А сердцу хочется покоя!
Из моноспектаклей, это - шестой. Из семнадцати лет сценической работы писатель Гришковец выводит для себя правило: не выносить на сцену «сырого» материала. А в наше время так много всего делается наспех! Наспех живем. Вдумываться, задумываться – не досуг. Все бегом. Привыкли.
В 70-е годы прошлого века Владимир Высоцкий на грани нервного срыва, крича в микрофон о наболевшем, ошеломлял современников своими исповедями: «Я не люблю, когда мне лезут в душу, тем более – когда в нее плюют». А монологи Гамлета-Высоцкого на «Таганке» заставляли зрителя простаивать в очередях долгие часы в надежде купить билет на культовый спектакль, а затем, в партере, не дыша, слушать шекспировский текст и замирать от мысли: откуда он знал про нас, сегодняшних?
Как сегодня трудно заставить зрительный зал не дышать, ловить каждое слово, знают все артисты. Сегодняшнее изобилие подчас противоречивой информации приводит людей к слепоте и глухоте, а подчас и к сумасшествию. А ее количество растет! А темп жизни все убыстряется! Бежит человек от страха куда-то не успеть, но вдруг кто-то говорит: стоп!
Монологи Евгения Гришковца понятны всем. Парадокс заключается в том, что понятность и доступность текстов не банальна, ведь жизнь-то, в сущности, состоит из мелочей. Тысячи, миллионы мелочей одолевают человека, и все вместе составляют жизнь, так мы думаем, и даже не подозреваем, что кто-то может сказать: стоп!
Монолог – это всегда стоп-кадр, крупный план, разворот в глубину собственного «Я». Сценография спектакля «Шепот сердца» лаконична, графична, доходчива по смыслу: реанимационная лампа, простая табуретка, утопающая всеми четырьмя своими ножками в груде осыпающихся откуда-то сверху лепестков, два высоковольтных столба с коротенькой, в несколько ступенек лестницей, да пиджак на «плечиках», сиротливо висящий без своего хозяина… Ничего лишнего, как у Блока: «Аптека. Улица. Фонарь.»
Реанимационная лампа включена. На сцене обнаженное человеческое сердце. Намагниченная тишина зала усиливает произносимый полушепотом текст. В каждом слове автора слышится пульсация настоящего момента времени: здесь и сейчас происходит важное для каждого – говорит Сердце.
Сердце говорит, потому что не может больше молчать. Монолог Сердца обращен к Человеку. «Человек! До тебя не достучаться!» - возмущается оно. Требует: «Думай почаще, Человек!» И просит с отчаянной тревогой о покое, сердечном покое – залоге человеческого здоровья.
Как тысячи парней в нашей стране, Евгений Гришковец в юности проходил военную службу на тихоокеанском флоте. Об этом получился моноспектакль «Как я съел собаку». И свой ракурс видения армии писатель соотнес с общепринятым: об армии либо хорошо, либо ничего, но со своей интонацией, очень искренней, с юмором, без намека на цинизм. Морфлот – довольно специфичная область военной службы, и, как оказалось позже, для писателя Гришковца во многом определившая его дальнейшее жизненное и творческое направление. Это направление – дальнейшее плавание во «внутренних морях», так, как плавали предки в далекие времена к неизведанным материкам через тысячи препятствий, рискуя в любой момент «покинуть борт» путем летального исхода.
Во «внутренних морях» наше сердце – лоцман. Именно его шепот исследует писатель Гришковец, делая акценты на человеческих чувствах, как будто это подводные течения, и делает вывод: человеческое Сердце знает безопасный маршрут, но Человек – безответственный капитан до поры, до времени… пока над ним не зависнет шестиокая реанимационная лампа. Желанный и долгожданный покой для современного человека грезится недосягаемой мечтой. Как далеки времена Утесова-Орловой с жизнеутверждающей песенкой - «Сердце! Тебе не хочется покоя!» Теперь уже хочется уставшему человеку покоя и тишины, хоть в тайге, хоть на необитаемом острове. А Сердце не унимается: «Нету у тебя, Человек Мой, чувства меры».
В своих произведениях Евгений Гришковец как будто говорит зрителю, привыкшему жить сложно: «Смотрите, как все просто!» И, чтобы понять это житейское противоречие, Гришковец-филолог совершает (каждый раз заново!) путешествие в смыслы слов, добывая их с фанатичным упорством старателя-золотодобытчика. И добывает! Иначе как объяснить, что в нашей, с публично вынесенным приговором - НЕ ЧИТАЮЩЕЙ стране, слушатель Евгения Гришковца слушает, слышит и понимает донесенное до него послание: «Остановись, Человек! Прислушайся к Сердцу!»?
Человек умен, он умеет много чего: строить небоскребы, летать в космос, делать умопомрачительные научные открытия, но при этом сердечным умом не богат. А без сердечного ума – беда. Евгений Гришковец светит в глубины собственного «Я» и высвечивает бездны человеческой вселенной, которая есть у каждого, но не всеми освоена. Чтобы осваивать свою вселенную, Человеку нужно немало мужества.
Как человек, Евгений Гришковец проживает свой роман с жизнью, как писатель, внимательно, как ученый, осваивает неизведанные глубины человеческого космоса. Ему интересен Человек во всех своих человеческих проявлениях, но в первую очередь своими качествами роста. Тогда и слово «просто» обретает особый смысл – от «роста».
О предназначении возрастания писали в России самые великие писатели – Толстой, Чехов, Бунин. Евгений Гришковец – богатый наследник русской литературы и русского театра. «Переживание», а не «выживание» ставили наши великие предшественники в основу своего творчества. А кричать или шептать о смыслах бытия – это уже другая история. Лишь бы услышали.
Свидетельство о публикации №117041111433