночник. Институтский стройотряд прибыл в горный лагерь, и мы пошли в поход-посвящение на гору, названную в честь нашего института.  Покорив вершину, отряд  отметил это событие шампанским. Гора кое-где  была покрыта тающими снежными языками, весна пришла сюда с большим опозданием.  Ближайший к вершине снежник напоминал собой трамплин для лыжников: сначала он был очень крутым, а потом начиналась пологая местность, дающая надежду на торможение. Он манил к себе, обещая облегчение тяжёлого и неудобного спуска со слишком крутой горы. Бывалые альпинисты так иногда катаются, при этом хорошо просчитывая последствия. Двое ребят из отряда съехали вниз по этому трамплину с громкими криками ужаса, но вполне благополучно. Я  стал третьим искателем острых ощущений, оказавшимся на краю снежника. Не желая портить новую форму,  сел на корточки -  и поехал.  Это была  моя серьёзная ошибка, отнявшая всю свободу манёвра при движении.  Меня вынесло на морену и стало кидать по камням, переворачивая в воздухе, как каскадёра в боевике. Правда,  киногерои  потом встают и  продолжают бегать и прыгать , а  у меня это уже не получилось … Товарищи   с большим трудом спустили меня на носилках вниз -  туда, где были хоть какие-то дороги, за что я искренне им благодарен. Вместо работы на строительстве институтской базы отдыха  я оказался в больнице. Пролежал  там месяц  вместе с  получившими травмы коренными жителями гор, потом отец  смог организовать мою перевозку в Москву на маленьком самолётике медицинской авиации, без конца падавшем в воздушные ямы.
      В Москве больница  была  лучше, но  вставать мне было всё равно нельзя.  У соседей по  палате были различные недуги: порванные мышцы, сломанные руки или даже шея,  но все были ходячими. В девять вечера они дружно уходили смотреть программу «Время».   А мне надо было лежать  на специальной горке – «реклинаторе»  и ждать образования костной мозоли в сломанном месте, чтобы избежать паралича от нагрузки на спину.   В этот вечер мужики, как всегда ушли смотреть новости. Я остался лежать в тишине палаты, и вдруг в неё резко зашёл сосед и сказал:
- Президент Рейган объявил СССР вне закона, сейчас будет ядерный  залп…   Сосед взял с кровати своё полотенце и добавил: - Пойду  вымоюсь, а то страна воевать будет, когда ещё доведётся в душ сходить. Дверь в палату закрылась, а я стал обдумывать сказанное. О возможности ядерной войны и её последствиях мы знали гораздо больше нынешней молодёжи.
- «Вспышка слева, вспышка справа», -  командовал школьный военрук, обучая нас правильно падать головой к ядерному взрыву и прикрываться  руками, «чтобы оторвавшиеся ноги не разбили голову», -  так шутливо объясняли цель упражнения  старшие товарищи.  Я хорошо понимал, что через небольшое время вспышки могут быть везде, если  системы ПВО не справятся  с задачей обороны Москвы, и  с грустью взглянул на дома за окном и представил, как они начинают  течь и плавиться подобно стеариновым свечкам от невыносимого жара в эпицентре взрыва.
      Тогда я был атеистом. Более того,  я  был атеистом, который не чувствует  своей  души.
-  Даже если она есть,  а я её не чувствую  то  меня не волнует её судьба, - думал я. Это  как дальний родственник, которого никогда не видел, а  значит, впереди просто  сильная боль, сопоставимая с той, которую я испытал на горе -  и всё. Там я мог выбрать  свою судьбу, а теперь у меня этого  выбора нет -  всё решили  чужие дяди…  Воспоминания о боли заставили меня собраться,  и я стал  прислушиваться к окружающим звукам, размышляя,  пробовать мне вставать на ноги или нет.  Тишина. Никто не бегает по коридору, не спешит в бомбоубежище -  это было не похоже на начало ядерной войны.  Умиротворённый сосед  пришёл из душа. Оказалось, что  Рейган просто пошутил, а  сосед  продолжил его шутку для меня. На душе, в существование которой я до конца не верил, стало легче. Что-то сразу мне подсказало, что это лишь дыхание войны, а не сама война.  Была какая-то нелогичность в цепочке происходящего: остаться живым на горе, остаться живым в больнице после неграмотного  применения лекарства,  прилететь в  Москву  - и  поджариться в палате на «реклинаторе».
       Нет, я не стал с этого момента верующим человеком. До обретения веры ещё было много философских споров, исканий истины не там, где она есть,  и духовных терзаний.  Это потом всё начнёт обретать смысл и ясность, и события, которые происходили тогда, будут восприниматься не как цепочка неудач и невезений, а  как путь к осознанному принятию таинства крещения.

декабрь 2016