Фрондёр
где-то сноб, по-нашему – паскуда,
а ведь был он неплохой пацан
там – до перестроечного блуда.
Скурвился, как время, потому
меньше всё друзей вокруг… Я знаю,
что таких не очень-то в Крыму
празднуют – читай, не уважают.
Да к тому же осень подошла
незаметно, тучи сбились в банду.
Свесилась янтарная шасла
с ветхого карниза над верандой.
И поплыл над морем караван
журавлей по божьему приказу;
парвеню, фрондёр и бонвиван
потускнел, поблёкнул как-то сразу.
Я его почти что не узнал,
так он изменился, даже странно;
лист последний на аллею пал
посеревших на глазах каштанов.
Сторониться начал я его,
слышал, что встречались наши жёны:
плюнь и разотри ногой плевок,
сам себе сказал я отчуждённо.
Кто же знал, что за бравадой той,
за фрондёрством до седьмого пота,
прятался несильный и простой
обыватель, ставший вдруг банкротом.
Что ему в любви всё не везло,
что жена ушла, ну, чем не кара?
Мы ему старались сделать зло,
мы ему завидовали яро.
А он слёг с диагнозом дурным
и ушёл в тот мир, где будни краше,
и поплыл туман седой, как дым,
над притихшим побережьем нашим…
Свидетельство о публикации №117041100189